Валерий Петрович Большаков "Целитель-8"

Подхватив ручную кладь, я зашагал, поглядывая на спутницу.

– Как съездила?

– Удачно! – Наташа закинула ремень сумочки на плечо, легко переходя на деловитый тон.

У нее, вообще, здорово развита чувствительность, доходя до тончайших перепадов настроения. Ивернева всегда остановится вовремя, балансируя у опасной черты, но не позволяя себе переступить грань дозволенного. Наши с ней невинные игры на тему «Может ли мальчик дружить с девочкой?» – всего лишь приятное баловство.

– Модульные протезы уральцы запустили в серию, – докладывала Наташа. – Сейчас они маракуют над бионическими моделями – с датчиками, шестеренками и моторчиками, чтобы безрукий мог сам брать стакан или, там, кисть. Фронтовикам – без очереди. А косметические протезы, так те вообще! От живой конечности не отличишь! И с виду, и на ощупь. Нет, правда, молодцы! Ребятам обязательно надо помочь. Да, Миша?

– Да, Наташа, – улыбнулся я, выходя на площадь. Серый «Ижик» затесался в моторизованное стадо кургузых «Москвичей», но не слился с автотолпой, по-прежнему выделяясь нездешними формами.

– А Рита где? – Ивернева изящно плюхнулась на переднее сиденье, и заерзала, поправляя юбку.

– Упорно постигает науки! – я сел за руль, и повернул ключ. Стартер с пол оборота завел движок – тот сыто заурчал, как кот, налопавшийся сметаны. – Кстати, тебе тоже пора.

– Пора – что? – Наташа захлопала ресницами, притворяясь глупой очаровашкой.

– Постигать, – усмехнулся я. – В смысле, поступать. Пристроим тебя на вычтех, в МГУ по блату! Хотя ты и по уму пройдешь.

– Я подумаю, – пробормотала девушка, розовея.

– Не думать надо, – в моем голосе зазвучали наставительные нотки, – а готовиться! Учти: я с тебя не слезу.

– Да ты еще и не залезал на меня, – сладко улыбнулась Наташа. Милое коварство в ее глазах сменилось блеском удовольствия – теперь уже мои щеки изрядно потеплели.

– Договоришься, – буркнул я.

Вполне удовлетворенная маленькой победой, Ивернева мигом перевела стрелку разговора.

– Там от девчонок «е-мэйл» приходила… Или приходил? Как правильно? – защебетала секретарша. – В общем… Они рассказали, ты… как это… ванговал, да? – ее глаза голубели изощренной невинностью. – И что там, в будущем?

– Ничего хорошего, – вытолкнул шеф, избавляясь от неловкости. – Как бы тебе… Понимаешь… – я задумался. – Блин, не знаю, с чего начать! Да просто не любят на Западе, когда мы становимся сильнее. Боятся они! И конкуренции не хотят. Вот и гнобят по-всякому. Санкции вводят, эмбарго всякие, в конфликты втягивают… – моя мысль кружила вокруг да около, подбираясь к сути. – А мы, вон, как на Ближнем Востоке развернулись! Саудовцев в пустыню загнали, Багдад отжал у них нефтепромыслы, берберы шалят от гор Атласа до Нила, вот-вот в Иране полыхнет… Американцы сразу забеспокоились, уже два авианосца пригнали с охранением. «Энтерпрайз» в Аравийском море болтается, «Джон Кеннеди» – в Персидском заливе. А наши их сковывают! Там сейчас «Минск» дежурит, три ракетных крейсера, атомарины… Да чего тут рассказывать! Дай руку.

Наташа быстро протянула узкую ладошку, и я сжал тонкие девичьи пальцы. Отрешился от земного, сосредоточился…

…Советская группировка ВМФ могла выдать тридцать две ракеты в первом пуске, и шестнадцать – во втором. Это сильно нервировало штатовцев, атмосфера наэлектризовалась до того опасного предела, когда любой пустяк мог грянуть последним громом. А море стелилось необъятной лазурью, переливаясь на солнце, набрасывая колеблющуюся световую «сеточку» на необъятный серый борт «Минска». ТАВКР следовал полным ходом мимо АУГ вероятного противника – силуэт «Энтерпрайза» топорщился на краю небес малозаметной щербинкой, зато в полумиле от флагмана советской эскадры двигался параллельным курсом крейсер «Уэйнрайт». Вероятно, его кэп увлекся поиском атомной «Щуки», не подозревая, что субмарина скользит прямо у него под днищем, прячась в лиловой глуби.

Всё началось в лучезарном воздухе, тронутым горячим дыханием пустыни. К «Фантомам» и «Крусайдерам», вившимися над морем, советские моряки привыкли, отслеживая вражескую авиацию в условиях, приближенных к боевым. Когда над «Энтерпрайзом» зареяла мелкая мошка – противолодочный «Викинг», с палубы «Минска» поднялось звено «Як-38». Взлетев с короткого разбега, штурмовики просвистели над «Уэйнрайтом», неся убийственный спецбоеприпас – атомные бомбы РН-28.

Выполнял ли пилот «Викинга» приказ или допустил губительную оплошность, не ясно. С борта «Минска» только и видно было, как самолет качнулся, то ли роняя, то ли сбрасывая глубинную ядерную бомбу В57. Она канула в море, пробуждая десять килотонн скомканной энергии. Волны вздыбились горой бурлящей пены. И грянул гром…

Корпус атомарины «Сёмга» не выдержал удара. Взрыв сдул с «Минска» и «Уэйнрайта» антенны, креня корабли и ломая надстройки. Воздушной волной смело и «Викинга», и «Яки», а вот «Щука» приняла бой. Люки торпедных аппаратов, в гуле движков и блеске пузырей, покинули одиннадцатиметровые «Киты». Они, правда, несли не специальную БЧ, но и от полутонны тротила «Энтерпрайзу» достанется не хило.

Целое стадо «Китов» неслось в глубине, нашаривая завихрения воды – кильватерную струю, взбитую винтами, гидролокатор сканировал даже спустя часы после прохода корабля.

А наверху в это время разгоралось морское сражение. У фрегатов «Хепбёрн» и «Грей» с направляющих срывались ракето-торпеды «АСРОК», расходясь веером, вот только без толку – доставали они едва на девять километров, а «Щука» благополучно выгребала за тридцать кэмэ от АУГ.

БПК «Севастополь» и «Владивосток», втроем с крейсером «Грозный», обстреливали американцев «Базальтами» – ракеты взлетали в реве и грохоте, сбиваясь в стаи и распределяя цели. Одну из ПКР со спецзарядом сбили, зато другая нашла свою мишень – атомный крейсер «Лонг Бич» исчез в адском пламени распада.

А торпеды 65-76, ласково прозванные «Китами» за величину и мощь, уже заходили в корму «Энтерпрайза», не обращая внимания на поплавки буксируемых шумовых ловушек «Никси». В воду полетели противолодочные торпеды Мк.46, но было уже поздно. На перехват бросился крейсер «Фокс» – чудовищный взрыв переломил его пополам. Прикрыть авианосец не удалось – первый из «Китов» рванул под кормой «Энтерпрайза». Гигантский корабль сотрясся от киля до клотика. Еще одно смертельное ранение… И еще…

Поднятые самолеты кружили в воздухе бессмысленным роем, утратив свой улей – содрогаясь, авианосец кренился, роняя за борт «Орионы», не успевшие взлететь. Два или три «Базальта», пробившись сквозь заслон ПВО, вошли в палубу, как гвозди в трухлявую доску – и вскрыли ее, вывернули наизнанку, пряча распоротое нутро корабля за дымом и пламенем…

– …А Б-52 уже летели к нам через Северный полюс, и бомбоотсеки у них были полными, – сумрачно выговорил я, отпуская Наташину ладонь. – Ну, как тебе картинка?

Девушка рассеянно постучала пальчиками по губам.

– Ужас… – неугомонные пальцы взялись накручивать золотистые волосы. – Но как будто чего-то не хватает. Не знаю… Может, это мне одной так показалось? Твои мыслеобразы… ну, картинка эта – она немного… плоская, что ли. Как будто в кино, а не в жизни.

– Пожалуй… да, – согласился я. – Лично меня другое смутило. Ну, ладно. Допустим, летом… не дай бог, конечно… разразится «Аравийский кризис». И что? Ну, пусть даже сцепимся мы, напустим ядрёной копоти! И что, сразу ракеты спускать? Я видел, как откидываются крышки шахт, как оттуда прут «Минитмены», а из-под воды выскакивают «Поларисы»! Что – мир в труху, в пепел из-за чьей-то провокации? Ну-у, не знаю… Глупо как-то.

– Слушай… – осторожно проговорила Ивернева. – А, может, ты ошибся? – и заспешила: – Нет-нет, послушай! Мозг – очень сложная штука, и он нас частенько подводит. Да каждый может вспомнить, как он шел-шел в темноте, и было страшновато, и вдруг как померещится фигура чудища – вот-вот набросится! А утром смотришь – тьфу ты! Да это дерево! Или куст. Обман зрения! Мы же никогда, по сути, не видим того, что существует в реале, а лишь образ, созданный мозгом. Так и тут, с пророчествами. Обман ясновидения! Пришла информация из будущего, а мозг ее так исковеркал, так исказил, что впору бомбоубежище искать!

– Да мы и слышим не то, что есть, до нас доходят звуки, отфильтрованные мозгом, – с энтузиазмом подхватил я. – Наши «маленькие серые клеточки» работают до того ухищренно, что шум листвы легко смикшируют в крик о помощи!

И мы с Наташкой стали наперебой вспоминать забавные случаи, о которых со смехом вспоминаешь при свете дня, зато, когда они происходят в ночном мраке, поневоле оплываешь липким страхом. Мне до того понравилась гипотеза Иверневой, до того легко и просто снимала она вину и непосильную ношу ответственности, что я, воспарив душою, болтал без умолку. Не замечая даже, как Наташины губы раздвигаются все шире и шире, продавливая милые ямочки на щечках.

Не выдержав, девушка прыснула в ладонь, лукаво косясь на меня.

– Что? – не понял я, обрывая многоглаголание.

– Шеф, – хихикнула секретарша, – поедем, может?

Словно проснувшись, я глянул за ветровое стекло – там по-прежнему ракетировал к небу серый объем «Ленинграда». Людская толчея у вокзалов растекалась ручейками – кому в метро, кому в камеру хранения или к кассам, а кому – на мякоть сидений светло-оливковых «Волг» с шашечками.

– Заговорила меня совсем! – пробурчал я, особо не смущаясь.

Наташа шлепнула меня по плечу, изображая ласковую обиду, и пикап тронулся.

«Всё будет хорошо, – прыгало у меня в голове. – И даже лучше!»

Не помогало. Заковыристый вопрос висел, беспокоя, как красный сигнал «Выхода нет»: как же я смог увидеть будущее? «Сила» во мне держалась, но мало, чтобы ванговать.

Всё происходило так, как говорил Котов. Я и девчонок своих надурил слегка, утверждая, будто из-за них ослабел.

«Да куда там…»

Не знаю уж, в чем измерять энергию мозга (может, в мегафрейдах?), но ее «напряжение» падало всю осень и зиму, установившись накануне весны. Я даже из ридеров выбыл! Нет, я брал Ритины мысли, когда она тискалась рядом, но самому слать телепатемы силенок не хватало. Только втроем или вчетвером, с девчонками из эгрегора.

