– Боже, лет пять тебя не видел. Ты надолго?
– Десять, – уточняет Джозеф-старший. – Прошло десять лет.
Джоди смотрит на отца. Тот пытается выглядеть невозмутимым.
– Не буду вам, ребята, мешать. Только дрова возьму.
– Они на веранде. Береза в дальнем ряду, может, и сгнила, а остальные хорошо горят, – говорит Джозеф-старший.
Каттер напоследок еще раз улыбается Марти и выходит через заднюю дверь.
– Может, я сбегаю в супермаркет и принесу вам, ребята, пива? У нас тут не больше шести банок.
– Мы обойдемся, пап, – говорит Джоди.
– Мне достаточно и одной. Если оно «Юнглинг».
– Мы все еще пьем только его. Пап, не надо никуда ходить. Садимся есть. – Джоди смотрит на брата. – Мы как раз готовили ужин. Ты голоден?
– Если у вас хватит и для меня.
– Мы готовим сразу на несколько дней.
* * *
Когда Джоди с отцом ели поджаренные на гриле свиные отбивные, или курицу, или лосося, часто проходили долгие минуты в молчании. И эти минуты молчания были комфортными. Но теперь, когда они едят втроем, Джоди замечает каждые десять секунд между словами.
– Чем ты там зарабатывал на жизнь? – спрашивает Джозеф-старший, нарушая очередной момент тишины самым отеческим из вопросов.
– Так, по мелочам. Достаточно, чтобы сводить концы с концами.
Джоди и отец ждут дальнейших подробностей, но их нет.
– Бизнес с подъездными дорожками по-прежнему идет хорошо?
Джозеф-старший вздыхает.
– То да, то нет. Несколько лет все было отлично, а потом появилась пара мексиканских бригад. Из-за конкуренции пришлось снизить цену. Но пока экономика не окажется в полном дерьме, люди будут платить за ремонт своих дорожек.
Марти поворачивается к старшему брату.
– А ты? Все еще продаешь журналы?
Жар приливает к лицу Джоди, его щеки краснеют. Он помнит, как младший брат считал крутым, что Джоди косит газоны, чтобы скопить денег и поступить в Лихайский университет в двадцать четыре года. Помнит, как младший брат считал крутым, когда, не получив стипендию, на которую надеялся, Джоди решил торговать подписками на журналы, чтобы оплачивать частные уроки. Но Марти уехал еще до того, как Джоди поступил в колледж.
Он уехал до того, как Джоди чересчур увлекся продажей журналов и начал составлять списки из тысяч имен потенциальных клиентов. До того, как стал заниматься продажей журналов по четырнадцать часов в день. Три часа в день на уроки в школе, два часа в день на домашнюю учебу – это оставляло всего пять часов на еду, полбанки пива и сон.
Старшеклассником он был самым обычным, но первый год в колледже прошел для него нетипично. Во-первых, он оказался на шесть лет старше большинства однокурсников. Остальные ребята были заняты тем, что напивались до отключки или проверяли, что на самом деле значит сказанное девушкой «да» или «нет». Помимо разницы в возрасте, Джоди еще и учился усерднее всех и вдобавок работал по семьдесят часов в неделю – ходил по домам, продавая журналы. К февралю первого курса Джоди испытал выгорание. Нервное истощение, как называли это врачи.
Джоди начал посещать психотерапевта. Ко второму сеансу та связала происходящее с другим случаем из его жизни. В шестнадцать лет Джоди был звездой школьного футбола. Но летом перед выпускным классом он начал заниматься футболом по шесть часов в день. Отношения с друзьями сошли на нет, и он мало времени проводил с семьей. В итоге он повредил колени и вообще пропустил весь выпускной сезон. В случае колледжа, как было и с футболом, навязчивое стремление к успеху имело негативные последствия и помешало ему достичь первоначальной цели. Психотерапевт диагностировала у Джоди обсессивно-компульсивное расстройство личности (ОКРЛ), которое, как она объяснила, отличалось от просто обсессивно-компульсивного расстройства (ОКР). Симптомы включают чрезмерную преданность работе, что вредит социальным и семейным связям, чрезмерную зацикленность на составлении списков, жесткое следование этическим кодексам, крайнюю экономность без разумной причины и страсть к накопительству. Она назначила Джоди успокаивающие лекарства, которые он с тех пор и принимает. В течение десяти сеансов она наставляла Джоди избегать таких занятий, на которых он может зацикливаться. Джоди помнил, как посмеялся над этим советом на одном из сеансов. Просто избегай следовать своим устремлениям!
– Нет, уже давно перестал. Работаю техником в школе. И еще футбольным тренером в средних классах.
– Ну надо же! Я всегда думал, что ты мог бы стать хорошим тренером. Любишь общаться с детьми?
– В общем, да. Когда они не ведут себя как засранцы.
Джозеф-старший спрашивает:
– Ты попадал в какие-нибудь землетрясения?
– Да, у нас их кучи.
– А как насчет акул? Я читал, сейчас в Южной Калифорнии появились большие белые акулы.
– Слышал от людей, что их видели. Сам пока не сталкивался.
Марти подмигивает Джоди – так подмигивает семидесятилетняя старушка своему внуку, делая более заметными «гусиные лапки» возле глаз. Если только это не из-за постоянного подмигивания, Марти, наверное, провел значительные время на солнце на Западном побережье.
Чувствуя наступление очередного периода тишины, Джоди хватает со стола грязные тарелки.
* * *
Он заканчивает мыть последнюю тарелку в тот же момент, когда отец допивает последний глоток пива.
– Пойду спать. Увидимся утром. Рад видеть тебя дома.
Джоди и Марти смотрят на циферблат напольных часов – без двадцати девять.
– Ладно. Ты точно не против, что я остаюсь?
– Конечно. Живи здесь сколько хочешь. Я так и твоему брату сказал, и он принял это всерьез.
Джоди усмехается легкой язвительности отца. Джоди много лет копит деньги и, в своей ОКРЛ-манере составления списков, еще восемь лет назад составил план: накопить шестьдесят пять тысяч долларов, купить дом, найти девушку, жениться, завести детей. Джоди не поверил предупреждению терапевта о том, что люди с его расстройством преследуют определенные карьерные цели в ущерб личным отношениям, но вот ему уже тридцать четыре года, а он все без подружки.
Они обмениваются пожеланиями спокойной ночи, и Джозеф-старший исчезает в своей спальне. Взгляд Марти возвращается к часам.
– Он всегда ложится спать в восемь сорок пять?
– Нет. Иногда.
Марти хихикает, смех перерастает в «хммм».
– Пойми, ты появился так внезапно… Мог бы сначала позвонить.
– Я думал, так будет веселее.
– Отлично. Только учти, что ему тяжело после того, как ты пропадал столько лет.
– Вы, ребята, могли бы меня навестить. Насколько мне известно, самолеты летают в обе стороны. Я вам хотя бы писал. Письма. Открытки. Сотни их. Книги тебе присылал. И никогда не получал от вас ответа.
– Прости, брат. Я не из тех, кто пишет письма.
Мгновение Джоди думает, не отвести ли Марти наверх и показать ему книжную полку в его комнате. Сотни книг в алфавитном порядке по фамилии авторов. Каждый раз, когда он получал по почте книгу от Марти, Джоди ее читал. Он добавлял книгу в свою базу данных. Находил автора и составлял список всех книг, когда-либо им написанных. Затем он их покупал. И читал их все. Так, когда Марти прислал Джоди старый экземпляр «Консервного ряда» в мягкой обложке, Джоди ее прочитал, а затем прочел все, что написал Стейнбек, от «Золотой чаши» до «Путешествий с Чарли в поисках Америки».
– Думаешь, я правда могу здесь остаться?
– Ага. – Джоди не может справиться с любопытством: – Надолго?
– Не знаю.
– Ну, твоя комната тебя ждет.
Марти подхватывает сумку, и Джоди идет за ним по коридору и затем вверх по лестнице. Марти включает свет и проходит в комнату. Ее желтые стены так сильно выцвели, что выглядят белыми, пожелтевшими от времени.
– Он оставил бы все в точности, как было при тебе. Но пару лет назад у нас протекла крыша. Твои постеры и прочее – в коробке в стенном шкафу.
Беззаботная улыбка, с которой Марти вошел в дом пару часов назад, исчезает. От вида комнаты, похоже, нахлынули воспоминания. Хорошие, плохие и смешанные.
– Твоя комната все там же? – спрашивает Марти.
Джоди пожимает плечами, не предлагает ее показать. Ему трудно расставаться с вещами, поэтому он просто раскладывает их по коробкам из-под обуви. В какой-то момент он понял, что вещей слишком много. Он составил подробный список: что оставить, что отдать на благотворительность, а что выбросить. Но дальше списка дело не пошло.
– Ты завтра работаешь? – спрашивает Марти.
– Я в отпуске до начала августа. Проведу пару футбольных лагерей летом. И работаю волонтером в парке Уайт-Клей-Крик раз или два в неделю. Помогаю ухаживать за туристской тропой.
– Покажешь мне?
– Конечно. Возьмем Рори.
* * *
Джоди и Марти идут по тропе, любуясь лесными флоксами и дикой геранью. Рори бежит впереди и тоже по-своему любуется полевыми цветами. Джоди подавляет отрыжку и борется с позывами на рвоту.
– Ты в порядке? – спрашивает Марти.
– Угу, – отвечает Джоди.
Год назад отец увидел, как Джоди рвало утром после того, как накануне он выпил всего две банки пива. С возрастом ему становилось труднее пить без того, чтобы его не стошнило на следующий день, но это его не останавливало. Отец, назвав его «малопьющим алкоголиком», посоветовал либо перестать пить, либо сходить к врачу. Джоди пошел к врачу, и тот объяснил, что, когда он пьет перед сном, ночью выделяется лишняя желудочная кислота, от этого и тошнит. Врач велел не пить за три часа до сна, а еще предложил посетить психиатра, потому что избыток желудочной кислоты мог быть связан с тревожностью. Психотерапевт, с которой он общался десять лет назад и которой доверял, давно вышла на пенсию. Джоди познакомился с новым доктором, который хотел сосредоточиться на вопросе о том, почему Джоди продолжает пить по паре пива каждый вечер, если от этого его тошнит. Он считал, что Джоди нравится тошнота, и он всегда либо пьян, либо в похмелье, и оба состояния использует для подавления беспокойства. Джоди в это не поверил и не стал ни возвращаться, ни искать нового доктора.
– У отца в самом деле болит колено или он просто не захотел с нами пойти? – спрашивает Марти.
– У него проблемы с ногами. Не придирайся к нему. Остынь.
– Остыть? Из-за отца? Я давно остыл. В старших классах мечтал прострелить ему голову.
Марти смеется собственной шутке, а Джоди задается вопросом, пошутил ли он.
– У нас с тобой были разные отцы, – добавляет Марти.
– Да, он стал другим после смерти мамы. Согласен.
– Другим – не то слово.
Марти был слишком юн в то время и не понимал, что молчание – лучшее, что отец мог им предложить после смерти жены от рака груди. А Джоди был слишком юн и не понимал, что брат переживает эмоциональное отсутствие их отца совсем не так, как он сам. Джоди тогда исполнилось двадцать, и отец был с ним все детство. Марти же в тринадцать лет потерял мать, и его отец исчез в черной дыре безмолвной печали.
На повороте тропы они теряют Рори из виду.
– Тебя правда подвез друг, который ехал через всю страну?
Марти смеется.
– Нет, я добирался на попутках.
– Через всю страну?
– Дальнобойщики подвозят. За наличные.
– А у тебя там есть машина?
– Нет. Ну, иногда была – общая на несколько человек.
Фраза кажется Джоди странной.
За поворотом тропинка идет вдоль ручья. Рори прыгает в воде. Марти снимает ботинки и носки. Стягивает рубашку через голову, обнажая татуировки, покрывающие семьдесят процентов кожи на его груди, спине и руках. Джоди отводит взгляд. Словно это то, чего ему не следует видеть.
Только когда он слышит плеск, с которым Марти плюхается в воду, он поворачивается обратно.
Минуту спустя Марти снова натягивает одежду поверх своего мокрого, покрытого чернилами тела. Даже после того, как татуировки исчезли из виду, Джоди не может перестать о них думать. Как будто они отражают то, насколько далеко братья разошлись в жизни. Джоди никогда не сделал бы себе татуировку.
Когда они продолжают путь, он спрашивает:
– Когда ты все это сделал?
– В разные времена. О некоторых тату я жалею и пытаюсь превратить их во что-нибудь другое. Тебе не нравится?
– Не знаю. Твое дело. Я совсем не знаю твоих желаний.
– Мы братья. Ты не можешь меня не знать.
– Да, конечно. И отчасти это, кажется, так. Словно прошел месяц, а не десятилетие. И все-таки я совсем тебя не знаю. Не знаю, какой ты и чем занимаешься.
Еще пару минут они идут молча, потом Марти говорит:
