Иман Кальби "Одержимые наследники. Аравийская жемчужина. Книга 2"

grade 4,9 - Рейтинг книги по мнению 290+ читателей Рунета

Продолжение волнующей истории о любви, страсти и ненависти молодых, красивых и богатых представителй золотой молодежи современного арабского Востока. Неразделенные чувства, старые обиды и интриги, одержимая страсть и большая, готовая выдержить все испытания любовь… #ОЧЕНЬ ОТКРОВЕННО #ВОСТОК Содержит нецензурную брань.

date_range Год издания :

foundation Издательство :ЛитРес: Черновики

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 14.06.2023

Одержимые наследники. Аравийская жемчужина. Книга 2
Иман Кальби

Продолжение волнующей истории о любви, страсти и ненависти молодых, красивых и богатых представителй золотой молодежи современного арабского Востока. Неразделенные чувства, старые обиды и интриги, одержимая страсть и большая, готовая выдержить все испытания любовь… #ОЧЕНЬ ОТКРОВЕННО #ВОСТОК

Содержит нецензурную брань.

Иман Кальби

Одержимые наследники. Аравийская жемчужина. Книга 2




Глава 1

Анвар

Голова жутко гудела, в глазах двоилось, тело ломало, словно по нему проехался танк… Анвар всегда считал себя физически сильным, как бык… Мог пить алкоголь литрами, не спать сутками напролет, перемещаясь с одной тусовки на другую, но прошедшая ночь ударила по нему, словно гигантский молот, расплющив по земле, на которой он сейчас, еле шевелясь, ползал, пытаясь прийти в себя и понять, где он находится.

Разлепил на силу глаза, увидев, что лежит на пропахшем бараниной красном грубом ковре, какими застилают пол и стены в бедуинских палатках, а потом с нескрываемым удивлением, крутя головой по сторонам, понял, что он и вправду находится в бедуинской палатке… Почувствовал на голой спине сзади чье– то дыхание, чья– то рука опустилась на его голый торс. Резко развернулся и выругался вслух от увиденного.

– Ах шармута (араб.– мат), это что за хара (араб.–  дерьмо)?– даже не поверил своим глазам, потер их руками.

Не помогло. Перед ним лежала старшая дочь Васеля Увейдата. Совершенно голая… И пока его мозг начал панически собирать по осколкам воспоминания вчерашнего вечера и ночи, жгучая волна стыда, раскаяния и сожаления прокатилась по его телу…

Отстранился от нее, поспешно накрыл ее тело какой– то рубашкой, взятой с пола, пока не понял, его она или ее… Зато было понятно другое–  она явно вчера была сорвана в порыве страсти или кайфа, или чего– то там еще, что затопило сознание из– за этой проклятой дури, которую они сожрали… Мадлен беспокойно повернулась во сне, снова оголив свои сочные груди, а Анвар стыдливо отвернулся, словно пытаясь скрыть от самого себя прямое доказательство их близости–  ее идеальное голое смуглое тело…

– Хара (араб.– дерьмо),–  в очередной раз за несколько минут выругался, проведя рукой по растрепанным волосам и снова испытав острый укол головной боли то ли от похмелья, то ли от токсического отравления… Как он мог так вляпаться, как мог так облажаться…

Память безжалостно начала подкидывать ему кадры из прошедшей ночи… Они в машине… Она на нем и по– моему это он сам, инициативно ее на себя затащил… Они на какой– то сумасшедшей вечеринке, под открытым небом, среди пустыни, басы бьют по вискам, они смеются, как одержимые и пьют какое– то пойло прямо из горла и из одной бутылки… Потом опять провал… Гул в ушах… Жмурится, стонет обреченно… Снова всплывающие картинки–  они в палатке… он в ней, на ней, под ней… Грязно, надсадно, пошло… Вот только в голове почему– то не Мадлен, в голове ее младшая сестра… Да, сомнений не было, он отчетливо помнил, как как видел на ее месте желанную красавицу Амаль с нежной улыбкой, трогал ее волосы и вдыхал их аромат, как шептал с упоением «Аммули», погружаясь в узкое тепло своей вчерашней партнерши по преступлению, … Да, именно преступлению… Другим словом это совокупление было не назвать…

Услышал шевеление на их импровизированном ложе. Перевел взгляд на голую девушку, только распахнувшую глаза…

– О боже, как голова раскалывается,–  прошипела хриплым голосом девушка, которая, однако, как казалось, была совершенно удивлена присутствию Анвара рядом…– посмотри, в палатке нет воды?

