Колена вновь что-то коснулось. Новый предмет состоял из рукояти и широкого лезвия – тупого по всей длине и заостряющегося на конце.
– Нож?
– Резец. Я буду учить тебя вырезать.
– Зачем?
– Это просто инструмент. Средство достижения цели. Когда ты в последний раз использовал руки?
– Недавно. Чтобы поднять эту ветку и резец.
По щеке хлестнул резкий удар. Мальчик вскрикнул, упал на пол. Вороны снаружи закаркали. Он поднес дрожащую руку к лицу. И понял, что оно перемазано кровью, там, где прикосновение неизвестного оружия вырвало тонкий кусок кожи. Воздух обжигал рану. В нем вскипела горячая ярость. Он открыл рот, чтоб позвать своих ворон…
– Науськай их на меня, и им тоже достанется. Я не хочу причинять боль им или тебе, Серапио, но ты будешь уважать меня, ясно?
Серапио захлопнул рот. Одно дело, когда бьют его, но рисковать своими друзьями он не хотел.
– Начнем снова, – приказал мужчина. – Дерево и резец.
С трудом сдерживая слезы и стараясь не обращать внимания на кровоточащую щеку, Серапио взвесил грубый кусок дерева в одной руке и резец в другой. На миг закралась мысль бросить их в мужчину. А что потом? Куда бы он мог побежать, чтобы избегнуть еще одного удара? И птицы. Мужчина мог причинить боль птицам.
– Прекращай себя жалеть, – скомандовал незнакомец. – Ты воняешь жалостью к себе. Делай, что я говорю, и мы прекрасно поладим. Бить я тебя буду, только когда это понадобится. В конце концов, я вполне рассудителен.
Серапио не ответил.
Быстрые шаги, и Серапио понял, что сейчас будет еще один удар. Он отшатнулся, но чужая рука вцепилась ему в волосы и поставила на колени.
– Ты говоришь о своей судьбе. Но ты не желаешь страдать, чтоб достичь ее. Ты не доберешься до Товы, если будешь бояться, Серапио. Я сделаю твой разум сильным, если ты мне позволишь, научу тебя терпеть боль. Или ты желаешь остаться на этой террассе и гнить вместе со своими хранителями? – Он с силой встряхнул его, отчего голова Серапио колыхнулась взад и вперед, как тростинка на ветру.
– Я буду страдать! – громко и испуганно закричал мальчик.
Мужчина отпустил его, Серапио рухнул вперед и понял, что стоит на четвереньках, тяжело дыша и все еще сжимая брусок и резец в руках.
Он слышал, как мужчина пересек комнату и сел на дальнюю скамью. Голос доносился издали:
– Опиши мне это дерево. Скажи, что ты чувствуешь.
Серапио сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться. Заставил себя сесть и принялся крутить деревяшку между пальцами и ладонью.
– Я чувствую необработанный материал, – рискнул он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– Что еще, – мужчина словно уговаривал его. – Сконцентрируйся. Используй пальцы и разум.
– Необработанный, – повторил Серапио, а потом: – Изъеденный. Зазубренный здесь, по левой стороне, и узловатый чуть ниже моего большого пальца. – Он провел кончиком большого пальца по узлу.
– Уже лучше, – согласился мужчина. – А теперь почувствуй создание, что живет внутри дерева. Оно здесь, прячется, ждет, когда ты выпустишь его наружу. – Шорох одежды, когда мужчина наклонился к нему. – Ты можешь это сделать, Серапио? Можешь найти создание внутри дерева?
– Да, – представив ворона, он провел резцом по бороздке, которую до этого наметил ногтем. Маленькая голова, большой клюв, изгибающаяся грудь и оперенные крылья. Он вонзил резец в дерево, но тот соскользнул, вонзившись вместо этого под ноготь. Закричав от боли, он отдернул руку и сунул палец в рот.
