– Я могу предложить только… ну… помощь, если тебе вдруг потребуется помощь. И разумеется, только то, что в моих силах.
– Это может оказаться ценнее денег, – кивнул я.
Он приободрился:
– Хорошо. Так вот… ситуация очень неловкая. Крайне деликатная.
Он еще немного поколебался, но наконец со вздохом, похожим на стон, выдавил:
– Я прошу тебя потихоньку навести справки касательно… э-э-э… деятельности… одного из наших людей.
Повисла небольшая пауза. Я поинтересовался:
– Вы имеете в виду, одного из вас? Из сотрудников службы безопасности.
– Боюсь, что так.
– А о какого рода деятельности идет речь? – спросил я.
Вид у него сделался несчастный.
– О подкупе. О мошенничестве. Таких вот вещах.
– Хм, – сказал я. – Правильно ли я понимаю? Вы полагаете, что один из ваших ребят берет взятки у мошенников, и хотите, чтобы я с этим разобрался?
– Да, – сказал он. – Именно так.
Я пораскинул мозгами:
– А отчего вы сами не проведете расследование? Поручите это кому-то другому из ваших ребят.
– А-а-а… Ну… – Он откашлялся. – Тут все не так просто. Если я все-таки ошибаюсь, я не могу допустить, чтобы о моих подозрениях сделалось известно. Это сулит очень большие, огромные неприятности. А если я прав – а боюсь, что я прав, – мы… ну, то есть Жокей-клуб… предпочли бы разобраться с этим делом без лишнего шума. Публичный скандал с участием службы безопасности причинит серьезный вред скачкам.
Я подумал, что он, кажется, малость преувеличивает, – но он не преувеличивал.
– Речь идет, – сказал он с самым несчастным видом, – об Эдди Кейте.
Вновь повисло молчание. На тот момент в иерархии службы безопасности главным был Лукас Уэйнрайт, а ступенью ниже стояли двое его помощников с одинаковыми полномочиями. Оба они были полисменами высокого ранга в отставке. Один из них – бывший суперинтендант Эддисон Кейт.
Я без труда представил его себе: мне не раз приходилось с ним общаться. Жизнерадостный грубоватый верзила, обожавший хлопать людей по плечу увесистой лапищей. Громогласный, с отчетливым провинциальным саффолкским выговором. Пышные соломенные усища, развевающиеся русые волосы, сквозь которые просвечивала розовая макушка, глаза с мясистыми веками, казалось вечно искрящиеся благодушием, за исключением тех случаев, когда Эдди был не в духе.
Не раз мне случалось видеть, как его глаза сверкали холодно и безжалостно, будто расселина в леднике. Будто лед на солнце – красивый, но таящий в себе множество ловушек. Человек, который с жизнерадостной улыбкой защелкнет на вас наручники, – вот каков Эдди Кейт.
Но чтобы Эдди сделался жуликом? Уму непостижимо.
– А что об этом говорит? – спросил я наконец.
Лукас Уэйнрайт пожевал нижнюю губу и наконец сказал:
– За последний год четыре его расследования дали неудовлетворительные результаты.
Я поморгал:
– Не особо убедительно.
– Да. Именно так. Будь я уверен, я бы с тобой не говорил.
– Ну да, наверно… – Я поразмыслил. – А что за расследования-то?
– Речь о синдикатах. О том, насколько люди, желающие создать синдикат для совместного владения лошадьми, для этого годятся. Ну, чтобы всякие нежелательные личности не проникли на скачки через черный ход. И Эдди дал добро четырем предполагаемым синдикатам, в которые на деле вошел один человек (а может, и больше), которого даже к воротам подпускать не следовало.
– А вы откуда знаете? – спросил я. – Как это выяснилось?
Уэйнрайт поморщился:
– На той неделе я разговаривал с одним человеком по поводу обвинения в допинге. Он был страшно зол на группу людей, которые его подвели, и твердил, что эти люди владеют лошадьми под чужими именами. Он назвал мне имена, я проверил, и все четыре синдиката, куда они входили, утвердил Эдди.
– Я ошибаюсь, – медленно спросил я, – или это синдикаты, которые возглавляет лорд Фрайерли?
Он уныло кивнул:
– Боюсь, что да. Лорд Фрайерли мне уж сказал сегодня, что просил тебя с этим разобраться. Мне об этом сообщил из вежливости. А я уже и сам подумывал к тебе обратиться, а тут решился окончательно. Но я хочу, чтобы это держалось в секрете!
– И он тоже, – заверил я. – Вы не могли бы показать мне отчеты Эдди? Или снять копии? И сообщить фальшивые и настоящие имена нежелательных личностей?
Он кивнул:
– Я позабочусь о том, чтобы ты получил все, что надо.
Он взглянул на часы и встал, возвращаясь к своей обычной живости, – точно накинул привычное пальто.
– Я понимаю, тебе об этом напоминать не нужно, но… держи язык за зубами.
Мы вместе быстро дошагали до двери, там мы расстались, и он удалился от меня еще более быстрым шагом, чуть заметно махнув на прощание. Его выпрямленная спина исчезла в дверях весовой, а я снова направился к своей машине, размышляя о том, что, если так пойдет и дальше, мне, пожалуй, потребуются помощники.
Глава 3
Я позвонил в Северно-Лондонскую среднюю школу и попросил позвать Чико Бернса.
– Он ведет занятие по дзюдо! – отрезал голос в трубке.
– Его занятия обычно заканчиваются как раз примерно в это время.
– Минуточку.
Я стал ждать ответа. При этом я ехал по Лондону. Моя правая рука лежала на руле, левая сжимала трубку, по ветровому стеклу барабанил дождь. Машина была переоборудована под управление одной рукой: на руле сидела специальная ручка. Очень просто, очень удобно, полицию все устраивает.
– Алло!
В жизнерадостном голосе Чико с первого же слова слышалось его непочтительное отношение к миру.
– Поработать не хочешь? – осведомился я.
– Хочу! – Его ухмылка вполне ощущалась даже через телефонную трубку. – А то как-то глухо все на этой неделе.
– На квартиру ко мне подъедешь? Там и поговорим.
– У меня сегодня еще одно занятие. В нагрузку. Один тут ведет вечернюю группу для плотных дамочек и заболел. Впрочем, я его не виню. Ты откуда звонишь?
– Из машины. Еду из Кемптона в Лондон. Я в Рохемптон заеду, в центр протезирования, мне по пути, но я могу быть у твоей школы… ну… скажем, часа через полтора. Я тебя подберу. Идет?
– Конечно! – сказал он. – А зачем тебе в центр протезирования?
– Алана Стивенсона хочу повидать.
– Так он, наверно, уже ушел.
– Нет, сказал, что будет на месте, он сегодня допоздна работает.
– Что, опять рука разболелась?
– Да нет… Подкрутить кой-чего надо.
– Ага, – сказал он. – Ну ладно, пока.
Я, довольный, повесил трубку. Разговоры с Чико почти всегда оставляли после себя ощущение довольства. В качестве товарища по работе он был незаменим: веселый, находчивый, упорный и сильный, хотя с виду и не скажешь. Немало негодяев слишком поздно обнаружили, что юный худенький Чико с его мальчишеской улыбкой без труда швыряет через плечо стотридцатикилограммового громилу.
Мы познакомились, когда он, как и я, работал в детективном агентстве Рэднора, где я осваивал свое новое ремесло. В какой-то момент существовала вероятность, что я сделаюсь сперва партнером, а потом и владельцем агентства, но, хотя мы с Рэднором успели прийти к соглашению и даже название агентства поменяли на «Рэднор – Холли», жизнь решила иначе и перевернула все вверх дном. Буквально накануне того дня, когда мы собирались подписать соглашение о партнерстве – уже и финансовые вопросы решили, и шампанское закупили, – Рэднор тихонько прикорнул в кресле у себя дома, да так и не проснулся.
И тут же из Канады, как из отпущенной рогатки, прилетел откуда ни возьмись никому не известный племянничек, размахивающий завещанием в свою пользу и требующий свое законное имущество. Племянничек прямо заявил, что не желает продавать половину наследства какому-то однорукому бывшему жокею, а тем более за оговоренную цену. Он, мол, возьмет дело в свои руки и вдохнет новую жизнь во все предприятие. Начал он с того, что снял себе новый современный офис вместо старой тесной разбомбленной халупы на Кромвель-роуд, а кому не нравится, может голосовать ногами.
Большинство старичков решили остаться с новым хозяином, а вот Чико устроил племянничку впечатляющий скандал и выбрал пособие по безработице. Потом без особых хлопот устроился на полставки преподавателем дзюдо и в первый же раз, как я попросил его о помощи, присоединился ко мне с большим энтузиазмом. С тех пор я успел сделаться самым востребованным детективом во всех расследованиях, связанных со скачками, а если племянничку Рэднора это не по вкусу (мне рассказывали, он буквально на стенку лезет) – это его проблемы.
Чико выбежал из распашных стеклянных дверей школы. Свет, горящий у него за спиной, одевал нимбом его кудрявую голову. Больше ничего общего со святостью он не имел: обладатель кудрявой головы ни в коем случае не отличался ни долготерпением, ни богобоязненностью, ни целомудрием.
Он плюхнулся на сиденье, одарил меня широкой улыбкой и сообщил:
– Тут, за углом, есть паб, там наливают отличный херес!
Я покорно зарулил на стоянку при пабе и вошел туда следом за Чико. Девушка за стойкой, как и говорил Чико, была нимало не обижена женскими прелестями и, более того, приветствовала Чико буквально как родного. Я выслушал воркованье флиртующих голубков и оплатил выпивку.
Мы устроились на диванчике у стены, и Чико присосался к своему пиву – сразу видно, что человек только что хорошо потренировался.
– Уф-ф! – сказал он, ненадолго отставив кружку. – Так-то лучше!
Он смерил взглядом мой стакан:
– Это что, апельсиновый сок без всего?
Я кивнул:
– Я сегодня и так целый день пью.
– Просто не представляю, как ты выносишь всю эту роскошь и шикарную жизнь.
– Легко.
– Ага.
Он прикончил пинту, вернулся к стойке, попросил повторить, еще немного поболтал с барменшей и наконец снова сел на диванчик.
– Ну, Сид, куда ехать-то? И что там делать?
– В Ньюмаркет. Надо немного пошляться по местным пабам.
– Звучит неплохо.
– Тебе нужен конюх по имени Пэдди Янг. Это главный конюх Джорджа Каспара. Разузнай, куда он ходит пить, и вроде как ненароком завяжи разговор.
– Понял.
– Нам нужно разузнать, где сейчас находятся три лошади, которые прежде стояли у него на конюшне.
– Вот как?
– У него нет никаких причин тебе этого не говорить, – по крайней мере, я так думаю.
Чико пристально посмотрел на меня:
– А отчего бы тебе не взять и не спросить об этом у самого Джорджа Каспара, а? Так ведь намного проще, разве нет?
– На данный момент мы не хотим, чтобы Джордж Каспар знал о том, что мы расспрашиваем про его лошадей.
– Так вот оно что…
– По правде сказать, я и сам не знаю. – Я вздохнул. – Как бы то ни было, это три лошади: Бетесда, Глинер и Зингалу.
– Ладно. Завтра съезжу. Звучит несложно. Тебе позвонить?
– Как только сможешь.
Он искоса взглянул на меня:
