Счастье Рози так заразительно, что я не сразу оцениваю открывающийся перед нами вид, но спустя мгновение вдруг замечаю их.
– Смотрите! – показываю я. – Отсюда видно белые утесы Дувра!
Они просто невероятны, и даже отсюда кажется, что их белизна словно излучает свет.
– Не могу сдержаться, песня застряла в голове. – Я начинаю напевать классический хит Веры Линн «The White Cliffs of Dover».
– Вау, – говорит Рози. – Хотела бы я прокатиться там на канатной дороге, увидеть их поближе.
– Я тоже. – В мире столько всего неизведанного, надеюсь, эта поездка во Францию вдохновит нас не останавливаться, ехать так далеко, как позволят наши фургоны. – Но пока нас ждет другое приключение. И это Le Phare, настоящий маяк.
Рози стонет: она не фанатка высоты.
– Сколько ступеней?
И физической активности.
Я притворяюсь, что не знаю.
– Не придуривайся, я тебя насквозь вижу.
– Ладно. Всего две сотни и семьдесят одна малюсенькая крохотулечная ступенька.
Она фыркает.
– Никогда не пойму, почему вам доставляет наслаждение причинять себе боль. Что классного в том, что будут ныть мышцы?
Я хватаю ее за локоть и веду.
– Из классного – вид, глупышка.
Мы находим маяк и покупаем билеты под бурчание Рози; ее голос становится громче, когда мы доходим до середины, и ноги уже начинают дрожать от напряжения.
– Напомните мне, почему мы не могли посмотреть на то же самое море с земли?
Я смеюсь.
– На такое сказать нечего.
Макс оставил нас далеко позади, и я в очередной раз праздно задаюсь вопросом, не супергерой ли он тайно. У него никогда не кончается энергия. Бедняжка Рози крякает, бурчит и проклинает день, когда с нами познакомилась.
Мы поднимаемся уже медленнее, груди (осмелюсь ли я сказать, чресла!) вздымаются. В конце концов мы вознаграждены великолепным видом с верхней площадки маяка. Макс уже у ограждения и машет нам рукой.
– Что скажешь?.. – подстрекает ее Макс, улыбаясь. Я отмечаю, что у него дыхание не сбилось ни на йоту.
Уперев руки в боки, Рози улыбается в ответ и, задохнувшись, выдавливает:
– Вау!
У подножия скалы разбиваются волны, и нас захлестывает соленый запах моря. Этого достаточно, чтобы восстановить наши силы после долгого сидения в фургонах, и я наполняюсь энергией, готовая продолжить наше путешествие.
– В следующей жизни я буду смотрительницей маяка, – говорю я, представляя себя укутанной в плед, с книгой в руке, и накатывающие на берег волны.
– Может, ты не заметила, но они сейчас не сильно в ходу, – отвечает Рози.
– Даже лучше, не придется работать. Я претендую только на вид.
Рози улыбается.
– Будешь как Рапунцель, а? Прятаться в своем замке.
– Что-то вроде того.
Я представляю будущую себя, затворницу маяка, и вижу, как подростки, подбегая, стучат в мою дверь, а потом взвизгивают и улепетывают, словно я новая Страшила Рэдли[7 - Артур «Страшила» Рэдли – персонаж романа «Убить пересмешника» Харпер Ли.]. Le вздох.
– По кофе и идем на второй заход? – спрашивает Рози, заглядывая в свой планер. – По времени как раз укладываемся. – Она улыбается, как победитель.
Мы находим небольшую французскую кондитерскую, по стенам которой вьется ароматный жасмин, наполняющий благоуханием воздух. Отыскав стулья, мы усаживаемся плечом к плечу и лицом к улице, словно солдаты. Мне кажется странным, что французы не сидят вокруг стола, а смотрят вдаль. Меня уже пожурили во время прошлой моей поездки в Париж, когда я повернула стул, чтобы сидеть лицом к Ти Джею. Я узнала, что так не делают. От этого воспоминания я улыбаюсь, и какой-то дьяволенок внутри замышляет проделать это и сейчас, чтобы посмотреть, что будет, но я его приструниваю.
Через несколько минут официант принимает наш заказ: два cafе au lait[8 - Кофе с молоком (фр.).] и tartelette fraises[9 - Тарталетки с клубникой (фр.).], а Максу достаточно травяного чая и свежего воздуха. Как он еще жив при таком питании, мне не понятно.
Следуя общепринятому кафешному этикету кочевников, мы достаем телефоны и подключаемся к открытому вай-фаю, чтобы проверить, какие новости могли пропустить с последней остановки. У меня вроде ничего. Мир продолжил вращаться и без моей помощи. Я пытаюсь не принимать это близко к сердцу.
Я вытягиваю руки над головой, наслаждаясь пребыванием вне фургона, когда вдруг заговаривает Рози:
– Тори интересуется, где мы останавливаемся в Руане.
Я стону.
– Ты шутишь?
– Нет, она говорит, что, если предложение еще в силе, она не против к нам присоединиться.
Я скрещиваю руки на груди.
– Какое предложение?
Макс слегка улыбается.
– Ну, мы всем заявили, что они могут присоединяться к нашему маршруту по Франции.
– Да, может, и так, но я не имела в виду ее! – шиплю я.
Он пожимает плечами. Макс один из тех людей, который ладит со всеми, и каждый хочет быть его другом. Более спокойным он был бы только мертвым.
– Она нормальная, ну, по-своему, разве нет?
Тори ни разу не подставляла Макса, не устраивала ему неудачных розыгрышей или других вещей, которым она подвергала меня и Рози. Он не знает о слухах про их с Рози полигамные отношения, которые Тори распространяла: никто не хотел быть тем, кто ему расскажет. Макс пацифист, но если дело касается Рози, то предсказать его реакцию нереально.
– Она немного гадюка, – говорит Рози.
Лицо Макса мрачнеет.
– А кажется безобидной.
– Говорит мужчина, который не понимает женских уловок, – отвечаю я, завидуя, что Макс может проживать день за днем и не замечать подобных вещей. А мы к ним словно предрасположены, лишь находясь в его окружении. Женщины крутятся вокруг Макса, а он словно не замечает их и не интересуется этим ни на йоту.
– Думаю, что и не хочу понимать, раз такое дело, – говорит он, и его огромные глаза вспыхивают от одной мысли, что кто-то может устраивать подлости Рози.
– Ты ей скажешь, где мы? – спрашиваю я. Но я знаю Рози, ее моральный компас всегда указывает на север. Она не тот человек, что сможет оставить кого-то за бортом: она знает из личного опыта, насколько это больно – даже если Тори этого заслуживает.
Она поднимает ладонь.
– Все в порядке, – заверяю ее я. – Если Тори что-то начнет, я ее пресеку, вот так просто. – Клубничная тарталетка взрывается всеми оттенками вкуса на моем языке, и я подумываю заказать добавку. Почему французские ягоды такие сладкие? Я мысленно отмечаю, что надо отыскать рынок и купить целое ведро сезонных фруктов и ягод.
– Что худшее она может сделать? – говорит Рози, морща нос.
– Мы в любом случае будем заняты, когда начнутся фестивали и ярмарки, да? – говорит Макс.
– Надеюсь, – отвечаю я жуя и пытаюсь прекратить думать о Тори. Я никогда прежде не путешествовала за границей, в то же время пытаясь управлять бизнесом, так что я слегка опасаюсь, что все может пройти не так гладко, как на родине. Но мы есть друг у друга, и если вдруг наш план провалится, мы просто придумаем новый, ведь так? Мы же, в конце концов, не в Антарктике.
– Так, – говорит Рози, бросая взгляд на часы. – Пора бы нам уже отправляться в Руан. Надо будет найти лагерь, пока не стемнело.
Я допиваю кофе.
– Жду не дождусь!
Я всегда хотела путешествовать по Франции, останавливаясь по возможности в каждой из крохотных провинций, находить разбросанные в глуши бриллианты. Я люблю Париж – а кто, воспитанный на истории литературы, не любит, – но есть что-то особенно волшебное в том, чтобы колесить по стране, выбирая местечки не настолько большие и суетливые, как город света.
Какие сокровища мы отыщем?
Когда мы покидаем кафе, Рози подбирается ко мне ближе и шепчет:
– Как письмо? Нормально?
Она единственная, кто знает его историю. Обычно я не распространяюсь насчет Ти Джея, упоминание о нем бывает неловким и стопорит разговор на полпути. Легче притворяться, что я беспечная странница, которая влюбляется лишь в вымышленных героев. Легче, чем признать, что я девчонка с разбитым сердцем, бегущая от своего прошлого.
Я размышляю, стоит ли вдаваться в подробности, но решаю быстро рассказать Рози основное, чтобы она не волновалась.
– Его мама, Мэри, потеряла дневник Ти Джея и нашла только сейчас. Она отправила его мне, сопроводив небольшим письмом. Там сказано лишь, что ей тоже сейчас тяжело.
Если честно, у меня не выходит думать ни о чем, кроме дневника и его содержимого, но я должна прочесть его в одиночестве, когда буду точно уверена, что никто не сможет меня прервать.
