Анна Владимирова "Обещанная медведю. Вернуть ведьму"

– Ты правда хочешь знать? – обхватила она меня за шею.

– Нет.

И я схватил ее за горло и вцепился зубами в метку, вынуждая ведьму дрогнуть и испуганно задергаться подо мной. Приходилось себе напоминать, что она не планировала попадать снова в мои руки. Что не считала себя принадлежащей мне, а я не успел еще ничего потребовать. Да, ставил метки, но не присваивал. Если признаваться себе до конца, то я надеялся, что меня отпустит. Это страшно, когда женщина так нравится и сводит зверя с ума, вынуждая желать всего. Я рассчитывал насытиться и уж потом решать, что делать с ведьмой.

Но я выучил урок. Придется и ей.

В этот раз я смотрел ей в глаза. Медленно заполнил ее, глядя ей в глаза, и только потом позволил запрокинуть голову и подставить мне шею. Я не спешил больше. Не было необходимости. Будет время объяснить ей, кому она теперь принадлежит и с кем теперь будет спать. Мне нравилось, как ведьма кусает губы, пытаясь сдержать стон, как впивается пальцами в простынь и как дрожат ее ресницы.

Я быстро вынудил ее сдаться. Уселся рядом и, подхватив под бедра, насадил ее на себя. О да! Как же я скучал по ее крику в моей спальне! А обрывки моего имени с ее обезвоженных губ и сжатые колени на плечах – лучшее, что со мной здесь происходило! Хотелось помучить Славу, заставить умолять и выпрашивать большего… Но я не стал. Как только по ее животу прошла первая дрожь, добавил ласки пальцами, и она сжала ноги сильнее, послушно пульсируя и проливаясь мне на руку. Заканчивать пришлось практически без ее участия. Вымотал я ведьму качественно.

– Не могу больше, – только и смогла промычать она, когда я выпустил ее бедра.

По коже прошла волна мурашек, и ведьма съежилась, подтягивая колени к груди.

– Хочешь чего-нибудь?

– Чай там остыл…

Я протер лицо и поднялся с кровати:

– Замерзла?

– Я же не медведь, Горький, – тихо язвила Слава.

Пока она допивала чай, я вытащил из шкафа плед. Вид замотанной в кокон ведьмы пустил, наконец, по телу забытое тепло. Кажется, она уснула сразу же, а я забрал чашку с пола, отнес в кухню и перевел взгляд на стол. На губы выползла усмешка. Настоящая Слава была даже лучше той, которой она пыталась казаться год назад.

– Кумкват, – покачал я головой и протянул руку к тарелке.

Стоило его разжевать, язык защипало от непривычной смеси сладкого эфирного масла и кислой сердцевины. Необычно. А у моей ведьмы причудливый вкус! И действительно – вкусно было запивать это все горячим чаем. Не знаю, сколько я так простоял в кухне с чашкой и кумкватом.

За окном уже посветлело, когда издалека донесся шум приближавшегося автомобиля. Я тихо прошел в спальню, надел джинсы и вышел на крыльцо как раз, когда у калитки раздались стук двери и шаги. Двигатель заглушили.

Забор у меня был не то чтобы низкий, но высоким людям и нелюдям несложно встать на цыпочки и увидеть то, что происходит на веранде. Пришелица, а это была именно «она», судя по парфюму, долетевшему до меня прежде, чем над забором показалась ее светлая макушка, увидела меня, и ее ноздри гневно затрепетали:

– Открывай!

Требовательный тон позабавил.

– Ты кто? – усмехнулся я.

– Подруга Стаси! Открывай! Где она?

– А имя у подруги Стаси есть? – шагнул я с крыльца по дорожке.

– Сюзанна, – недовольно процедила худая блондинка, стоявшая за калиткой.

В серебристой шубке, строгой узкой юбке и лакированных сапожках она могла бы показаться весьма обеспеченной москвичкой на дорогой тачке немалых размеров.

– Русалки ко мне редко заплывают, – оскалился я, преграждая ей путь во двор.

– Слышь, ты, оперуполномоченный, – перешла она к угрозам, вздернув тонкий нос. – Я тебя предупреждаю: не отдашь мне сейчас Стасю, от тебя останется только «моченный».

– Наслышан о ваших способностях, – кивнул я. – Если бы ты еще вчера предложила свои услуги, я был бы на грани согласиться. Но сейчас – нет. И Стасю я тебе не отдам. Слишком долго я ее искал.

– Вот это совпадение! Я тоже ее год искала! И тоже не желаю терять, – сложила она руки на груди. – Что делать-то будем?

– Что угодно, только не будить, – поднял ладони примирительно. – Она спит.

– Откуда мне знать?.. – начала было русалка недоверчиво.

– Ну так пойди посмотри, – повел я рукой, приглашая войти.

– Если ты думаешь, что я не смогу за себя постоять… – начала было недовольно она, но я только закатил глаза и направился в дом.

– Лающая русалка не кусает – так у нас говорят. Стоять за себя тебе не придется. Если первая не полезешь.

Она стучала следом на каблуках:

– Я просто не хочу войны!

– Так и я не хочу. Слава спит. Можешь убедиться и ехать домой.

– Не держи меня за дуру, а?! – взвилась нечисть позади. – Ты ее похитил! Зубы не заговаривай!

– Не твое это дело. – Я обернулся у двери в дом. – И отчитываться перед тобой я не буду. Но и войны тоже не хочу. Если ты ее подруга – так и оставайся ей. Не много вокруг Славки друзей водилось последний год, как я посмотрю.

Наши взгляды встретились, и ее согласно дрогнул.

– Ну и что ты намерен делать?

– Холить, лелеять… Она – моя избранная. И прекрасно об этом знает.

– А то, что не просит она этой избранности? – Русалка уперла руки в боки.

– А чего просит? – потребовал я, хмуро глядя ей в лицо. – Замуж за инспектора? Жизни в бегах? Любимую мамочку, которая окунула дочку в дело по уши, и теперь ей тюрьма грозит? Я – ее единственный шанс не сесть. Никуда.

Русалка закатила воспаленные глаза к небу:

– Тебе стоило дать ей уехать. Если действительно желаешь ей добра…

– Сбежать? – усмехнулся я. – Ты серьезно? Бегать всю жизнь – это добро?

– Но если уже ничего не сделать!

– Сделать, – перебил я ее. – Если не можешь ей помочь – просто не мешай тому, кто может.

– Ну и какой у тебя план? – нахохлилась она.

– Кофе могу сделать. Будешь? – Нечисть сжала узкие бледные губы в полоску, но согласно кивнула. – Только тихо, – предупредил я.

– Да поняла я! – взвилась она шепотом.

– Сапоги сними.

– Уже!

Я прошел к спальне и закрыл двери под напряженный взгляд русалки. Та вздохнула напряженно, но послушно проследовала за мной в кухню.

– Рассказывай, что знаешь, – приказал я, отодвигая для нее стул.

Та вздернула тонкую светлую бровь, зло усмехаясь. Глаза ее потемнели. Чернота поползла от радужки на белки, будто кто-то капнул на них чернила. Жуткое зрелище. Я не стал досматривать, отвернувшись к кофеварке:

– Не напрягайся. Я должен знать как можно больше.

Хотя будь я на месте гостьи и с ее убеждениями на мой счет, пришел бы к выводу, что проще завалить мешающий объект. Но тут все зависит от привязанности Сюзанны к Славе, потому что убить меня непросто, да и потом хлопот не оберешься.

Видимо, русалка пришла к таким же выводам.

– Я год ее не видела, – услышал я. – Она просто пропала. И мать ее тоже не знала, куда именно. Ну, с ее слов, по крайней мере.

Когда я обернулся с чашкой, Сюзанна сидела уже с нормальными глазами.

– Ничего я о ней не знаю такого, что бы тебе помогло.

– А с замужеством как вышло?

– Тут просто все, – вздохнула она. – Дай соли, пожалуйста. Уже не успею позавтракать, придется мчать на работу сразу.

Я достал тарелку, единственную пачку розовой соли, ложку и поставил это все перед ней.

– Спасибо.

– Ты рассказывай, – напомнил я.

Просто так наблюдать процесс поедания соли ложкой в своей кухне я не собирался. Русалка бросила одну в кофе и принялась размешивать:

– Мать устроила Стаське выгодное замужество. Но то, что это просто очередная подстава – не сомневаюсь. У Стаси не стало дара. А я думаю, что мать продала ее как вполне функционирующую вещь, понимаешь? Значит, выгода там какая-то быстрая. Она отдает дочь, а ей что-то дают сразу. Потому что когда инспектор поймет, что ведьмин дар на нем не работает, страшно представить, что будет…

Сюзанна не воспользовалась тарелкой. Отпила кофе и запустила ложку прямо в банку соли.

– Ее дар разве работает на ком-то, кроме нее самой?

– Если заставить ее захотеть то же благо…

Она задумчиво посмотрела на меня и облизала ложку. Издевалась. Знак неприятный, но в целом хороший. Бессильная злоба русалки говорит о том, что сильной она не располагает. Но это не точно.

– …Тебя вот она обвела вокруг пальца ради матери. Я говорила ей тогда не лезть, но это же мать. – Русалка скривилась, качая головой. – Мне теплокровных в этом вопросе сложно понять, ты же знаешь…

Это точно. У хладнокровных с чувствами проблема. Они привязываются очень редко. А родителей любят и того реже.

– …Я бы скорее переломала ей ноги, чтобы она никуда не пошла, а потом с любовью реабилитировала… – И она виновато мне улыбнулась. – Я хирург-травматолог.

Просто дурдом какой-то. Как Славу угораздило подружиться с этой психопаткой? Русалки были такими через одну. Болезненные привязанности, ревность, преследования. У меня только за последний год четыре дела с их участием. А скольких их жертв не нашли вообще – сложно сказать. Этим надежно утопить ничего не стоит.

Славина дружба с русалкой меня беспокоила. Она не могла не знать, что привязанность русалки опасна. Что это? Надежная гарантия, что тебя избавят от страданий с любовью? Или ей хотелось чувств хоть от этой холодной рыбины? Предполагать можно много всего, но здоровой такую дружбу все равно не назовешь.

– Еще есть чем поделиться?

– Ты ее угробишь, опер. – Сюзанна запустила палец в соль и облизала. – Твои методы слишком грубые для такой нежной девочки, как Слава.

– Нежно топить я не умею – это да. Мне проще грубо принуждать жить.

– С тобой, – оскалилась она и кивнула в сторону спальни. – Поговорить дашь с ней?

– Нет.

– И встречаться ей ни с кем не позволишь?

– Сюзанна, я не собираюсь сажать ее на привязь. Выспится и захочет к тебе – отвезу.

– Она же замуж сегодня должна выходить. – Русалка отодвинула соль и поднялась. – И неизвестно, чем этот ваш день закончится. Но я рада была с тобой поболтать. Хотя с большим удовольствием поболтала бы тобой где-нибудь в безымянной речке в Подмосковье.

– Взаимно, – усмехнулся я. – До встречи. Дорогу найдешь?

Она развернулась и направилась к выходу. А я дождался, когда звук двигателя затихнет вдали, и устало опустил плечи. Мне привычно не спать сутками. Заварив себе бодрящего чая, я тихо сходил в спальню, убедился, что моя ведьма спокойно спит, вытащил ее мобильный из кармана джинсов, брошенных в углу в кухне, и уселся за стол.

Шесть утра. Когда чай почти закончился, мобильный у Славы ожил. Подпись у входящего значилась лаконично и черство: «мать». На второй входящий от нее я ответил:

– Горький. Слушаю.

Последовала долгая пауза.

– Кто? – тихо отозвалась, наконец, «мать». – Где Слава?

– Спит.

– Вы кто?

– Тот самый опер, под которого вы год назад подложили дочь ради вещдоков по вашему делу.

Я поднялся и не спеша направился к окну.

– Не понимаю, о чем вы. Где моя дочь?

– У меня. Она не желает замуж за вашего кандидата. Вы в курсе?

– Дай трубку моей дочери! – ударилась в истерику женщина.