Наталья Андреевна Самсонова "Есть ли жизнь после отбора"

– Я хочу верить, что это моя завершающая потеря силы, – уклончиво отозвалась я. – Колдун из Тамитиканы так и сказал: ждите, само пройдет.

– Положим, не совсем так, но суть передана верно. Что ж, тогда прошу на бок высокоскоростного бассет-мобиля.

Поперхнувшись смешком, я запрыгнула на увеличившегося в размерах Гамильтона. Не представляю себе этот «скоростной мобиль», но хочется верить, что он лучше, чем порох, про который мне также рассказывал мой компаньон-путешественник.

Луна медленно продвигалась по небосклону, подсвечивала острые травинки и укутывала выбеленные ветром останки тварей в густой тени.

«Еще немного, и рассветет, – пронеслось у меня в голове. – Звезды уже едва видны».

– Ох ты ж, – буркнул Гамильтон и остановился так резко, что даже у меня челюсть клацнула.

Гиблая Роща началась неожиданно. Она темнела где-то впереди и все никак не хотела приближаться. Мы проскакивали мимо одиноких кустов и тощих изломанных деревьев. Проскакивали-проскакивали и оказались перед буреломом.

– Возьмем левее, – буркнул Гамильтон, – там, кажется, есть проход.

«Проходом» оказался кусок старой тропки – очевидно, эта дорожка когда-то вела к Храму. Пусть не подъездная аллея, но все же мощеный путь. Путь, устоявший перед Рощей.

Игривая луна, скользя за нами следом, посеребрила огромную паутину, в центре которой застыл выцветший бумажный журавлик.

Говорят, были те, кого не успели эвакуировать.

Говорят, их объявили «нечистыми» и запретили им пересекать границы.

Говорят… Правду говорят на самом деле. Именно тогда Окраины откололись: мы приняли попавших под удар людей к себе. Чтобы через столетие вернуться под руку Правителя на своих условиях.

Почему? О, потому что окраинные мастера пришли отсюда. Здесь они жили и творили до тех пор, пока не оказались под ударом. Именно поэтому ни один из мастеров не захотел покидать Окраины: прощение – сложная вещь.

– Тебя никогда сюда не тянуло? – с интересом спросил Гамильтон.

– Нет, – честно сказала я. – Как так вышло, что я мастер окраинной стали – неизвестно. Хочется верить, что папа…

– Барон был твоим отцом, а твоя мать так до сих пор твоя мать, – проворчал Гамильтон. – Я такие вещи чую даже не носом, а… Не знаю чем. Но никогда не ошибаюсь.

Медленно выдохнув, я чуть повеселела. На самом деле, хоть я и не позволяла себе задуматься, но… Среди Фоули-Штоттен не было мастеров окраинной стали!

«Или они брали другие фамилии, – пришла неожиданная мыслишка. – Может, мастер Дейтор не просто друг, а брат моего отца? Тогда становится понятно, отчего они настолько друг другу доверяли».

Шаг за шагом мы вышли к Храму. Я бросила несколько поисковых импульсов и невольно отметила, что силу черпаю из ожерелья.

– Впереди справа странный отклик, – шепнула я.

Мертвая тишина Гиблой Рощи давила на уши. Каждое движение, тщательно выверенное, отработанное, отзывалось сотней шорохов. Или мне это только казалось?

Наверное, казалось, ведь к черным сборщикам мы смогли подобраться незамеченными…

Впервые в жизни мне довелось увидеть их за работой. Трое мужчин быстро и слаженно разделывали тушу огромного такпачи. Лунного света была недостаточно, и мне на мгновение показалось, что это грамрл. Из-за змеиного хвоста, не иначе. Однако же уже в следующую секунду я увидела огромные витые рога и опознала такпачи. Знатная добыча – стружка для сильнейших ядов, от которых до сих пор нет антидота. Шкура на антимагические ремни и внутренности для нескольких, безусловно запрещенных зелий. Потянет не несколько тысяч монет.

«Полагаю, они будут сражаться не за свои жизни, а за добычу», – хмыкнула я про себя.

И немного успокоилась: таинственный свет был объяснен довольно обыденным явлением. Увы, черные сборщики как муравью: только вроде уничтожил муравейник, ан нет, вон он, под спелой сливой!

Весь вопрос в том, что делать: уйти и передать информацию бойцам, защищающим границы? Остаться и вступить в бой? Пленить и доставить в крепость?

Уходить нельзя. Уйти означает обречь на смерть больше сотни человек: рога большие, яда получится предостаточно.

Но что я могу? Меня не учили сражаться с людьми, только с тварями…

Гамильтон рядом, прижимается ко мне всем телом и молчит. Правильно, разговор может привлечь к нам внимание, а это сейчас лишнее.

И тут в голову приходит непрошеное воспоминание о том, как я создавала ту вилку, что забрал себе Гамильтон. Мысль еще не успевает оформиться, как мир принимает решение за меня.

Не выбрала вовремя? Теперь выберут за тебя…

Один из сборщиков неудачно потянул за рог, и тот надломился, испустив из себя яркую световую вспышку. Она не ослепила нас с Гамильтоном, но несколько бликов проскочили по шитью моего корсета. По пристегнутому к бедру клинку. По… Да какая разница, главное, что мы оказались на виду!

«…!» – промелькнуло у меня в голове, когда я перекатом уходила в сторону от чего-то, брошенного со стороны сборщиков.

И не зря уходила! В землю, где мы с Гамильтоном лежали секунду назад, ударил флакон, из которого выплеснулось яркое пламя.

– Варм, что там? – свистящий шепот одного из сборщиков вспорол тишину.

– Тварь какая-то, – ответил тот, что так неудачно вытянул рог такпачи.

– Повезло, – хохотнул кто-то из темноты. – Убивай аккуратно, а то опять не разделаем.

Варм неловко потер шею и посмотрел вправо и вверх. И оттуда пришел ответ от четвертого члена группы:

– Нам вдвойне повезло. Не тварь, а баба молодая. И навар, и развлечение!

Они разом сбросили напряжение, захохотали, а Варм, бросив осколок рога на землю, направился к камню:

– Цып-цып-цып.

Скрываться дальше не имело смысла, и я, задвинув поглубже страх и неуверенность, встала. Выпрямившись, коротко произнесла:

– Не баба.

– Так оно и лучше. – У Варма оказались гнилые зубы и на редкость противные мелкие глаза. – Оно и лучше, да. Это что?!

А я знала, что он видит: за моей спиной возвышался огромный, донельзя сердитый Генерал Пес. Страх, свернувшийся на дне души, заполошно пискнул и растаял. Нельзя бояться, когда есть такая защита.

– Ничего, – цокнул Варм, – и не таких валили. Эй!

Одно заклятье, и вокруг сборщика формируется мой лучший, мой коронный сферический щит! Родственник того, каким меня укутывал Кристоф, но… Переучить меня невозможно, и потому мое заклятье защищает меня от того, что заключено внутри.

Раз-два, и двойка сборщиков тоже в сфере – все это заняло меньше минуты. Хотя мне казалось, что прошла целая вечность!

– Идиотка! Ты разбудила его!

Кто бы ни скрывался справа, он решил убежать. Бросил своих товарищей, хотя присущи ли сборщикам хоть какие-то человеческие качества?

– Они что, молятся? – недоуменно спросил Гамильтон, не торопившийся уменьшаться в размерах.

– Сама удивлена, – оторопело ответила я, увидев, что и Варм, и два его дружка стоят на коленях и раскачиваются из стороны в сторону. Надо бы поймать их товарища.

Гамильтон к чему-то прислушался, а после с легким оттенком грусти произнес:

– Не надо. Он ушел недалеко – я слышал звук рвущейся плоти и хруст ломающихся костей.

Раздавшийся следом оглушительный рев едва не заставил плакать и меня. Как же так?! Почему никто об этом не знал?!

– Хватун, – мрачно вздохнул Гамильтон, – почему никто об этом не знал? Можно было назвать рощу не Гиблой, а, я не знаю, хватунской. И всем было бы все понятно.

– Почему его не разбудили мои поисковые импульсы?

– Потому что вокруг Рощи выставлена защита от внешней магии, дура, – радостно оскалился мой компаньон.

– Чего?

– Это я по губам читаю, – оскалился Гамильтон. – Если нам суждено умереть, то я в целом был удовлетворен годами, проведенными с тобой.

Моргнув, я перевела все это с песьего на человечий, а после пылко произнесла:

– И я тебя люблю! Сильно-сильно!

Гамильтон, шумно вздохнув, боднул меня головой в плечо, и, надо признать, я едва устояла на ногах.

– Надо убрать этих, – он кивнул на мои защитные сферы, – и знаешь, если ты планируешь сделать из них столовые приборы… Подари Тине и Марону.

Коротко рассмеявшись, я влила в щиты еще немного силы и левитировала сборщиков в сторону, под прикрытие деревьев.

– Он доел, – сдержанно оповестил меня Гамильтон. – Уходи к храму. Арбалет с тобой?

– Разумеется, – мой голос дрогнул.

Я не могла не понимать, о чем говорит мой компаньон. И это пугало. Хотелось возразить, придумать некий лучший план, но… Во-первых, у Генерала была прорва опыта. А во-вторых, другого пути нет. Пока Гамильтон держит хватуна на расстоянии, я смогу нашпиговать тварь ледяной сталью.

Вот только раны, нанесенные хватуном, неисцелимы. Вот только магия на хватуна не действует. Вот только…

– Я не могу даже посчитать, во сколько раз я тебя старше, – буркнул Гамильтон.

– Замолчи, – огрызнулась я, утирая слезы, – это, знаешь ли, ни разу не аргумент.

– Он приближается…

Остаток фразы Гамильтона потерялся в оглушительном рёве. Тварь вновь взяла след и сейчас стремительно неслась к нам.

Взлетев по ступеням храма, я толкнула покосившуюся дверь. Нет времени подниматься выше, искать окно или балкон. Я просто встану здесь, в глубокой тени.

Подготовить арбалет дело нескольких секунд. У хватуна нет уязвимых мест: его длинное тонкое тело покрыто плотной броней, пробить которую может лишь ледяная сталь.

Торжествующий рев: он близко.

Гамильтон, стоящий в центре открытого пространства, на мгновение припадает к земле, чтобы после подняться на лапы Генералом. Грудину, живот и спину прикрывает пластинчатый доспех. На шее железный ошейник, щерящийся на мир длинными острыми иглами. И не узнать холодный блеск ледяной стали невозможно!

«– На хватуна ходят отрядами в десять-двенадцать человек, – прозвучал в голове голос дядьки Митара. – Хорошо, что эти твари редко у нас появляются.

– Значит, встретив хватуна, разведчик должен сбежать? Чтобы предупредить? – спросила я и поерзала на скамейке, пока тетушка Тария заплетала мне волосы.

– Встретив хватуна, разведчик должен оставить метку и умереть в бою, – вздохнул дядька Митар. – Сбежать от этой твари невозможно: длинное тело, сильные задние лапы, позволяющие ему прыгать, и мощные передние, оснащенные не только острыми, с мой локоть, когтями, но и присосками. Тот, кто попал хватуну на коготь, домой не вернется… Ай!

– Она девочка! – тетушка Тария рассердилась. – Ей в куклы играть надо, а вы устроили тут!

– У барона других детей не будет, – скупо бросил дядька Митар. – Пойдешь со мной на полигон?

– А можно?! – Моему восторгу не было предела.

– Нужно, – усмехнулся дядька Митар».

Короткое, пропитанное луговым медом воспоминание пришло и тут же ушло.

Митар о многом умолчал. Например, он не сказал о том, что тварь прыгает. О том, что присоски выстреливают из ее лап.

«Не спи».

Выстрел.

Визг. На один глаз меньше.

Перезарядить.

Выстрел.

Промах, будь ты проклята, Вильгельмина.

Сдавленный рык Гамильтона: тварь задела его когтем, но крови, слава богам, нет.

Перезарядить.

Выстрел.

Есть попадание – одной лапы тварь лишилась.

Перезарядить и…

– Мина, уходи!

Тварь летит ко мне. Я вскидываю арбалет, выцеливаю горящий ненавистью и страхом глаз и… Руки наливаются теплотой, пальцы немеют, и арбалет, выпустив стрелку в молоко, медленно-медленно падает вниз.