– Ох, Ария, не знаю, что и сказать. Ты будешь ей отвечать?
Я обдумываю ее слова.
– Сложно предсказать, не вскроет ли это старые раны, понимаешь? Мы обе все еще страдаем от них…
Мне надо ей написать. Как минимум она этого заслуживает. Но поможет это или навредит – я не знаю.
Рози приподнимает брови.
– Но когда-то ты любила свою свекровь.
Я укрываюсь руками от бриза, дующего с моря.
– И она любила меня. Но времена изменились, Рози. И я не знаю, получится ли все вернуть. В нас еще много обиды.
Кивнув, она говорит:
– Прочти сперва дневник, посмотрим, может, что-то прояснится.
Я обдумываю это, оглядываясь на глубоко-синий океан, едва виднеющийся вдали.
– Да, конечно. Можно было бы подумать, что я его за один присест прочту, как обычно, но я хочу его растянуть. Это словно подарок от него, и я должна им насладиться.
– Я понимаю. Это правда невероятный сюрприз, как и то, что в конце концов она его отправила…
– Да, ты права. Не думаю, что она умышленно хотела причинить мне зло. Она не такой человек. Но ее сердце разбито, и я могу это понять. Хотела бы я просто позвонить ей и объяснить, что все не так однозначно.
– Я всегда рядом, если нужно будет поговорить, ты же знаешь?
– Спасибо, Рози. Буду рада, как мы устроимся.
Я обнимаю ее. Рози всегда ратует за восстановление мостов после семейных размолвок, потому что на собственном опыте узнала, что иногда может стать слишком поздно.
Кофеин и торт оживили нас, и мы торопимся перепроверить карты, а потом забираемся каждый в свой фургон и отправляемся в Руан. Мы едем конвоем из трех человек: впереди Макс, следом я и Рози.
Через несколько часов линию горизонта пронзают шпили Руанского собора, и мой рот открывается в восхищении. Немного спустя мы проезжаем средневековый городок, и я поражена его красотой. Старые дома, облицованные цветным деревом, выглядят почти по-шекспировски, в стиле эпохи Тюдоров. Это словно смотреть на открытку в реальной жизни, но времени все разглядывать нет: я еду за Максом и надеюсь, что Рози за мной тоже. Мы паркуемся в лагере, и Макс жестами показывает, что сходит в офис, чтобы нас зарегистрировать. Пока его нет, мы с Рози решаем воспользоваться моментом, размять ноги и оценить парк.
– Так, – Макс возвращается и показывает в самый конец парка. – Мы там, рядом с рекой.
– Супер. – В Руане мы будем всего пару недель, но я уже знаю, что сюда мне захочется вернуться, чтобы слоняться по спрятанным переулкам и крошечным бульварам.
– Пока мы ехали, я почувствовала, что город излучает невероятную энергию.
– Да, здесь симпатично, – говорит Макс. – Менеджер, Антуанетт, рассказала, где будет проходить ярмарка, это всего в паре шагов от лагеря, так что будет легко перемещаться.
Наша первая ярмарка во Франции – и сразу большая, известная тем, что является приютом для многих экзотических продавцов со всей страны. У нас получилось забронировать места благодаря связям Макса. Его мама Нола – королевской крови в кочевническом обществе, она стояла у истоков создания этого движения много лет назад, так что теперь знает, как выжить практически на любом континенте. Мы заранее составили список мероприятий, на которых собираемся появиться, подали заявки и заплатили взносы, чтобы по прибытии быть на шаг впереди.
– На изучение будет неделя до ярмарки, – говорит Рози. – Хотя мне придется начинать приготовления как можно скорее. Мне нужно сделать новую партию джема и смешать литературный чай.
Как только мы поставили фургоны и подключились к электросети, я принимаю душ и переодеваюсь в удобную одежду. Я проверяю свой онлайн-магазин и с радостью отмечаю большой заказ на книги Мейв Бинчи[10 - Ирландская романистка, газетный колумнист и лектор.]. На то, чтобы откопать их за видавшей виды оттоманкой, уходит не больше тридцати секунд. Я заворачиваю их в крафтовую бумагу и пишу цитату самой легенды о том, что мы никто, пока нас не любят… Завтра схожу на почту.
Разобравшись с делами, я отправляюсь в фургон к Рози, чтобы обсудить планы на завтра (ладно, еще потому, что она накормит меня настолько сытным ужином, что я смогу впасть в пищевую кому).
Я стучусь в дверь и обнаруживаю, что они сидят бок о бок за обеденным столом. Макс здесь выглядит огромным, словно его засунули в кукольный домик.