Если честно, то я не слишком расстраивался – в джедаи никогда не рвался, а уж в квисатц-хадерахи и подавно. Мне так спокойнее. Хоть уровень целителя и самый низкий для метагома, зато стабильный. Пожизненный.

Но как же тогда быть с видением термоядерного апокалипсиса? Раз уж сам не гожусь в пророки, стало быть, предсказание мне слал другой ридер? Так ведь? А вдруг…

Вдруг он из будущего? Может, вообще все прорицания оттуда, из туманной послезавтрашней дали?!

«Чудны дела твои, человече…»

Воскресенье, 12 марта. День

Москва, улица Малая Бронная

Большая квартира наполнилась суетой, радостной и бестолковой. Девчонки пищали за дверью спальни, но их мощное сюсюканье перебивалось пронзительным «Уа-а-а!» Звучало почти как одинокое «ура!», знаменуя очередную победу жизни.

Мягко улыбаясь, я посмотрел на распаренного Женьку. Он не спал всю ночь, забывшись на рассвете. Прикорнул, сидя за столом, из-за чего прядь волос забавно торчала, как рожок. Даже голубой берет не смог ее умять. А в шесть утра грянул телефон: «У вас девочка!» И старший сержант Зенков помчался бегом по безлюдным улицам – встречать Юлию Евгеньевну…

Изя с Дюхой заняли деревянный диванчик. Сидели тихо и смиренно. Девушки носились то вверх, то вниз по гулкой лестнице, таская пеленки, распашонки, подгузники, а эти двое провожали подруг взглядами растерянными и робкими, как будто открывая для себя нечто новое, неизведанное. Юрка Сосницкий крепился, но наверх не пускали и его.

«Сами еще не наигрались!» – фыркал он, кривя губы в снисходительной усмешке.

Первой «наигралась» Светлана. Усталая, но довольная, она тихонько спустилась в гостиную, шепотом сообщив, что «обе умаялись и спят!»

На цыпочках сошла Рита.

– Поднялся бы, – сбрасывая просветленное умиление, она обняла меня за руку. – Тебя бы точно пустили.

– Не хочу выделяться, – тепло улыбнулся я, и кивнул на Жукова с Динавицером: – Глянь, сплошная кротость.

Девушка хихикнула, и обернулась к растрепанному Жеке.

– Отмечаешь, папочка?

– Да я по чуть-чуть, – застыдился Зенков, – а то, боюсь, развезет. Хоть как-то нервы унял! – широко размахнувшись, он пожал мне руку: – Спасибо, что Машку в тот роддом пристроил – рядом почти! Никогда еще так кроссы не бегал! Ха-ха-ха!

– Ш-ш-ш! – рассерженно зашикала Светлана из темного коридора. – Спят же. Пошлите, отметим…

– Не пошлите, а пойдемте, – расплылся старший сержант. – Нерусь!

Шевелёва показала ему розовый язычок, и скрылась. За нею утопал «папаша», ступая по паркету в одних носках. Рита прильнула ко мне, заглядывая в глаза, и нежно спросила:

– А меня ты тоже в «тот роддом» пристроишь? М-м?

– Рано тебе по материнству скучать, – строго ответил я. – Сама еще, как дитё!

Девушка прижалась крепче, поцеловала меня в шею, и шепнула на ухо:

– Бережешь, да?

– Берегу, – твердо ответил я. И подумал, что вся моя мужественная жесткость потечет как воск, лишь только Рита захочет от меня ребенка по-настоящему. Заласкает так, что я исполню ее желание. Уж если Инке удалось, то Марику и подавно.

«Только пусть будет девочка, – вздохнул я, мысленно капитулируя. – Ну их, пацанов этих…»

Тот же день, позже

Тегеран, район Эвин

Рехавам Алон вполне доверял своим «гвардейцам», но не сидеть же вечно в кабинете, надо хоть изредка и «в поле» бывать. А то утратишь наработанное годами чутье. Да и мозги не бывают лишними, особенно его ум, заточенный на мгновенный анализ.

Слегка припадая на ногу, раненую в Бейруте, полковник вышел на крошечный балкончик. Квартал тут тихий, заселенный торговцами средней руки, чиновниками и старичками-рантье. Да и весь район Эвин благополучный до тошноты. Окунаясь в пышную зелень, он докатывался волною крыш до отрогов Эльбурса.

Алон сощурился, фокусируя взгляд на угловатом сером строении, что угрюмым утесом воздвиглось над глянцевым разливом листвы. Тюрьма Эвин.

– Рабби… – несмело позвал Ариэль.

– Иду, Ари, – Рехавам развел тяжелые гардины и шагнул в комнату.

Четверо «гвардейцев» обступили стол – свисавший над ним абажур с бахромой бросал свет на ватман с планом тюрьмы. Белый лист упрямо желал свернуться, и бумажные углы прижали парой пистолетов, здоровенным револьвером «Магнум» и шипевшей рацией «уоки-токи».

«Кадр из голливудского боевика!» – улыбнулся Алон, ощущая полузабытое возбуждение.

– Показывай, Ари, – велел он, упираясь ладонями в столешницу.

Сосредоточенный и собранный, Кахлон кивнул.

– Тюрьма новая совсем, ее выстроили по приказу шаха лет шесть назад, – заговорил он отрывисто. – Внутри несколько общих блоков-бараков на сорок человек каждый и два отделения – мужское и женское – по десять одиночных камер…

– Местечко оч-чень неуютное, – вмешался Юваль. – И шесть туалетов на триста человек! А «одиночки»… Тесные бетонные коробки! Вверху вечно включенная здоровенная лампа дневного света, внизу – потертый коврик на цементном полу. И больше ничего!

Ари кивнул и продолжил:

– За все годы – ни одного побега. Штурмовать Эвин бесполезно и бессмысленно. Подкупить тюремщиков? В принципе, это возможно, но не в нашем случае. Деньги-то найдутся, а вот время… К тому же персы сходны с арабами в трусости и необязательности.

– Да и охрана САВАК бдит, – кивнул Алон. – Идеи есть?

– Мы должны действовать буквально с налету, рабби! Что, если использовать «вертушку»? – Кахлон заспешил, словно боясь, что ему не позволят изложить план. – Два раза в неделю, по вторникам и пятницам, Масуда Раджави выводят на прогулку во внутренний двор-колодец. Это единственная возможность вытащить его из застенков!

– Я бы предложил «Хьюи-Ирокез», – Гилан Пелед приподнял голову, морща лоб. – У него не дверцы по бортам, а ворота! Удобно. А места хватит и для лебедки, и для парочки пулеметов. Изымаем Раджави – и в горы! Куда-нибудь на здешний лыжный курорт. Цион, ты же пилотировал «Хьюи»?

– Хорошая машина, – лениво протянул Ливлат. – Место для посадки мы отыщем, это не проблема. Но надо, чтобы ты нас уже ждал – отступать будем быстро. Найди хотя бы «Тойоту» завалящую… Нет, лучше местный «Пейкан»! Тогда мы точно затеряемся.

– Найду, – кивнул Гилан.

– Будем считать, что план готов, – Алон выпрямился, складывая руки на груди, и хмыкнул: – Вчерне! Необходимо связаться с товарищами Раджави по партии… этой… как ее… «Моджахедине Хальк». Пусть передадут весточку в тюрьму, чтобы Масуд ждал нас и был готов. Миха передал имена тех, кто не скурвился. И последнее, – он внимательно оглядел всю четверку. – Ни одного промаха, парни. Ни одного лишнего слова. Шахская САВАК не лучше гитлеровской гестапо, а я не хочу потерять никого из вас.

– Мы будем крайне осторожны, рабби! – пылко высказался Ари. – Верно, ребята?

– Ага! – дружно ответили ребята.