«Система рушится на глазах», – отстраненно думал Третьяков, аккуратными движениями руля заставляя машину лавировать между ям. Аналитики ошиблись. Они, конечно, знали, что это произойдет, но никто не предполагал, что так быстро.
Хорошо это или плохо? Глобально не его ума дело. А применительно к заданию… Да так на так, наверное. С одной стороны, вдали от линии фронта всем по фигу, кто и куда едет. Какого-то намека на тотальный контроль не может быть в принципе. С другой стороны, по территории беспредела ездить всегда опаснее и получить пулю в башку куда проще, чем там, где поддерживается хотя бы видимость порядка. Но выбирать не приходится, поэтому рули и радуйся, что все еще жив.
В известной степени, его мысли были подтверждены отношением местных к контролю передвижения транспортных средств. Документы у Виталия за день проверяли дважды, оба раза мобильные армейские патрули, то и дело с тревогой поглядывающие на небо. Оба раза легенда уверенно прошла проверку, и реакция тоже была одинаковой.
Видя официально аккредитованного либерального журналиста из «клятой Рашки», патрульные удивлялись. А узнав, что он планирует проехать вдоль линии фронта, дабы взять интервью и состряпать цикл статей о буднях героических украинских военных, разве что пальцем у виска не крутили. Однако же и задерживать не пытались, равно как и придираться к лежащему в машине арсеналу. Времена неспокойные, на дорогах может встретиться кто угодно, и оружие – это не нарушение, а стандартная мера предосторожности.
Слабым местом выглядели попутчики, но их спасал возраст и почти правдивый рассказ о том, кто они. В смысле, отстали от автобуса, попросили подвезти… О злоключениях в том селе можно было и промолчать. В обоих случаях на ребят только рукой махнули: проезжай, мол. Солдаты были испуганы, злы, но человеческий облик еще не потеряли.
Вопрос с ночлегом решился неожиданно просто и по большому счету случайно. Просто в быстро наступающей темноте Виталий, проезжая через очередное село, ухитрился рассмотреть слабо освещенный фасад придорожной гостиницы, возле которой на стоянке притулились здоровенная фура и пара легковушек. На логово доморощенных фашистов как-то не похоже. Риск? Ну да, имеется. Но ведь Третьяков и приехал сюда, чтобы рисковать. Да и, откровенно говоря, сейчас неизвестно, где опаснее.
Внутри горел неяркий свет, и заспанный парень без проволочек выделил им двухместную комнату, добавив раскладушку. На деньги смотрел без особого вожделения: спать очень хотел, похоже. Да и бумажник Виталий светил с тем расчетом, чтобы у администратора сложилось впечатление: брать особо нечего, и возможная прибыль не стоит риска. Оружие у заселяющихся его тоже не впечатлило: здесь оно было уже почти у всех. И даже документы не спросил: бумажки с номиналом, частью хрустящие, частью засаленные от долгого употребления, вполне их заменили.
Номер для придорожного мотеля оказался на удивление неплох. Простыни чистые, сан-узел имелся в номере, а не на этаже, один на всех, как поначалу думал Третьяков. Словом, вполне комфортно, если не придираться к мелочам. Цены, конечно, грабительские, но с учетом того, какой бедлам творится вокруг, вполне обоснованные.
Ужина, правда, не было, да оно и понятно: все же и приехали они поздно, и вокруг как бы война. Сказали, правда, где ближайшая забегаловка, но честно предупредили, что за последствия для здоровья после дегустации тамошних блюд отвечает сам посетитель. А то поешь – и будет почти по классику: огурцы да молоко, да бумага туалетная, и тогда искать меня в поле не советую…
Нет уж, нет уж, как-нибудь в другой раз. Хорошо еще в машине сейчас был неплохой запас продуктов, даже с учетом резко пополнившегося числа путешественников.
В душ Виталий полез последним, дав ребятам вдоволь наплескаться. А то не мылись они давненько. Гигиену пытались соблюдать, но в машине, пока ехали, все равно чувствовался запашок. Сам он тоже хорошенько сполоснулся, благо горячая вода имелась, не так уж и плохо в этом отношении жили коммерсанты. А когда он вышел, попутчики уже дрыхли – намаялись…
Некоторое время Третьяков сидел, маленькими глотками прихлебывая чай, благо хотя бы с кипятком проблем не было. И мысли его плыли одновременно в двух направлениях. Во-первых, по поводу дальнейшего маршрута, а во-вторых, вокруг оружия, сейчас хозяйственно убранного в шкаф – на всякий случай и во избежание.
Да уж, если обыватели начинают столь обыденно и даже безразлично относиться к набору оружия, которого лично ему хватило бы на небольшую войну, это о многом говорит. И ни о чем хорошем точно – разоружать эту страну даже после окончательного ее разгрома и капитуляции придется не один год.
Задумчиво покрутил в руках пистолеты, на автопилоте провел неполную разборку, собрал обратно и отложил в сторону. «Беретта» – хорошая вещь, «стечкин» – тоже. Состояние обоих близко к идеальному. Те, у кого он их забрал, были плохими людьми, но хорошими солдатами. Пристрелять бы… Хотя для короткой дистанции особой разницы нет. А вот автоматы надо опробовать обязательно. Выбрать завтра место по-укромнее – и вперед. Сегодня времени не было, да и места подходящего на глаза как-то не попадалось, а вот завтра – обязательно.
С маршрутом было сложнее. Днем он сколько ни крутил старомодную шайбу на олдскульной (блин, да она же под кассеты рассчитана!) магнитоле, поймать ничего интересного не смог. На всех волнах только патриотичные вопли на трудновоспринимаемой мове. Ведущие звиздели, как депутаты на митинге: если им верить, то русская армия была уничтожена уже как минимум трижды. Нет, депутатов слушать все же приятней. Врут почти так же, зато хотя бы на знакомом языке.
Но интерес интересом, а составить в голове хотя бы подобие картинки не получалось. Он четко знал, какие расклады были на момент высадки, имел представление о ближайших планах командования, но сейчас все это могло оказаться уже неактуальным. Как быстро может изменяться обстановка в зоне боевых действий, знает каждый, хоть раз оказывавшийся на передовой. Виталий уяснил это на собственном опыте давным-давно. Увы, дальше приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы.
Сзади скрипнула кровать, послышались осторожные шаги. Виталий обернулся, кивнул Тане:
– Садись, наливай чай.
Та не стала жеманничать, быстро наполнила кружку, кинула в нее пакетик и тут же вгрызлась в бутерброд. Прожевала, а затем с некоторой опаской спросила:
– Скажите, почему вы нам помогли?
Потому что дурак, хотел ответить Третьяков, но вслух лишь сказал:
– Это было правильно.
– У нас нечем вам заплатить…
Под острым взглядом собеседника она невольно поежилась. Виталий мысленно вздохнул. Пожалуй, он не удивился бы, предложи она в качестве оплаты саму себя. Да и чего удивляться? Сталкивался уже как-то, причем та сопля не испытывала к подобному ни капли негатива. Деловое предложение, не более.
Впрочем, Таня промолчала, и это, на взгляд Третьякова, характеризовало ее совсем неплохо. Зато ее вопрос, прозвучавший после короткой паузы, звучал вполне здраво:
– Что с нами будет?
– Вариантов не так и много, честно говоря. – Виталий отхлебнул из своей кружки, задумчиво покатал во рту шарик горячей жидкости. Проглотил без удовольствия: гостиничный чай был, как и положено, из самых дешевых, и вкус имел соответствующий. – Во-первых, можем разбежаться хоть завтра. Я поеду своей дорогой, вы пойдете своей. Устраивает?
Девчонка замотала головой. Похоже, расклады она умела оценивать неплохо, можно сказать, по-взрослому. Впрочем, на изломе времен, да и вообще на войне, дети взрослеют быстро.
– Второй вариант – доставить вас домой. Это не устраивает уже меня: не то время, чтобы кружить по вашей стране сверх необходимого. Пристрелят еще случайно.
– И что тогда?
– Можно спрятать вас там, где вы сможете отсидеться, пока все это не закончится. Если повезет и связь будет, еще и с родителями созвонитесь и предупредите, чтобы не дергались. Есть у вас такое место?
Таня вновь помотала головой. Излишне резко получилось – не успевшие до конца просохнуть волосы темными сосульками хлестнули по воздуху.
Третьяков вздохнул:
– Почему-то я так и думал. Ладно, иди спать, утро вечера мудренее.
Следующее утро не принесло чего-то нового. Заспанный дежурный принял ключи и ушел спать, не обращая внимания на далекий, на грани слышимости, грохот взрывов. Что уж там стреляло, Виталий гадать не стал: звук был нечеткий, а слух у него и в лучшие годы музыкальным не считался.
Выехали они рано, дорога сегодня выглядела неплохой. И лишь ближе к обеду появилось какое-то разнообразие. Вначале Третьяков услышал рев двигателей. Довольно поздно услышал, к слову: «Нива», как ей и положено, завывала так, что способна была заглушить что угодно. Однако услышал, а через пару секунд увидел и сам его источник. И испытал двойственные чувства.
«Грач», он же Су-25. Тяжелобронированный, по меркам авиации, штурмовик, несущий столько оружия, что способен разделать под орех любую наземную цель. Его характерный силуэт, однажды увидев, не спутаешь ни с чем.
В свое время Третьяков привык, что появление этих машин означает перелом в ходе боя. Причем в нужную, то есть русскую, сторону. И потому, несмотря на прошедшие годы, рефлексы сработали независимо от сознания. Радость – именно это он испытал. Вот только этот самолет нес опознавательные знаки врага.
Украинский штурмовик мчался вдоль самой земли, выписывая кренделя. Летчик у него, видимо, был хорош. Ну да и неудивительно, школа пилотирования на Украине имела в основе те же, что и в России, советские наработки, а это серьезная база, кто угодно подтвердит.
И пускай они качественно «просели» из-за вечного недостатка финансирования, какое-то количество грамотных пилотов у них просто обязано быть. Да и вообще, с учетом потерь, кто-нибудь из «стариков», которых готовили еще в Союзе, мог и сам за штурвал сесть. У них, конечно, возраст для подобного великоват, но ради такого дела – почему б не рискнуть?
Петлял самолет не просто так. Откуда-то из-за горизонта вынырнула, оставляя инверсионный след, ракета. Сколь мог судить Третьяков, авиационная. Похоже, русский истребитель засек цель и отработал по ней с дистанции, на которой штурмовику просто нечем ответить.
Ракета уверенно зашла в хвост украшенному тризубами самолету, но в последний момент тот отработал рулями, заставив машину совершить немыслимый и противоречащий законам аэродинамики маневр. Уклонившись от удара, он резко сменил курс и нырнул куда-то за холмы. Что с ним было дальше, Виталий уже не видел.
Вот так. Это была украинская машина, и за штурвалом сидел враг, но… Но вот не получалось его ненавидеть, хоть тресни. Этих, на земле, с дегенеративными рожами – да сколько угодно. А летчика почему-то нет, хотя он, возможно, был ничем их не лучше. Наверное, именно знакомый силуэт в небе повлиял. И Виталий искренне пожелал им обоим выжить в этой войне, а там – как карта ляжет.
Однако это был единственный эпизод за полдня, даже патрулей не попадалось. А затем Виталий свернул на неприметный проселок, чтобы буквально через пару километров въехать в очередную станицу и подрулить к дому, расположенному аккурат на противоположной от въезда окраине.
Честное слово, не хотелось заниматься этим сейчас, но особого выбора не было. Не выкидывать же и впрямь пассажиров на обочину. Заехать по этому адресу Виталий планировал намного позже. В идеале, когда закончится творящееся здесь безобразие. И уж в любом случае после выполнения задания. Просто чтобы не подставить в случае чего.
Увы и ах, обстоятельства так сложились, что особого выбора не было. Человек, к дому которого на следующий день подрулила «Нива», был его единственным контактом в этих местах. Точнее, единственным, кому можно было доверять без оглядки и без раздумий.