Мужчина увидел на небольшом инкрустированном столике в углу пластиковую бутылку, быстро схватил ее и кинул Мадлен.

– Прикройся…–  сказал он сухо, в очередной раз отводя глаза.

Мадлен подняла на него многозначительный и слегка насмешливый взгляд.

– Ты что– то там не видел?–  спросила высокомерно, нагло встав и подойдя в чем мать родила к нему вплотную, –  ну как?

– Ну как что?– спрашивает сипло в отчет… Все еще отводит глаза…

– Понравилось?–  улыбается порочно…–  не получилось с одной дочкой Васеля, отымел другую?

– Заткнись, Мадлен… Все это ошибка… Я сожалею…–  выдает грубо, закрываясь психологически, отходя в другой конец палатки в поисках обуви и прочих раскиданных вещей…

– Ошибка…–  повторяет она задумчиво…–  а ты, оказывается, у нас заправский двоечник… Ошибка за ошибкой… Сколько их было за ночь, этих ошибок… А? Пять–  шесть??? – в ее голосе неизбежно слышится обида… Какой бы ни была циничной женщина, ей всегда больно увидеть после ночи секса разочарование в глазах мужчины…

– А ты, я смотрю, была в прекрасной памяти, когда запрыгивала на меня…–  отвечает злобно Анвар.

– Запрыгивала на тебя?– поднимает бровь Мадлен, всего секунду на ее лице можно отчетливо прочитать смятение, скрытую боль, но они тут же прячутся куда– то глубоко внутрь, оставляя на поверхности только грубость,. Встряхивает шикарной кудрявой непослушной копной волос,–  то есть это я тебя поимела, оказывается? А ничего, что это ты накинулся на меня еще в машине, посреди дороги…

– Я был в неадеквате, Мадлен,–  отвечает, поднимая на нее холодный, жесткий, безжалостный взгляд,–  я думал, что на твоем месте Амаль, прости…– думает, ругается вслух, снова проводит руками по волосам нервно,–  идиот, это ж надо, так вляпаться… А ты, я смотрю, бывалая… Часто так развлекаешься втихаря от отца?– криво усмехается… Но в этой усмешке нет ни капли превосходства, скорее печальная обреченность… Анвар Диб капитально облажался…

– А тебе –то что?–  хамит ему в ответ,–  испугался, что невинности меня лишил и придется отвечать?

Хмыкает знающе в ответ…

– Иногда мне кажется, Маду, что ты уже родилась порочной…–  его губы подергивает кривая улыбка,–  так что не заливай тут про невинность… Я искренне удивлен, как тебе пока удается скрывать свои похождения от Васеля и Микаэла,–  разводит руками, показывая на окружающий их антураж. За время их эмоциональной беседы Анвар успел отодвинуть полог шатра и выглянуть наружу–  таких палаток на пустынном пространстве были десятки… Вокруг валялись пустые бутылки, обертки от презервативов, сигаретные окурки. Он бы не удивился, если бы увидел в каждой из палаток следы страстных оргий… Для таких вещей этот молодняк и собирался в усмерть обдолбанным в пустыне –  отключить свои мозги и все моральные принципы, которые так сильно навязывало им удушающее их натуру восточное общество, оторваться и вдохнуть воздух мнимой свободы, чтобы потом опять заковать себя цепями по руками и ногам и вернуться к действительности…

Маду лишь усмехается… Васель, Микаэл… А когда им до нее было дело? Парадоксально, но она– то особо ничего и не скрывала… да, была закрытой и немногословной, не посвящала никого в свои планы и приключения, разве что Амаль в последнее время, как они стали вместе жить… На репутацию Мадлен всем словно было наплевать… Это за малышку Аммули Увейдаты бились, как ястребы. А она… Она всегда была изгоем в семье… Вроде бы и Васеля дочь, и в то же время, на нее всегда смотрели, как на бракованный товар… Дитя разведенки, которая еще и с собой покончила… Хороша биография… Впрочем, да ну ладно… Ей давно было на все это наплевать…

Ей вообще на большую часть окружающих ее людей и событий было наплевать… Только Он заставлял предательски биться сердце, хоть она и понимала–  Анвар точно не вариант, точно не заслуживает ее бессонных ночей… Сегодняшняя ночь… Она мечтала о ней и, в то же время, совсем не удивилась, что в конечном итоге все закончилось именно так, как всегда в ее жизни… Сожаление Анвара после, мысли о ее сестре, а не о ней во время… Боль, унижение, отчужденность… Еле сдерживала слезы… Нет, она не даст ему увидеть свою боль… Увидеть свою слабость…

– Мадлен, нам надо возвращаться в город… Поехали быстрее,–  натягивает на себя одежду, не смотрит на нее…

– Мне и так хорошо… Никуда не спешу… Никто не ждет..–  бурчит, отворачиваясь…

Он еле слышно рукается про себя и машет головой…

– Я не брошу тебя в этом притоне одну… Поехали немедленно, или я тебя за волосы потащу в Дамаск…

Она злится на себя, но нехотя встает и тоже одевается… Сама не хочет сейчас встретиться с кем– то из соучастников по ночному сумасшествию… С наступлением дня всегда накрывал стыд… Ненавидела это чувство…

Они покидают сумасшедший лагерь, пока все еще спят после бурной ночи. Едут в звенящей и тяжелой тишине… В голове каша, на душе–  вообще месиво… Въезжают в сонный город все в такой же тишине.

– Останови тут, возьму такси. Не хочу, чтобы нас кто– то увидел вместе в центре.–  сухо выдавливает Анвар, нарушив молчание за всю дорогу первый раз.

Мадлен молча кивает… Ей теперь и самой хочется забыть обо всем произошедшем… Быстрее бы он скрылся из виду… Быстрее бы вышел из машины, чтобы можно была открыть все четыре окна на полном ходу и вытравить его запах… Теперь такой знакомый, такой въевшийся под кожу… Она хотела бы его забыть, но запомнит навсегда… Каждое движение будет помнить, каждый его вдох… Она ведь лукавила, не ела она никаких таблеток вчера… Для нее, в отличие от него, все было реальным, настоящим… И оргазм впервые реальный, настоящий… Впервые она уносилась в небеса с широко открытыми глазами, смотря на того, кого любит, кого всегда в этот момент представляла, занимаясь сексом с другим…

Анвар решительно распахивает дверь. Поворачивается к ней лицом, наконец, смотрит в глаза…

– Забудем обо всем, Маду…–  в каком– то странном задумчивом порыве тянет руку к ее лицу, проводит костяшками пальцев по щеке,–  пусть это будет, самой страшной ошибкой в нашей жизни… Я… я испытываю глубокие чувства к Амаль и… не хотел бы, чтобы вот это секундное помешательство из– за моей злости и ревности к ней и долбанной наркоты сломало то, что еще даже построено– то толком не было… И тебе все эти воспоминания на фиг не нужны… Мой тебе совет, прекращай… Я, кто– то другой на моем месте–  ты достойна большего, чем вот такого вот разложения своей личности на вечеринках непонятного толка… Знай себе цену… Ты ведь дочь Увейдата, ты красавица…

Выходит, хлопая дверью и тут же уезжая на пойманном такси… Дамаск ведь все еще в книге рекордов Гиннеса по количеству такси на душу населения… А она дает, наконец, волю чувствам… Сначала просто всхлипывает, а потом рыдания накрывают ее, как цунами…

