Светлов высыпал из туфель песок.
– Долго смеялся, – продолжил он. – Ну и плакал, разумеется… С другой стороны, как раз для вас работа. Провинция… Провинция абсурдна и дика везде, Виктор, вам ли этого не знать? Это не только у нас, это везде. Вспомните фильмы – Гигантский Пончик в Калифорнии, Самый Большой Бургер… не помню где, труселя Микки-Мауса… они опять в Калифорнии. А на Северо-Западе статуя Пола Баньяна, Годзилла… они почему-то любят Годзиллу… Зона Пятьдесят Один, там одной сувенирки на полтора миллиарда каждый год продают! «Ай эм вонт белив!» – капитализация этой фразы больше, чем всего Чагинска вместе с районом!
Застрявшая драга ожила, рыкала дизелем и гудела сиреной, пытаясь высвободиться из берега, получалось не очень.
– Думаю, с Годзиллой было бы легче, – заметил я. – Чичагин… Мало места для маневра.
Велосипедисты прокатили мимо, и я узнал Аглаю, библиотечную дочь и вредину. Дырчиком управлял незнакомый мальчишка с серьезным лицом.
– Я понимаю ваши сомнения, – сказал Светлов. – Чичагин, безусловно, герой, к тому же… достойный муж… Больше скажу, Чичагин для нас гораздо лучше Годзиллы. Годзилла, он же в сущности японский кадавр, смесь бульдога с Белоснежкой…
– Она, – поправил я.
– Что она?
– Годзилла – она. То есть самка фактически. Женская особь.
– Тем более! – хмыкнул Светлов. – Куда их Годзилле против нашего адмирала? К тому же…
Аглая и мопедист вовсю карабкались по песку на соседний песчаный холм, хотя он был и круче и выше. Светлов оглянулся.
– А их песок еще держит, – сказал он. – Недолгая привилегия детства. Впрочем, вернемся к нашим. Вы бывали… Ну… хотя бы в Дивеево?
– Нет…
– Съездите, это поучительно. Там вполне успешно этим промышляют – ковчежцы, медок, маслице, медь златогласная. Собственно, это в устойчивой традиции… Так что ваши, Виктор, рефлексии… я бы сказал, безадресны.
Алексей Степанович улыбнулся.
– Но… – я пожал плечами. – Собственно, это не моя…
Я хотел сказать, что это не я. Не я придумал Чичагина, Крыков. Мне бы лучше Гигантский Пончик, и вообще, при чем здесь рефлексии, я книгу пишу. Почему он это со мной обсуждает?
– Рассматривайте Чичагина сквозь широкоугольную оптику, – Светлов кивнул на камеру. – В сущности, он государственник, строитель империи. А империя – это перспективно всегда. Думаю, вскоре Чичагин и подобные ему займут свое место в парадигме новой праведности…
– Как вы сказали? – не расслышал я. – Новая праведность?
– А вы не читали?
Я отрицательно помотал головой.
– Ах да, интернета нет… Забавная статья была, автора я, кстати, так и не выяснил… Впрочем, можно не усложнять…
Светлов замолчал.
Аглая и мальчишка забрались на верхушку соседнего холма и принялись разводить костер из сушняка. Если подбросить в огонь ивняка, то получится отличный дымовой сигнал, вспомнил я. А еще из лопухов. Лучше всего покрышку. Как-то Федька спер у отца две лысые покрышки, мы откатили их на реку и сожгли на пляже.
Или кусок смолы в костер кинуть.
Или рубероид.
– Поверьте, Чичагин – вполне перспективный вариант, – сказал Алексей Степанович. – Вопрос усердия. В Астраханской области есть небольшой городок, почти поселок. Так вот, как-то раз в нем останавливался Чехов по пути в Таганрог. Одну ночь всего, комната в трактире на втором этаже. А потом, кажется, в письме к Григоровичу…
Я взглянул на Алексея Степановича с интересом.
– Так вот, Чехов написал, что в «этой грязной дыре меня до неприличия закусали клопы, клопы необычайной крупности, лютости и дерзости, решительно как те собаки на Пречистенке». Впрочем, не исключено, что он ехал из Таганрога… Так вот, сейчас в этой гостинице постояльцам в постель подкладывают клопов. Разумеется, не живых, металлических.
Оригинально. Клопы, похоже, кусали всех великих русских писателей. Равно как и все великие русские писали про клопов. По мере того как со страниц романов исчезали клопы, исчезала и литература.
– Считается, они приносят удачу, – сказал Светлов. – Жители того городка утверждают именно так…
Можно подумать. Клопы живут в среднем двенадцать месяцев, за годы, прошедшие с остановки Чехова, сменилось сто двадцать поколений кровососов. С квантовой точки зрения клопы, кусающие постояльцев гостиницы «Центральная», – это те же самые клопы, которые кусали Чехова сто с лишним лет назад. И с точки зрения биологии… Быть покусанными клопами, терзавшими Чехова, в гостинице, где они его нещадно грызли. К удаче.
– Они продают металлических клопов? – уточнил я.
– Железный клоп простолюдину, для гимназистки серебро, но благороднейшему сыну вонзают золото в ребро, – продекламировал Алексей Степанович.
И вручил мне серебряного, размером с горошину клопа искусной работы.
– Подарок вам как писателю.
– И что с ним делать? – Я подкинул клопа на ладони. – Я не вполне гимназистка.
Тяжелый, как шарик подшипника.
– Разумеется, подкладывать в кровать, – посоветовал Светлов. – Попробуйте, это познавательно, своеобразный сенсорный триггер. Любопытные сны.
Я убрал клопа в карман.
– Спасибо.
– Да… Я уверен, что у Чичагина есть перспективы. Главное, работать. Вы, Виктор, умеете работать.
– А вы умеете вдохновить людей, – сказал я.
– «Наша работа – делать людей счастливыми. НЭКСТРАН».
Алексей Степанович с удовольствием поднялся на ноги.
– Здесь приятная местность! – сказал он. – Чудесная… Похоже на Прибалтику.
– Да, нормально…
– Мне здесь очень нравится. – Алексей Степанович вытянул из-под песка ступни. – Знаете, Виктор, я, когда выбирал площадку, много посмотрел, по всему северо-востоку искали. А Чагинск сразу приглянулся. Мы летели с севера, двести километров – лес, тайга, глушь, а потом вдруг три реки звездой сходятся – и холм! Смотрите, еще одного подсек! Как славно! Это хариус?
Алексей Степанович указал на рыбака.
– Хариусов здесь нет давно. Ельцы. Плотва иногда, сорога по-местному.
– Ельцы и сорога… Я бывал в Ельце. Впрочем, хариусов мы вернем, как и другую рыбу.
Я не понял.
– Нам понадобится вода, – пояснил Светлов. – Вода и электричество. Я сейчас как раз осматривал старую ГЭС ниже по течению. Плотина неплохо сохранилась, так что ее несложно будет восстановить. Уровень воды поднимется, почистим русло, рыба снова заведется. Ельцы, хариус, стерлядь. Мне в музее сказали, что здесь раньше стерлядь водилась.
– Возле целлюлозного комбината стерлядь? – усмехнулся я.
– А вы знаете, где самая чистая вода в Рейне? – спросил Светлов. – Напротив концерна БАСФ. Современные технологии очищают как воду, используемую в производственных процессах, так и воду в окружающих водоемах. Это не так уж сложно, методы давно отработаны. Наши предприятия производят чистый воздух, чистую воду и лучшую в мире бумагу. Скоро здесь будут водиться хариусы.
– Вы, я вижу, любите рыбалку?
– Я? – словно заинтересовался Светлов. – Да, пожалуй. Мне нравится сама суть процесса. Есть суша, есть вода, но существа суши научились добывать существ воды. И редко когда наоборот. Ельцы вкусная рыба?
– Да, нормальная, – сказал я. – Лучше жарить в сметане, они суховаты. Или на гриле с маслом. Но лучше крупных брать.
– Обязательно попробую…
Алексей Степанович посмотрел из-под ладони в сторону реки.
– Как ваша книга? – спросил Светлов.
– Продвигается. Собственно, в таких книгах главное сбор материала. А материал хороший, все-таки Чичагин крупная фигура…
– Нет, я о настоящей, – перебил меня Светлов. – Вы пишете книгу?
Еще два раза. После провала романа про зомби я пробовал еще два раза, в первый заглох на шестидесятой, во второй на семнадцатой странице. Настроение было, и книгу брали… не сочинялась.
– Я работаю над этим, – ответил я. – Есть несколько идей…
– Не расскажете? – неожиданно попросил Светлов. – Нет, мне просто интересно. Я сам хотел когда-то стать писателем, но, к счастью, не получилось. С тех пор некоторым образом интересуюсь… люблю хорошие книги. И необычайно приятно бывает стоять у истоков…
Я несколько растерялся. Я, разумеется, не особо опасался, что Алексей Степанович Светлов украдет у меня идею, но все равно, книги не любят посторонних глаз…
– Смотрите!
Алексей Степанович хлопнул в ладоши и указал пальцем.
– Смотрите, что они там делают! Это у них парашют?!
Я обернулся. На соседнем бархане запускали монгольфьер. Во всяком случае, это весьма напоминало воздушный шар, склеенный из бумаги.
– Это скорее китайский фонарь, – сказал я. – Но обычно их запускают вечером, так эффектнее.
– Похоже, у них не очень клеится с аэронавтикой…
Послышался неприятный пиликающий звук. Я машинально пощупал карман, потом вспомнил, что тут не должно быть связи.
– Это «Алтай», – пояснил Светлов. – Покоя нет нигде… Впрочем, скоро сюда проведут нормальную связь, мир сжимается. Мне пора, Виктор. Вы будете завтра на репетиции?
– Непременно, – пообещал я.
– Увидимся!
Светлов снова пожал мне руку, выбил из туфель песок, сбежал с холма и забрался в пикап. Завел двигатель, слишком резко бросил сцепление, машина укопалась, выбросив в воздух из-под задних колес песчаные гейзеры. Корма внедорожника осела, Светлов высунулся в окно, оглянулся.
– Враскачку надо, – посоветовал я.
Но Светлов прибавил газу. Двигатель заревел, грунтозацепы пикапа легко прорыли песок, добрались до земли, внедорожник подпрыгнул, из кузова вылетел огнетушитель, но Светлов этого не заметил – машина уже неслась в сторону дороги.
Земснаряд загудел громче, вода под ним вскипела, и по течению потек мутный след. У рыбака резко обострился клев, он вытаскивал рыбку за рыбкой и складывал в сетку – издали казалось, что в ней блестят новенькие гривны.
На соседнем холме Аглая ругалась с приятелем – разжечь костер, похоже, у них не получалось. Аглая размахивала сухой палкой, приятель чесал голову.
Драга замерла, дрожа бортами, я отметил, что она похожа на щуку, отупевшую и оголодавшую зимой, оттаявшую по весне и вцепившуюся сослепу в прибрежную кочку. Застряла зубами, вертелась, булькала, да так и сдулась до вечера. Оператор вылез на крышу кабины и теперь загорал.
И мне захотелось. Нормального. Наловить ельцов, развести костер, посадить ельцов на прутья и пожарить над углями. Накупаться до белых рук. Охотиться с воплями за выползшим на отмель синим раком. Жевать сладкие смородиновые прутья. На спор висеть над рекой на ветке – дольше провисела Кристина, а Федька оборвался первым. Воровать горох с совхозного поля, лучше с того края, где еще и клевер, там мягче. Загорать…
– Э-э-й!
Я открыл глаза. Передо мной стоял приятель библиотечной Аглаи, тот, что с серьезным лицом. И оттопыренными ушами – издали незаметно, а вблизи кажется, что по слуховому аппарату за каждым. Ушастый, на ремне внушительный охотничий нож с роговой рукояткой и латунной бляшкой на тыльнике. Ножны из оленьей кожи.
– Привет, – зевнул я. – Ты чего?
Аглая помахала мне рукой.
– Мы костер не можем развести, – пожаловался парень. – Я спички взял, но они почему-то отсырели.
– А что вы там запускаете?
– Воздушный шар.
– Зачем?
– Ну…
Мальчишка пожал плечами, оглянулся на Аглаю. Аглая показала язык, подергала себя за уши.
– Мы поспорили… – мальчишка поморщился. – Поспорили. Хотели проверить, на сколько улетит… а спички отсырели, кажется. Они к набору прилагались, китайские, из бумаги сделаны. Головки зеленые, а ни фига не горят…
– Спичек у меня нет, – сказал я.
– А Аглая сказала, что вы курите… – с разочарованием вздохнул мальчишка.
– Почему это я курю?
– Да так… вы же атомную электростанцию будете строить. Котлован копаете…
Мальчишка указал на экскаваторы.