Забор, окружающий дом, был высок и капитален. Никакой лишней красоты вроде кованых финтифлюшек, зато металл качественный и в высоту, как на глаз определил Третьяков, почти три метра. Разглядеть через него можно было разве что крышу второго этажа. Тоже капитальную, крытую железом. Простой и надежный вариант, без лишней красивости.
На стук из-за забора внушительно загавкала собака. По звуку судя, что-то большое и грозное, хотя Третьякову приходилось слышать, как таксы гавкают страшнее. Впрочем, тот, кто здесь жил, мелких собачек не любил никогда: привычка у него была такая.
Виталий постучал еще раз, только громче. Собака еще пару раз брехнула и замолкла. А затем послышались очень мягкие, почти беззвучные шаги, и щелкнул, открываясь, замок.
Из ворот появился мужик, по сравнению с которым Третьяков, сам человек вышесредних габаритов, терялся, будто холмик под скалой. Метр девяносто четыре ростом и поперек себя шире. Вдобавок отрастивший немалое, истинно казацкое брюхо и буйную, отроду не чесанную бородищу. Учитывая, что человек этот вполне мог проломить голой рукой кирпичную стену, картина впечатляла. Такого в переулке встретишь – сам карманы вывернешь.
Все невольно попятились, и лишь Виталий остался недвижим. Прищурившись, внимательно посмотрел на встречающего и выдал то, что рискнул бы, наверное, только он один.
– Здорово, морда хохляцкая!
Мужик скорее удивленно, чем зло, посмотрел на него, а потом вдруг заржал как конь, хлопнув себя руками по бокам:
– Привет, москаль!
В следующий миг Третьяков узнал, что чувствует томат в соковыжималке. Именно на нее объятия и походили. А еще через миг Виталий почувствовал, как ноги его отрываются от земли… Впрочем, зная характер этого человека, можно было ожидать чего-то еще.
– Пусти! Немедленно поставь командира на место! Планета не простит тебе гибели лучшего представителя человечества!
Вот так, не забыл прапорщик Кравченко своего командира. Не забыл, как на себе его двенадцать километров пер, уходя от вконец оборзевших абреков. И как двумя месяцами позже выносили уже его, а Третьяков с парой бойцов засели в ущелье и прикрывали отход. Вот так…
Жаль, потом судьба развела. Кравченко после службы уехал на Украину, к родственникам. На неделю поехал, но встретил женщину своей мечты да там и осел. Виталий стал… тем, кем стал. Иногда переписывались, благо интернет расширяет границы и снимает преграды к общению, но и только. Встретились первый раз по-чти за двадцать лет и, как оказалось, друг друга все же не забыли.
Уже ближе к вечеру чисто вымытый и немного отдохнувший с дороги Виталий сидел и внимательно разглядывал бутылку со сливянкой. Кравченко заявил, что жена его наливку сию готовит дивно и не попробовать ее – смертный грех и великая обида. Хотелось верить, хотя пахла настойка, конечно, заметно приятнее любого импортного коньяка.
Впрочем, бутылка была не слишком большой – как раз такая, чтобы двум мужчинам хватило душевно посидеть, но при этом не нажраться в зюзю. Именно двоим: и пассажиры Виталия, и дети самого хозяина уже дрыхли, а мадам Кравченко деликатно покинула их, дабы не мешать мужу общаться со старым товарищем. Интеллигентка в лучшем понимании.
Вообще, удивительно даже, как они уживались. Неплохо, судя по всему, но как? Более непохожую пару стоило еще поискать. Великан Кравченко – в предках бандиты, пираты, бунтари, словом, уважающие себя запорожские казаки. Потом лихая година гражданской войны занесла прадеда в Сибирь, где он и осел в славном городе Иркутске. И оттуда родом сам Анатолий, унаследовавший от предков богатырскую стать, буйный норов и любовь к приключениям, которая его, собственно, в армию когда-то и занесла.
А его жена – с точностью до наоборот. Интеллигентка из Питера, даже вроде бы дворянских корней. Для женщины довольно высокая, но все равно ниже мужа больше чем на голову. Худощавая и подвижная, даже возраст и рождение троих детей не заставили ее фигуру расплыться. Учительница музыки. Была. После развала страны приехала к родственникам, занималась чем придется.
А сейчас открыла собственную маленькую частную школу – на первые три класса. Крупных поселков с полноценными школами в округе нет, и местным куда выгоднее отдавать детей в обучение здесь, чем везти неведомо куда. Особенно в последние неспокойные годы. Как с усмешкой, но по-доброму сказал Анатолий, прибыли чуть, но работает не себе в убыток. Да и она при деле.
Чем занимался он сам, Кравченко не распространялся, а Виталий не спрашивал. Захочет – сам расскажет, не захочет – значит, так нужно. Однако же не бедствовал, это точно. Дом могучий, во дворе средней потрепанности «Крузак». Ну и прочая атрибутика преуспевающего сельского жителя имеется.
– Вздрогнули?
Кравченко аккуратно набулькал сливянку в небольшие, напоминающие скорее стопочки-переростки, стаканы. Виталий лишь кивнул. Обжигающая, градусов под шестьдесят крепостью, жидкость лихо скатилась по пищеводу. Следом полетело сало, захрустели на губах огурчики.
Кравченко выдохнул:
– Хорошо!..
– Это точно. Как тут, на тебя еще наезжать не пытались?
– Да приходили тут какие-то. Говорили, что из «Азова», но я им не поверил: уж больно вид мелкотравчатый.
– И что?
– Да ничего. Автоматы в хозяйстве сгодятся, особенно по нынешним временам. А они там, у оврага. Отдают земле свою органику и прочее железо с цинком.
Виталий понятливо кивнул: значит, убил и закопал подальше. Зная товарища, можно предположить, что вначале по-хорошему попросил убираться, а когда его с первого раза не послушали, решил вопрос кардинально. Учитывая, что в полку Кравченко был лучшим рукопашником, да и стрелком не из последних, плюс в горячих точках приобрел ценную привычку не бояться крови, вряд ли для него гости представляли реальную угрозу.
– Ну, тогда за упокой.
Выпили, закусили. Потом Кравченко побарабанил кончиками пальцев по краю стола и спросил:
– Вот ты мне скажи: чем все закончится?
– Да хрен его знает, слишком много факторов. Одно знаю точно: останавливаться наши не будут, пойдут до конца. До любого. Нельзя нам уже останавливаться.
– А людям что?
– Да ничего. На ком крови нет, тех никто и пинать не будет… сверх меры. Хотя, думаю, любителей в Сетях гадости писать под шумок отловят. И не удивлюсь, если втихую удавят: на них уж больно многие злы, а кто писал да откуда известно сразу. Ты вон, хоть у старшего своего поинтересуйся, он подтвердит, что дело это достаточно простое.
– Да я и сам знаю.
– Тем более. И отлично знаешь, что, с точки зрения государства, люди – ценный ресурс. Конечно, многие территории кое-кто предпочел бы видеть без фауны. Их можно понять, но большинство оценивают расклады куда более трезво.
– Да уж…
– Ладно, не кипишуй. У тебя-то паспорт наш.
– Угу. Если местные узнают…
– Тут же настучат, – ухмыльнулся, закончив за него фразу, Виталий. – И после этого ты пополнишь свою коллекцию еще парой-тройкой стволов.
– Ну, в принципе, да, – вернул усмешку товарищ и тут же посерьезнел. – А ты сам-то здесь по каким делам?
– По работе. Спецзадание.
– Значит, ты опять в рядах?
– А я, считай, и не уходил. Разве что вывеска другая.
– И какая же?
Виталий сказал.
Кравченко впечатлился. Покрутил головой:
– Высоко взлетел, большим человеком стал.
– Если бы. По сути, обычный чиновник, разве что полномочия запредельные. И то не всегда. Хотя иной раз приходится тряхнуть стариной. И работы, чувствую, скоро будет еще больше.
– Ну, ты замученным жизнью не выглядишь.
– Годы берут свое, но на покой нам еще рано. – Третьяков улыбнулся. – Ну, за молодость?
– Давай.
Выпили, закусили. Чувствуя, что немного захмелел – усталость все же сказывалась, – Виталий несколько раз глубоко вздохнул и поинтересовался:
– Сам-то что дальше планируешь?