Глава 2

Микаэл

Настоящая русская зима… Ей так не хватало этого, и в то же время, сейчас все это казалось таким странным, таким непривычным… Он казался здесь непривычным… Словно попавшим из другой сказки, другой истории… Ему было очень холодно, безумно холодно… Тяжело привыкнуть к такому холоду, когда вся твоя жизнь прошла на жарком Ближнем Востоке… Оксана смотрела на его покрасневший от мороза нос, то и дело сбивающееся от пробивающей насквозь стужи дыхания… И невольно хотелось смеяться… Впервые в жизни Микаэл казался растерянным, беспомощным, вырванным из привычной среды… И только эти морозные глаза словно принадлежали к этому царству льда и холода… Снежный король… Такой холодный снаружи… Такой горячий внутри…

Мужчина стоял на крыльце покосившейся от возраста бани и затягивался очередной сигаретой… В эти дни он курил больше, чем обычно… Сам себе боялся в этом признаться, но происходящее вокруг выбивало его из колеи, путало карты… Если бы сама ситуация могла сесть напротив него и сыграть с ним в покер, он бы впервые в жизни мог почувствовать себя неуверенно… Слишком сильный противник, опытный…

Да, в Сирии бывала зима, даже снег иногда выпадал… Чтобы тут же растаять… Он помнил это чувство беззаботной эйфории в детстве, когда они уезжали в один из своих охотничьих домов в горную деревню Забадани под Дамаском, где можно было продлить снежную сказку еще хотя бы на денек– второй, так как там было немного холоднее и снежная красота держалась чуть дольше, чем в столице… Насладившись экзотической красотой и перед возвращением обратно, обязательно неумело лепили кривую снежную бабу на капоте автомобиля, гордо, словно на трофее, возвращаясь в Дамаск, подобно тому, как древние завоеватели завозили в этот пятитысячелетний город богатую добычу… Вот только не проходило и двадцати минут, как черты снежного изваяния на металле автомобиля кривились и деформировались от разницы температур и к дому они уже подъезжали с грязного цвета кучей, хоть и все равно неимоверно гордые собой… Он обожал эту пору, когда вся семья была в сборе, настроение у всех было беспричинно веселым и праздничным, и даже отец, казалось, немного оттаивал, расслаблялся… Снег на Ближнем Востоке –  настоящее стихийное бедствие, полностью парализующее жизнь любого города… Так что никаких самолетов, постоянных разъездов и интенсивных встреч… Этот снежный день единственным был способен заставить великого Увейдата остаться дома и стать обычным человеком… Хотя нет. Иногда на это была способна мать Микаэла…

Здесь, в России, все было иначе… Здесь зима не нежно гладила тебя по головке, даря праздник. Здесь она била под дых–  холодом, беспощадностью и красотой… Как же это было красиво –  смотреть на бескрайную снежную гладь полей, любоваться пушистыми белыми шапками раскидистых елок или сверкающими одеяниями веток деревьев, обтянутых узорчатой колючей наморозью, словно шелком… Сказочно, удивительно… И он неизбежно чувствовал связь с этой землей… В его жилах ведь тоже текла кровь этого удивительного, смелого, жесткого и одновременно великодушного народа… Русского народа…

Смотрит на укутанную в фуфайфку приближающуюся фигурку с кувшином в руках, от каждого шага которой слышится ни с чем не сравнимый хруст девственного снега… Сердце пропускает несколько ударов… Она подходит, поднимает на него глаза… Щеки красные, губы еще краснее, приоткрыты, выпускают пар… На стройных ножках огромные валенки, поверх тоненького скромного платьица бесформенная фуфайка… На голове паутинка из оренбургского платка, прикрывающая непослушные рыжие волосы…

– Привет… Принесла тебе парного молока… Мама просила передать к ужину…–  опускает глаза… Откуда это стеснение? Оно умиляет его и в то же время… в то же время бьет по всему телу таким токовым разрядом возбуждения, что он сейчас впадет в кому… Резко затаскивает ее внутрь, в тепло маленькой баньки, мимолетом бросая взгляд на окно дома… Никого нет. Мать не видит, это хорошо…

Прижимает страстно к себе, скидывает фуфайку, чтобы тут же нащупать ее полную грудь сквозь тонкую ткань ситцевого халатика… Никакого лифчика… Он и не сомневался…

– Соскучилася пиздец, бабочка…–  шепчет жарко, трется щетиной о нежную холодную с морозца кожу… Зато тело теплое… Такое теплое… Ныряет под юбку, приподнимает ткань, нащупав белые хлопковые трусики… Его опять подбрасывает, как на раскаленной сковородке, от возбуждения… Есть в ее нелепом облике что– то невинное и порочное одновременно… Намного сильнее штырит, чем все эти блядские стринги с кружевами… Здесь, в этой удивительной среде, поражающей своей бедностью, искренностью и самодостаточной гордостью, самая желанная на свете женщина должна выглядеть именно так…

– Хочу тебя, Оксана… Пар сейчас из ушей повалит, как же хочу…–  сажает ее на стол, заставляет откинуться назад, разводит ноги, а она сопротивляется, брыкается…

– Мика, нет… Подожди… Неудобно… Я на пять минут… Молока принести… Мама не спит… Поймет, что что– то не так…

Он усмехается в ответ…

– Думаешь, мама думает, ты со мной даже не целуешься?

Смотрит на него своими огромными изумрудами. Видно, серьезная… Ей это важно… Раз важно, значит попридержит своих коней…

– Потерпи немного, Мика… Стыдно мне так, не могу… У мамы на глазах… Не так она нас воспитывала с Мариной… Завтра сестру из больницы заберем обратно домой, переедем в гостиницу с тобой… И там…–  снова глаза опускает, снова этот румянец невинный щеки заливает… Боже, и что с ней происходит… Только за эти ее изменения стоило ее сюда привести… Сам сейчас понимает, что именно такой хотел всегда видеть Оксану… Не наглой искушенной обольстительницей на сцене, а вот такой дико красивой, стеснительной, неопытной девочкой… Словно с нее слезли все эти защитные панцири, краска смылась, оголив ее суть, ее настоящую… Ту, кто смотрела на него восторженно там, на кедрах, ту, кто искренне прижималась к его груди, рыдая от переживаний за сестру…

Трясется всем телом… Он всегда ее хотел не по– человечески, всегда через край, но эти дни… Что– то происходило с ним необъяснимое… Непонятное… Она влекла его так сильно, что дышать было тяжело, грудь спирало от эмоций…И он знал определение этому чувству… Его дал давно его любимый Джибран Халиль Джибран… Это та самая «боль чрезмерной нежности…–  Быть раненным собственным пониманием любви»…

Задирает ей платье почти до шеи, спускается губами по нежной теплой коже, выбивая ее всхлипы. Накрывает губами ее лоно, не просто пьет, пожирает… Оксана выгибается, протяжно стонет, закусывая зубами свою руку… Вертит головой, разбрасывая по поверхности стола рыжие непослушные волосы, а он невольно то и дело поднимает на нее глаза, хочет видеть ее всю, не может оторваться от этой красоты…

Девушка уже не помнит себя от его смелых, подчиняющих действий, ее тело трясется, запускает руки в его непослушные волосы…

– Мика… Боже… Как хорошо… Еще… Еще… пожалуйста…

Кажется, еще чуть– чуть–  и она улетит, расщепится на миллионы атомов…

И тут вместо его горячих губ чувствует прохладу воздуха… Пустоту… Он отстраняется, выпрямляется, смотрит на нее хищно, продолжая тяжело дышать и в то же время искушающе улыбаться…

– Микаа… пожалуйста,–  молит она, желая продолжения его ласок, тянет к нему руки, еще шире призывно разводит ноги…

Он теперь скалится, открывая свои идеальные зубы.

