– Не переживай, я обеспечу тебя новой.
– Ты что, таким мудрёным образом приглашаешь меня на завтрак?
– Нет. Ты ведь ясно дала понять, что между нами ничего не может быть. Поэтому я приглашаю тебя обсудить одну интересную и важную для тебя тему. А завтрак просто прилагается.
– Признайся: ты просто хотел спасти меня от этого стрёмного омлета, – прищурилась я.
В ответ Конан лишь широко заулыбался. Более красноречивого ответа он не смог бы придумать.
Уже спустя пятнадцать минут мы оказались в том же ресторане, в котором обедали накануне, за тем же столиком. Конан взял себе тосты с ветчиной, салат и чай, я взяла себе тосты с рыбой, салат, вафли с мороженным и молочный коктейль. Сегодня я обратила внимание и на цены в меню, и на пустующие в этом заведении столики.
– Откуда у тебя столько денег, чтобы позволять себе не только питаться в подобном месте, но и угощать кого вздумается? – уже после того, как покончила с вафлями, решила начать разбалтывать собеседника я. – Ты внук Ригана Данна – в этом дело?
– Ты меня только что унизила. И это после того, как я тебя покормил.
– Что, ты не “любимый внучек” знаменитого деда? В любимчиках у него Айзек?
– В любимчиках у него как раз я. Но у нас не такие отношения. Свои деньги я зарабатываю самостоятельно.
– И каким же образом?
– Один новоприбывший в этот город стоит тысячу монет. На тысячу монет я могу прожить три месяца в роскоши или полгода в усреднённых условиях. Мы с Айзеком только что привели в город группу из одиннадцати человек. Каждый из нас заработал одиннадцать тысяч монет. По сути, я могу не работать следующие пять лет и при этом вполне комфортно себя чувствовать.
– То есть ты сейчас угощаешь меня за деньги, которые заработал на мне же?! – на моих губах заиграла удивлённая ухмылка.
– Нет, Джекки. Ты сейчас ешь здесь только потому, что я привёл тебя и твоих близких в этот город.
– То есть я должна быть благодарна тебе до скончания своего века?
– То есть ты можешь просто попытаться не быть такой занозой.
– Забудем про занозы. Отмотаем назад. Ты сказал, что за нас вы с Айзеком получили по одиннадцать тысяч монет каждый. То есть сумма за новоприбывших не делится на всех добровольцев, нашедших и приведших людей в город, а умножается на их количество?
– Именно.
– Звучит недурно.
– Вот только есть один нюанс: искать выживших в одичавших землях – всё равно что просеивать речной песчаник в надежде найти в нём золото. В округе выживших физически и при этом не выживших из ума людей практически не осталось. Случаются иногда прохожие. Но чаще всего вылазки не приносят плодов и, бывает, заканчиваются трагически – добровольцы зачастую не возвращаются в город из одичавших земель. Становятся жертвами трапперов, слетевших с катушек Неуязвимых или Уязвимых, или самой природы.
– А вот это уже звучит опасно, – я слегка приподняла брови. – Хорошо, я поняла, что ты при деньгах благодаря своим заслугам, а не заслугам своего деда. Скажи мне лучше, что за вопрос ты хотел со мной обсудить, ради которого вытащил меня из навевающей упадническое настроение столовой?
– Вы новоприбывшие, поэтому вам выделено некоторое время для акклиматизации, но в ближайшее время вас всех определят на работу.
– Определят? – а вот на этом моменте мои брови придвинулись к переносице. – То есть мы не можем самостоятельно выбрать себе дело, которым хотели бы заняться?
– Реалии постапокалиптического мира: ты делаешь то, что полезно, а не то, что тебе хочется.
– А вдруг понятия “полезно” и “хочется” совпадают? В таком случае я могу заняться тем, чем хочу?
– Подобная вольность возможна только по рекомендации высших чинов. – При этих словах он с интересом прищурился. – А ты что же, уже знаешь, чем хочешь заняться?
– Ну, знаешь, ты очень вкусно прорекламировал добровольческие отряды, – я поставила предплечья на стол и слегка пригнулась вперёд, таким образом заглянув собеседнику прямо в глаза.
– Работка не из лёгких.
– Ты забыл с кем разговариваешь? – повела одной бровью я. – Я бы справилась, вот только у меня нет ни одного знакомого среди высших чинов, который мог бы дать мне рекомендацию на должность добровольца.
Пятисекундная пауза, давшая свои плоды.
– Я переговорю со знающими людьми. Возможно, у меня получится что-то сделать с твоим безумным желанием. По крайней мере, ты сможешь себя испытать.
Для меня услышанное было смешным: я десять лет прожила вне этого отполированного города – что он, в конце концов, думает обо мне? Что мне повезло? В таком случае, он очень крупно ошибается на мой счёт. Везение в моей истории выживания хотя и присутствует, всё же большая доля в ней отведена крови и поту.
– Ты что же, из высших чинов? – наконец хмыкнула я.
– Я командир одного из самых успешных отрядов добровольцев.
– Твой отряд состоит всего-то из тебя да Айзека.
– Важно не количество – важно качество. И, кстати, вернёмся к информации о том, что я, как ни крути, но всё-таки являюсь одним из двух внуков Ригана Дана, – это утверждение он произнёс со странной интонацией, будто не очень-то желал ассоциировать себя со своим знаменитым дедом. – Он хочет познакомиться с кем-нибудь из последней пришедшей в город группы новоприбывших. Одиннадцать спасённых человек – это большое достижение, которого не случалось в истории города со времён первого года после Первой Атаки. Будешь представительницей вашей группы?
Так вот о чём он на самом деле хотел со мной поговорить: знакомство с президентом Подгорного города. С его дедом. Хм…
– Почему ты не предложил это знакомство кому-нибудь другому? Мускулу или Рейнджеру, например. На первый взгляд, они выглядят посолиднее меня.
– Ты интереснее.
От услышанного я едва не сорвалась, чтобы отвести взгляд в сторону, но всё же удержалась от импульсивного позыва. Как и удержалась от вопроса о том, интерес какого именно рода и характера я вызвала конкретно в нём. Скорее всего, я знала безошибочный ответ на этот вопрос. Нравится ли мне этот ответ? Это уже другой вопрос.
Глава 8
– Жаклин Киттридж! – пожимая мою руку, неожиданно безошибочно назвал моё имя Риган Данн ещё до того, как я успела представиться ему.
Старик оказался моего роста, полностью седой, с ухоженной, короткой белой бородой и строгими чертами лица. Одет он был в классический чёрный костюм, на ногах у него были начищенные до блеска туфли.
– Просто Джекки, – я улыбнулась, смотря в вызывающие доверие, ярко-голубые глаза того, кто всегда был готов встретить меня на каждом шагу в этом городе голубым свечением с экрана.
Мы с Конаном поднялись на верхний этаж и вскоре оказались в президентском крыле, в котором было много отполированной деревянной отделки и красных ковровых дорожек. Кабинет президента располагался в самом конце коридора и вход в него был украшен позолотой, но самое главное украшение этого помещения было скрыто внутри: панорамное окно занимало половину западной стены и открывало взору пейзаж такой красоты, что у не привыкшего к такому зрелищу человека могло перехватить дыхание.
– Конан очень скрытен, отчего не много рассказывал мне о вас, поэтому я решил познакомиться с представителем вашей группы лично, – с этими словами старик Данн улыбнулся Конану, стоящему у меня за спиной.
– Оу… Ну, я не то чтобы представитель группы…
– Одиннадцать спасенных человек, надо же! – Не услышав моего замечания, президент с гордостью хлопнул Конана по плечу. – Это неоспоримый рекорд последних девяти лет. – Он снова перевёл взгляд на меня. – Как вам наш город, Джекки? Нравится ли он Вам?
– Да, – коротко ответила я, пытаясь понять свои смешанные чувства. Наверное, они смешались из-за того, что прежде чем познакомиться с этим влиятельным человеком, я успела составить о его личности смутное представление из тех крупиц, которые невольно насобирала из старых и новых телеэкранов, но это моё преждевременное представление неожиданно не совпало с увиденной реальностью. Передо мной стоял очень улыбчивый и кажущийся открытым нараспашку, пожилой человек. Этот образ никак не вязался с образом трафаретного политика.
– Вам тоже нравится эта величественная панорама? – словив мой взгляд на открытой для обзора стене, бодро поинтересовался президент.
– Вы Неуязвимый? – бесцеремонно поинтересовалась я, лишь спустя секунду поняв, что, наверное, вопрос прозвучал слишком прямо в лоб. Однако старика моя прямолинейность, похоже, вовсе не смутила, что сразу же принесло в его копилку ещё один положительный балл.
– Нет, к сожалению, я не воздушный, – блеснул белыми зубами старик. Я сразу же вспомнила свой вчерашний разговор с Конаном: “воздушный” значит “Неуязвимый”. – Понимаю, чем вызван Ваш вопрос. Вы знаете, что наших Уязвимых спасает от сильных болевых приступов во время Атак глубина, на которой находится наш город. В таком случае панорамное окно, да ещё на такой высоте, должно было бы ежедневно истязать меня.
– Но оно не истязает Вас? – в удивлении приподняла брови я.
– Видишь ли, Джекки, я продвинутый Уязвимый.
– Что это значит? – я искренне не понимала.
– Это значит, что являясь Уязвимым, мой дед не испытывает таких сильных мук, которые испытывают обычные Уязвимые, – не особенно воодушевлённо ответил за старика Конан.
– Вернее будет сказать, что Атаки для меня практически бесчувственны, хотя не полностью, как для Неуязвимых. Я чувствую примерно десять процентов дискомфорта из ста отведённых Уязвимым.
– Но… Как это возможно? – теперь в моём голосе засквозило неприкрытое недоумение. – И как много в городе таких не подверженных Атакам Уязвимых?
– Я единственный, – не без гордости в тоне ответил старик. – Из-за этой моей “особенности” многие люди считают меня избранным, посланным спасти Уязвимых от отведённых им несправедливых страданий, что, впрочем, недалеко от правды, ведь на протяжении последнего десятилетия я спас столь многих людей: обратил военную базу в город и вдохнул воздух в его пока ещё слипшиеся лёгкие новорождённого. И всё же правда заключается не в моей фантастической избранности, а в моей воле. Каждый день с самого момента Первой Атаки я проводил время в этом кабинете у этой панорамы и принимал брошенный мне природой вызов – я день за днём переживал боль, чтобы однажды подавить и приручить её. Я просто смотрел своей боли в глаза, не сдался ей и, в итоге, стал сильнее от неё, сильнее её самой.
Его слова звучали по-военному восторженно.
– Это вовсе не может быть простым, как вы утверждаете, – мотнула головой я. – Там, вне этого города, всё ещё живы многие тысячи Уязвимых, ежедневно сталкивающиеся с вашей проблемой – с Атаками, которые они не могут контролировать и тем более не могут их приручить.
– Кто-то должен быть первым, чтобы появились вторые, третьи, десятые, – улыбаясь, доверительно заглянул мне в глаза старик, и золотистая брошь на его вороте вдруг подмигнула мне блеском. – Однажды я смогу научить и других Уязвимых жить без животного страха перед Атаками. Я сделаю всё возможное, чтобы люди вновь смогли свободно жить на поверхности. Если я смог контролировать свою реакцию на Атаки, значит и другие, более молодые и энергичные поколения, смогут этого добиться, смогут подчинить себе Атаки.
– Ваши мечты глобальны, – заметила я.
– Все надеятся на то, что Атаки однажды так же резко прекратятся, как начались, и тогда люди вновь смогут спокойно жить на поверхности земли. Я же не жду поблажек от природы или чуда свыше. Я хочу, чтобы люди не теряли времени, чтобы светлое будущее было нашим настоящим.
– Президент позаботится о нашем безопасном будущем? – с улыбкой процитировала слова с рекламного баннера я.
– Именно, – мгновенно просиял мой собеседник. – Как же это удивительно, что такие молодые люди вроде Вас, Джекки, понимают философию такого старика, как я. Это значит, что я ещё не износился, что у меня ещё есть время сделать свой вклад ради Вас, ради вашего поколения, ради человеческого будущего.
Передо мной стоял удивительный человек. Его жизнь была на исходе и всё же он этого словно не замечал – он грезил о будущем так, будто собирался жить вечно.
Ещё несколько минут Риган Данн рассказывал мне о том, сколь многого он смог добиться в своём стремлении спасти человечество и сколь многого ещё успеет достигнуть всего лишь за ближайшее десятилетие. Он говорил о мечтах сотен тысяч, а может даже миллионов выживших не только в Подгорном городе, но и за его пределами, и говорил он о них так, будто они были не мечтами вовсе, но осуществимыми уже в скором будущем целями. Он был способен подарить надежду одним только своим примером: Уязвимый, покоривший Атаки одной только силой воли. Его было интересно слушать, и только в конце нашей встречи я заметила, что его слушала только я. Отошедший в сторону Конан отстранённо смотрел в панорамное окно и, кажется, своими мыслями пребывал где-то совсем далеко, возможно за теми низкими облаками, которые он рассматривал. Интересно, каково это – являться внуком человека, безраздельно взвалившего на свои плечи ответственность за судьбу целого человечества? Наверняка Конан безгранично гордится своим знаменитым дедом, его уже свершившемися достежениями и его идеей о возвращении человечеству земной поверхности, а также его безудержным рвением превратить свою идею в реальность. Я бы на его месте гордилась таким необыкновенным родственником. А ещё всерьёз переживала бы за здоровье старика, судя по всему работающего буквально на износ. Ведь старик Данн и Айзек – единственные оставшиеся у Конана близкие люди. Что он чувствует, наблюдая за тем, как его дед ежедневно кладёт свою жизнь на алтарь служения своему народу? Чувствует ли, что поминутно теряет его?..
В конце встречи, когда Риган Данн сообщил, что ему пора обсудить некоторые организационные вопросы со своими советниками, Конан попросил меня спуститься на этаж ниже и подождать его у лифтов. Я отнеслась к этой просьбе с пониманием. Конан хотел поговорить со своим стариком наедине, хотя времени у того, судя по его спешке, оставалось немного. Что можно сказать за считанные минуты своему старику, прежде чем он в очередной раз вступит в бой за светлое будущее тысяч доверенных ему жизней? Едва ли это что-то, что сможет его остановить. Но стоит ли останавливать того, кто не умеет стоять?
Глава 9
Стоило мне выйти из лифта на среднем этаже, как моё внимание сразу же привлекло то, что по уровню потерянного в прошлом мире кайфа я поставила на пьедестал выше горячего шоколада: музыка. Музыкант стоял в двадцати метрах перед лифтами и играл на гитаре бодрую мелодию столь искусно, что я невольно заулыбалась. Поэтому меня удивило, что я стала единственной, кто подошла к нему и остановилась рядом: остальные прохожие обходили его стороной, словно боялись подцепить от играющего проказу. Пара человек бросили мелочь в установленную перед артистом чёрную шляпу, но сразу же поспешили прочь. Я же просто стояла напротив и широко улыбалась, не веря своим ушам: настоящая, живая музыка! Красивая, уверенная, исполняемая мастером своего дела… Меня определённо точно накрыл восторг. Музыкант же, с головой погруженный в свою игру, казалось, не замечал меня вовсе. На вид было сложно определить возраст этого мужчины: отросшие до плеч, жёсткие волосы цвета грязной соломы, легкая небритость, поджарость и отстранённость в бегающем голубоглазом взгляде. Старше тридцати, но на сколько – не понять: то ли ему только тридцать, то ли уже все пятьдесят.
Резко и совершенно неожиданно оборвав свою игру, мужчина вдруг посмотрел на меня в упор, хотя до сих пор делал вид, будто не замечает меня. Я же, продолжая улыбаться до ушей, сама того не ожидая от себя, вдруг решила похлопать в ладоши:
– Прости, у меня в карманах пусто, так что только аплодисменты.
– Внимание – высшая награда для творца, – с этими словами музыкант резко нагнулся и, подняв с пола шляпу, пересыпал заработанные честным трудом монеты в свою руку, облачённую в перчатку без пальцев. – Ты из новоприбывших?
– Откуда знаешь? – прищурившись, я спрятала руки в карманы.
– Легко догадаться.
– Как?
– В отличие от местных, ты не стараешься обойти меня – лезешь на рожон, – с этими словами мужчина прошёл мимо меня по направлению к лифту. Сама не понимая зачем это делаю, я вдруг последовала за ним.
– И что же в этом такого? Я просто остановилась послушать твою игру.
– Я из фундаментального яруса. Музыкантам запрещено играть на среднем ярусе, чтобы не отвлекать людей, занятых жизненно важными делами.
– Но музыка – это жизненно важно.
– Прекрасно, что ты так считаешь, сладенькая, но плохо, что не все в этом месте разделяют твою позицию, – с хрипотцой отчеканил мужчина, пока я пыталась вспомнить о том, что такое “фундаментальный ярус”. Конан рассказывал только про три яруса города: верхний – сливки, средний – посредственный, нижний – отстойник. Про фундаментальный ярус он ничего не упоминал. – Таких как я за нелегальную игру на среднем ярусе вяжут добровольцы, отвечающие за местный правопорядок. Один раз сыграешь и попадёшься – месяц будешь отрабатывать свою дерзость на общественных работах.
– Может, стоит получить разрешение? Какую-нибудь лицензию, позволяющую играть на среднем ярусе?
– Таких здесь не водится. Играть разрешено только внизу.
– Но ты всё равно играешь здесь.
– Здесь публика побогаче, – с этими словами мужчина продемонстрировал мне крупную монету, которую перед этим достал из шляпы. – За эту штуку я смогу неделю сытно питаться. Риск оправдан. Сечёшь?
– Секу, – прикусила нижнюю губу я. Я прекрасно знала, что такое риск и что есть его оправданность.
Двери лифта распахнулись перед нами, из них сразу же вывалилась пёстрая толпа. Пропустив её музыкант зашёл в лифт и вдруг зажал кнопку, явно придерживая спешащие закрыться двери. Наши взгляды встретились, но я так и не поняла намёка.
– Чего стоишь, раз сечёшь?
– М?.. – одарила непонимающим взглядом своего нового знакомого я, при этом спрятав руки за спину и слегка вытянув шею вперёд.
– Поехали уже. Покажу тебе одно место, в котором люди думают примерно твоими мыслями. Тебе должно понравиться.
Не задумываясь о последствиях своего спонтанного решения, я вдруг поспешно шагнула в лифт, как раз в тот момент, когда один из соседних лифтов выплюнул из себя очередную пачку пёстрой городской толпы.