– Заставь боль стать твоим другом, Серапио, – настаивал мужчина. – Научись ее ценить так, как мог бы ценить любовницу. Пусть она станет тем, что жаждешь больше всего.
Серапио понятия не имел, чем занимаются любовники, но он достаточно часто слышал, как слуги трахаются в соседней комнате. Он точно не хотел иметь ничего общего со страданиями и болью. Неужели этот мужчина пришел, чтобы научить его именно этому? Он этого не хотел, но если это означало, что он станет тем, кем желала видеть его мать, он вытерпит это.
– А теперь, – сказал наставник, – расскажи мне опять об этой деревяшке. Только используй для этого другие слова.
Серапио подчинился.
Время шло. С заходом солнца становилось все холоднее, и пришли слуги, чтобы зажечь настенные светильники и предложить еду. Сам мужчина поел, Серапио же было приказано продолжить работу, поскольку он еще не заслужил ужина.
И лишь когда ночные слуги пришли приготовить Серапио постель, мужчина сказал:
– Пришло время мне уходить.
– Ты вернешься? – спросил Серапио, понятия не имея, хочет ли он, чтобы мужчина остался или чтобы ушел навсегда.
– Да, обещаю. – Он положил руку на плечо Серапио и сжал ладонь так сильно, что, казалось, тонкие кости сдвинулись под рубашкой. – В следующий раз, когда я приду, ты сможешь называть меня Пааде. Мы будем друзьями.
Серапио инстинктивно понял, что это ложь. Пааде не любил его. Он не был уверен почему, но знал это столь же хорошо, как и свое имя. Пускай Пааде и был здесь для того, чтобы выполнить обещание, данное его матери много лет назад, пускай он был здесь, чтобы научить его боли, дабы он мог исполнить свое предназначение, но они никогда не будут друзьями.
После того как наставник ушел, Серапио долго держал руку у щеки, размышляя. Кровь засохла тонкой, легко отслаивающейся, стоило только потянуть ее, дорожкой.
Боль напугала его, но он уже начал прощать ее, делать своим другом, как и говорил Пааде.
Над своей первой статуэткой он работал до глубокой ночи, да так и заснул, сгорбившись на скамейке. В руке была зажата заготовка вороны. Не до конца сформированная, только набросок того, чем она должна была стать, но начало все же было положено.
Глава 9
Город Това
325 год Солнца
(19 дней до Конвергенции)
Мои наблюдения за жречеством Наблюдателей показывают, что сейчас оно лишь подобие того, кем было раньше. Ирония века заключается в том, что научные достижения, с помощью которых Наблюдатели когда-то вынудили толпы людей прекратить поклонение старым богам, теперь стали настолько обыденными, что устарели. Никто не отрицает, что когда-то жречество занимало главенствующее положение в Меридиане и три века хранило мир, но я подозреваю, что сейчас их сила проистекает только из традиции и ностальгии. Они заявляют, что читают небо, но их работа кажется в основном сувениром для высшего класса. Они дают прогнозы на дождь, но разве проницательный фермер не способен сам почувствовать, что таит почва? Для того чтобы предсказать будущее, проницательные глаза могли бы обратиться к торговым городам моря Полумесяца. Должны ли города продолжить платить десятину Жрецу Солнца – тема, заслуживающая обсуждения семью правителями.
Отчет по заказу Семи Торговых правителей
Кьюколы, составленный Ютиком,
путешественником из Бараха
Конклав продолжался уже второй час, когда Наранпа заметила, как Иктан пробрался к восточной двери – обойдя круглую комнату сзади, пройдя за спинами целителей, чтобы присоединиться к посвященным тцийо на южной стороне круга, и проскользнув на пустое место на каменной скамье, тихий и незаметный, как тень в темноте.
Наранпа этого бы и не заметила, если бы не знала, куда смотреть, и не осознала на двадцатой минуте монотонной лекции Хайсана, касающейся правил поведения на Закрытии, что человек, сидящий на месте Иктана, носивший его красную маску и закутанный с головы до ног в бесформенную алую мантию, не был Иктаном.
Самозванец, подумала она, – такой же, как завершал за него шествие. И сидел самозванец так же тихо и неподвижно, как это всегда делал Иктан, так что если бы ему не пришлось заговорить, что Иктан делал очень редко, никто бы и не догадался. Эта мысль заставила ее задуматься, а как часто Иктан практиковал этот обман и как часто он вводил всех в заблужедение относительно своего присутствия в комнате?
Она смотрела на Иктана, настоящего Иктана, смешавшегося с присутствующими адептами, покорно сидящего за спиной фальшивого жреца.
– И потому мы встретимся в день солнцестояния, чтоб закончить наше Закрытие, – сказал Хайсан, – в сумерках на Солнечной Скале. И в этом году солнцестояние будет отмечено редчайшим небесным событием. Когда год будет разделен на старый и новый, земля, солнце и луна выстроятся в Конвергенции, прямо над нашими головами, так что мы станем свидетелями последовательного сдвижения от Порядка к Хаосу и обратно. И так, как это будет на небесах, так это будет и в Тове. Мы станем свидетелями прохождения цикла восхождения зла во тьме с последующим поражением, понесенным от доброты и света, когда возобладает солнце.
Это была волнующая речь, и жрецы и адепты затопали ногами, вежливо соглашаясь.
Где он был, задумалась она. Она специально ему сказала, чтоб он не делал ничего, не сообщив предварительно ей, но она была уверена, что Иктан истолкует ее слова так, как будет ему удобно.
– Жрец Солнца, вы могли бы обратиться к Конклаву.
Ну, может, это слишком мелочно. Может, он проводил расследование. Шел по следу или что-то в этом роде. Разве не так поступают люди, когда случается преступление? Или, по крайней мере, покушение на преступление.
– Жрец Солнца?
Вернее будет сказать – покушение на убийство. Это ведь не просто преступление.
– Наранпа!
Она сморгнула. Все уставились на нее. Все три жреца (точнее, два жреца и самозванец, прикидывающийся Иктаном), адепты и даже прислуга, что замерла в ожидании у стен круглой комнаты.
Она прочистила горло, отчаянно пытаясь сообразить, о чем говорил Хайсан, но в голову ничего не приходило.
– Приношу свои извинения, – сказала она. – Вы можете повторить?
Лицо Хайсана вытянулось:
– Какую часть?
– Э… Последнюю.
Хайсан, явно растроившись, покраснел:
– Я п-полагаю, я мог бы начать с…
– Нара, тебе нехорошо? – наклонясь вперед, спросила Аба.
Она сидела на западной стороне круга, прямо напротив нее, и на ее милом лице отражалось беспокойство.
Наранпу рассердило, что Аба назвала ее уменьшительно, тем более что раньше она не замечала, чтобы девушка называла ее так, и никто не давал ей разрешения так называть Наранпу.
– Я… – Она запнулась. На миг мелькнула мысль, что на беспокойство Абы стоило ответить высокомерно, заявить, что та не вправе обращаться столь фамильярно, но решила, что это не в ее стиле. Нельзя, критикуя, стать лидером. Наранпа встала. – Действительно, спасибо за твой вопрос, Аба. Теперь, когда ты об этом упомянула, я хотела бы кое-что обсудить с Конклавом. Как большинство из вас знает, сегодня произошло покушение на мою жизнь.
Она резко замолчала. Ни единого вздоха удивления. Что ж, колесо слухов действительно вращалось.
– Неудавшийся убийца нес на себе отметины одного из кланов Созданных Небесами.
И снова никакой реакции от собравшихся – они явно знали, о каком клане она говорит, так что Наранпа решила продолжить:
– Это произошло потому, что для многих мы стали безликими бюрократами, а не слугами народа. Мы исполняем свой долг, наносим звезды на бумагу, но мы кроме того призваны сделать наш мир лучшим отражением небес. Порядок – из хаоса, добро, – она посмотрела на Хайсана, в конце концов вспомнив его слова, – добро из зла. Но это достигается не молитвами. Это достигается на практике. Это хорошо и прекрасно, что мы закрываемся для того, чтобы подготовить возвращение солнца, но как же служение людям? Целители, доступные не только Созданным Небесами, но и остальным? Знания неба, распространенные между простыми горожанами…
– Для всего этого существуют гражданские институты, – сказал Хайсан. – Долг Созданных Небесами заключается в том…
– Но ведь он может быть и нашим? Почему мы столько уступаем Созданным Небесами?
– Мы не вмешиваемся в мировую политику.
– Я говорю не о вмешательстве. – Она разочарованно сжала кулаки. И почему она не может найти нужных слов, когда это так необходимо?
– Тогда о чем? – спросила Аба.
– Я просто хочу…
Я хочу, чтоб мы остались нужными.
– Нара… – Аба встала, и все внимание обратилось к ней.
Наранпа вздрогнула от этого проклятого прозвища. Может, она специально так к ней обратилась? А ведь она могла.
– Вполне понятно, что ты потрясена событиями сегоднящнего дня, – продолжила целительница. – Это было ужасно! Даже я потрясена, хотя это случилось не со мной. – Она на миг замолчала, покраснев от ужасных воспоминаний, хотя, как она и сказала, это все случилось не с ней. – Так что, если тебе нужно отдохнуть, мы, разумеется, можем продолжить Конклав без тебя. Может, кто-то из адептов может тебя заменить? Например, Эче?
Наранпа мельком глянула на адепта по имени Эче, который сидел справа от нее. Он был ее любимым учеником – красивым, пусть иногда и малость пустоватым, но в то же время его звездные карты всегда были удивительно точны. Она склонялась к тому, чтоб назвать его своим официальным преемником, – это был очевидный выбор. При том что недавно он опоздал на урок, а на прошлой неделе поставил под сомнение ее прогноз погоды. Ничего серьезного, но тогда это ее удивило. Теперь же, увидев, как он улыбался Абе, а затем и вовсе оглянулся на Наранпу, как будто ожидая, что она согласится на предложение сээги, все недавние изменения в его поведении стали понятны.
Аба трахалась с ним. Наранпа видела это так же ясно, словно это было освещено луной. Конечно, в этом не было ничего странного, но только не когда это слишком сильно влияет на происходящее.
– В этом нет необходмости, – решительно заявила она. – Я способна продолжить Конклав. Я просто хотела бы, чтобы собравшиеся рассмотрели мое…
– Но Нара, – перебила ее Аба, – мне кажется, это нападение на тебя, стоит признать, может быть компрометирующим.
Наранпа вскинула брови:
– Что?
– Разговоры, которые ты ведешь, о реформах, людях и разрушении наших древних и священных традиций? Вполне возможно, что тебя пытаются убить именно из-за них. А если это так, может, тебе стоит отказаться от своего звания? Для твоей же безопасности.
Наранпа потрясенно сморгнула. Аба только что предложила ей отречься? Передать звание Жреца Солнца кому-то другому для ее же собственной безопасности? Но Жрец Солнца служит до смерти. Добровольно отказаться от своего звания? Этого никогда не будет.
– Мне бы не хотелось этого признавать, – заявил Хайсан со своего места на севере, – но Аба, возможно, в чем-то права.
Наранпа бросила пораженный взгляд на старика:
– Ты думаешь, я заслужила смерти за свои реформы?
– Небеса, нет! Я хотел сказать…
– А как насчет твоих сомнительных связей с Утробой Койота? – мягко поинтересовалась Аба.
Наранпа повернулась к женщине, ее шок перерос в панику. Две мысли бились у нее в голове. Что она творит? И как Аба узнала?