– Нет, бабочка… Потерпишь до завтра… Только мне что ли мучиться… – вытаскивает из треников вздыбленный член. Проводит по нему ритмично пару раз с шипением,–  и только попробуй трогать себя сама ночью сегодня… Пойму, поверь мне… Тогда неделями оргазма не получишь, в ногах у меня будешь валяться, умолять…

Она порывисто дышит… Микаэл смотрит на это идеальное тело, распластанное перед ним, зажмуриться хочется, как она прекрасна… Ведьма, северная ведьма, на которую даже смотреть больно, так красива, так желанна… Или это он сошел с ума от ее колдовства… От этого сладкого яда ее губ, дыхания, прикосновений, теплоты и узости… Невольно накрывает руками аппетитные холмики, зажимает через тонкую ткань скрюченные узелками от возбуждения соски… Отрывает себя от нее клешнями, словно с мясом…

Не проходит и пяти минут, как Микаэл сам любовно натягивает на ее стройные ножки безразмерные валенки, одевает грубую фуфайку на плечи и накрывает волосы платком, неумело завязывая узел на шее.

Притягивает к себе, нежно, почти целомудренно целует в нос…

– Не застуди крылышки, бабочка… Ты нужна мне здоровая… Слишком много на тебя планов… Завтра отработаешь за все дни моего стояка и воздержания… Ходить не сможешь неделю, я тебе это гарантирую…

А она лишь смеется в ответ… Щеки все еще пылают… Он знает, она горит внутри… Торжествует от этого осознания…

– Так жаль…–  деланно надувает губки,–  придется тогда тебе лететь без меня… Как же я полечу, если даже встать не смогу…

Снова притягивает к себе, теперь не выдерживая, пожирая губы…

– Не переживай… Я тебя донесу…

Она убегает, получив игривый громкий шлепок по ягодице, звонко, но негромко смеется, чтоб мама не услышала, а получается удивительно по– юному… Микаэл ложится на твердую поверхность лавки, где ему постелили, глубоко вздыхает, пытаясь восстановить самообладание… Перед глазами она… Вспоминает сегодняшний день, в душе снова все переворачивается… Слишком много чувств, слишком много эмоций, нужно все осознать, переварить…

С раннего утра Оксана уехала в областную больницу к сестре. Делала так все три последние дня, как они были здесь… Марину готовили к переводу в Москву, в клинический госпиталь. Там ее ждали лучшие доктора и лучшее оборудование… Микаэл даже вызвал специально для оценки ее состояния какого– то светоча из Германии… Мать не могла поверить в счастье, то и дело щипала себя за руку, думала–  это сон… Эти новые врачи говорили какие– то удивительные, обнадеживающие вещи… Что и лечение возможно, что девушка начнет ходить сама, заживет полноценной жизнью…

Про себя Виктория Евгеньевна называла Микаэла добрым ангелом… Она прекрасно понимала, что с этим иностранным загадочным молодым мужчиной, так очаровательно, с едва уловимым акцентом говорящим по– русски, ее дочь связывают отнюдь не платонические отношения… Видела его взгляды на Оксане–  горячие, пожирающие… Но его щедрость и доброта… При том не унижающая, не подкупающая, а искренняя, просто не давали ей осуждающе или плохо подумать о них двоих… Было ясно–  Микаэл делал все это не чтобы купить Оксану. Он действительно хотел сделать ей приятное… Хотел решить ее проблемы…

Оксана наотрез отказалась ехать в госпиталь с Микаэлом. Оставила его досыпать на теплой печи в бане, куда его вынужденно поселили за неимением большей жилплощади в основном доме. Он порывался было забрать девушку с собой в гостиницу, но та не согласилась. Сказала, хочет быть рядом с мамой, пока сестры нет… Остался и он… Просто не мог уехать от нее, не мог оторваться, хоть это пребывание рядом и в то же время на расстоянии стало для него и его постоянно возбужденного мужского достоинства тем еще испытанием… Встал, как всегда поздно, спалось здесь хорошо, несмотря на спартанские условия… Встретил мать Оксаны во дворе со свежим хлебом и яйцами.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом