Глава 2
Москва, Комитет государственной безопасности, август 1966 года
Погода в Москве стояла обычная, не холодная и не жаркая. Столбик термометра редко поднимался выше двадцати пяти градусов, но в помещении по какой-то причине температура казалась невыносимой. Люди спасались, как могли: устанавливали вентиляторы прямо в форточки и фрамуги, приобретали невесомую хлопковую и льняную одежду, некоторые экстремалы осмеливались оголять торс даже на работе, но для сотрудников госбезопасности такие вольности были непозволительны, поэтому они старались как можно больше времени проводить вне помещения, возвращаясь в душные кабинеты только по необходимости.
Сегодня у начальника специального отдела Управления нелегальной разведки подполковника Старцева такая необходимость была. Его бывший начальник и настоящий друг генерал-майор Шабаров назначил встречу на двенадцать часов дня. Будь встреча неофициальной, можно было бы встретиться где-то в тенистом парке, но Шабаров сразу сказал, что действует от лица своего непосредственного начальника, генерал-лейтенанта Сахаровского, возглавлявшего Первое главное управление КГБ СССР, а следовательно, являвшегося и его, Старцева, непосредственным начальником. Как тут возразишь? Вот и потел подполковник в душном кабинете, не имея возможности даже галстук ослабить. Ведь никогда не знаешь, кого может привести с собой высокий начальник, пусть и лучший друг.
В делах отдела, которым руководил подполковник, некоторое время наблюдалось затишье. Срочных заданий и экстренных операций не проводилось и не планировалось, и подполковник больше двух недель наслаждался относительным покоем. После звонка Шабарова он просмотрел все текущие дела, чтобы быть уверенным в том, что не упустил чего-то важного, чем могли заинтересоваться высокие чины. Но нет, никаких просчетов в своих приказах подполковник не нашел и потому решил просто дождаться прихода генерал-майора и от него узнать, чем вызван интерес начальника ПГУ к спецотделу Управления нелегальной разведки.
Шабаров пришел с опозданием на тридцать пять минут. Запыхавшийся, потный и какой-то злой. Вошел в кабинет, не дав помощнику подполковника, старшему лейтенанту Орлову, выполнить свою обязанность и доложить о визитере. Подполковник встал, приветствуя друга. Тот руки не протянул, лишь кивнул и прошел прямиком к окну, возле которого весело гудел вентилятор.
– Проклятая духота, доконает она меня, – вместо приветствия проворчал Шабаров.
– И тебе здравия, Алексей Петрович, – пошутил подполковник. – Духота и впрямь изматывает.
– Три часа по этажам бегал, как первогодок в учебке. – Шабаров высвободил воротник из-под галстука, засунув аксессуар в карман форменных брюк. – Сейчас бы полжизни отдал за морозильную камеру размером с комнату!
– Минеральная вода со льдом ситуацию не исправит?
– А есть? – Шабаров развернулся к другу лицом, подставив под вентилятор спину.
– У нас, Алексей Петрович, как в Греции, – улыбаясь, произнес Старцев.
– Так чего же ты ждешь? Командуй своему орлу.
Старцев нажал кнопку селектора внутренней связи и передал распоряжение Орлову. Тот будто только и ждал команды: не успел Старцев отключить связь, как старший лейтенант показался в дверях. В руках он держал поднос с запотевшей бутылкой «Боржоми», двумя стаканами и целой миской колотого льда.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор, – поздоровался Орлов. – Минералочка готова, налить?
– Ты еще спрашиваешь? – Шабаров широким шагом приблизился к столу, на котором лейтенант колдовал с бутылкой и лопаткой для льда. – Сыпь, не жалей.
Он нетерпеливо забрал у лейтенанта откупоренную бутылку, насыпал полный стакан льда, залил его минеральной водой и тут же стал пить. Льдинки звонко заклацали по зубам, Шабаров оторвался от стакана, довольно улыбнулся и повторил процедуру. На этот раз он пил медленно, смакуя каждый глоток.
– Я могу идти? – обращаясь к подполковнику, спросил помощник Старцева.
– Иди, Коля, только далеко не уходи, – разрешил Старцев. – Вижу, лед нам понадобится еще не единожды.
Орлов ушел, плотно прикрыв за собой дверь. Старцев последовал примеру друга, наполнил стакан и выпил «Боржоми». Шабаров тем временем распаковывал папку, которую принес с собой. Старцев молча наблюдал за его действиями.
– Вот, Николай Викторович, что приходится терпеть, – неопределенно произнес Шабаров. – И ведь не откажешься.
– Что-то случилось, Леша? – переходя на дружеский тон, задал вопрос Старцев.
– Да уж случилось, Коля, – в тон ему ответил Шабаров. – А все наша либеральность, будь она неладна.
– Оставь ты бумаги, – попросил Старцев. – Сядь и расскажи, чем тебя так озадачили. С бумагами по ходу дела разберемся.
– Не поверишь, Коля, но я не знаю с чего начать. – Шабаров отложил папку в сторону, откинулся на спинку стула и устало потер ладонями лицо. – Вроде и информации много, а что с ней делать, не представляю.
– Так уж и не представляешь? Сколько лет ты заведовал этим отделом, Леша? – Старцев сел напротив друга. – Сколько сложных решений принял, сколько на твоем счету успешно выполненных операций? И ты не знаешь, что нужно делать?
– Слишком все запутанно на этот раз, – признался Шабаров. – Начальство требует отреагировать, но никаких указаний не дает. А я, как специальный советник по разведывательной деятельности, должен решить, кому куда бежать и кого от чего спасать.
– На то ты и специальный советник, Леша, – Старцев улыбнулся. – Советовать – это твоя прямая обязанность.
– Вот спасибо, объяснил! А я-то, дурень, сижу и голову ломаю, с чего бы вдруг меня заставили советы раздавать, – Шабаров улыбнулся в ответ и немного расслабился.
– Выкладывай, Алексей Петрович, вместе подумаем, как твою задачу решить, – предложил подполковник.
– Операция «Фактор» входит в решающую стадию, – выдал Шабаров и замолчал.
Подполковнику Старцеву не нужно было объяснять, что это значит. Шесть лет назад, когда Шабаров еще заведовал специальным отделом Управления нелегальной разведки, а Старцев ходил у него в замах, они вместе планировали эту операцию. Правда, тогда оба думали, что до ее решающей стадии дело не дойдет, так и останется на стадии предупредительных мер. Видимо, оба они просчитались.
В тот год по распоряжению тогда еще генерал-майора Сахаровского специальным отделом нелегальной разведки была завербована агент германской разведки, студентка Берлинского университета Тамара Бунке Бидер. Ее вербовали люди Шабарова для выполнения деликатной миссии, связанной с контролем деятельности революционного лидера Эрнесто Че Гевары. Девушка должна была войти в доверие к Че Геваре и оставаться с ним настолько долго, насколько будет возможно. С задачей завербованный агент справилась отлично. Уже через шесть месяцев после знакомства с революционером она отправилась вместе с ним на Кубу.
В Гаване Таня (такой псевдоним для секретной работы взяла себе девушка) по протекции Че Гевары устроилась на работу в Министерство просвещения, поступила в Гаванский университет на факультет журналистики и параллельно вступила в члены Национальной революционной милиции и в Комитет защиты революции. Все это время она продолжала общаться с революционером, и их дружба переросла в крепкий союз мужчины и женщины. Относительно истинной миссии, возложенной на нее, Таня никогда не заблуждалась, держа регулярную связь с Центром.
В 1963 году от Тани пришло сообщение: Че Гевара предложил ей включиться в подпольную борьбу. Со стороны КГБ возражений не возникло, и Таню начали готовить к переброске в некую страну Латинской Америки. Спустя год, в апреле 1964 года, ее неожиданно забрасывают в Западную Европу. Она потеряла связь с Че Геварой, что не на шутку обеспокоило высокие чины госбезопасности. Но беспокоились они напрасно: серьезных выступлений против СССР со стороны Че Гевары в этот период не наблюдалось, так как он находился в длительной поездке по Северной Америке и Африке. Во время его отсутствия Таня совершенствовалась в умении налаживать связи, будучи на нелегальном положении.
В ноябре 1964 года она по фальшивым документам на имя аргентинки немецкого происхождения Лауры Гутьеррес Бауэр прибывает в Ла-Пас, город в Боливии, фактически выполняющий функции столицы. В своем докладе госбезопасности она сообщила, что именно Боливию Эрнесто Че Гевара выбрал для начала воплощения «теории партизанского очага». Теория заключалась в том, чтобы организовать множество партизанских ячеек на всей территории Латинской Америки, благодаря которым партизанское движение по освобождению от капиталистических устоев охватит весь континент. Че Гевара заявлял: «Не нужно ждать, пока общество созреет для революции – достаточно готовности самих революционеров». Эту теорию он, по словам Тани, и собирался проверить в Боливии.
В Ла-Пасе Таня начинает давать частные уроки немецкого языка детям важных сановников, что способствует росту ее популярности в городе. Спустя какое-то время она получает доступ в дом боливийского президента Рене Баррьентоса, что еще больше укрепляет ее социальное положение. По легенде, она изучает фольклор жителей горных районов. Это дает ей возможность перемещаться по всей стране. Между тем о Че Геваре нет никаких известий. Ни от Тани, ни из других источников. Он словно испарился, исчез с горизонта, и это раздражало верхушку госбезопасности.
В январе этого года Таня сообщила, что в Ла-Пас начали прибывать соратники Че Гевары. Она обустраивает для них временное жилье, и все они ждут появления лидера революционного движения. В июне Таня вновь вышла на связь, сообщив, что некий Роберто Передо, член партизанского движения, купил для обустройства центральной базы партизан ранчо Каламина в долине реки Ньянкауасу, присмотренное Таней во время долгих поездок. Роберто Передо прибыл с Кубы, но о Че Геваре не сказал ни слова, лишь попросил Таню, чтобы она обсудила «важный вопрос» кое с кем из приближенных президента. Таня просьбу выполнила, и вскоре начальник службы информации президентского дворца по требованию президента выдал ей подлинный бланк документа на въезд в страну специалиста по антропологии, который якобы должен был оказать девушке помощь в ее фольклорных изысканиях. Кого Таня должна была вписать в документ, Роберто Передо не знал, и документ остался лежать без дела.
И Шабаров, и Старцев курировали боливийскую тему по требованию генерал-лейтенанта Сахаровского, но Че Гевара отсутствовал слишком долго. Ходили слухи, что он орудует в Конго, пытаясь там разжечь «пламя революции», но в Конго и без Че Гевары хватало проблем, поэтому ничего путного там выйти не могло. К началу 1966 года разговоры о Че в разрезе Конго так и остались на стадии разговоров. В Боливии он тоже не появился, и все сошлись на том, что боливийская тема стала ему попросту неинтересна, а все, что происходит вокруг Тани, всего лишь цепная реакция, которую трудно остановить даже в отсутствие главного подстрекателя. И вот в августе дело неожиданно получило новый поворот.
– С генеральным секретарем в очередной раз связался Фидель Кастро, – после непродолжительной паузы сказал Шабаров.
– Почему, как только у нашего кубинского друга возникают проблемы, он тут же вспоминает о нас? – не сдержал раздражения подполковник Старцев.
– Вот и я про то же, Коля. – Шабаров вздохнул. – Насколько мне известно, взаимоотношения между лидерами не слишком теплые. Несмотря на то что решение по вывозу ракет с Кубы принял не Леонид Ильич, Фидель Кастро так и не простил этого поступка Советскому Союзу. Между Брежневым и Кастро никогда не было теплых или хоть сколько-то личных отношений, и все же со своей проблемой он обратился напрямую к Брежневу.
– В чем заключается проблема? – Старцев покосился на принесенные другом документы.
– Он сообщает, что Эрнесто Че Гевара вернулся на Кубу, – объявил Шабаров.
– И что с того? Его правая рука – это его проблема, – выпалил Старцев.
– Как выяснилось, и наша тоже. Идея выдвинуться в Боливию все еще актуальна. – Шабаров потянулся к бутылке с водой. – А наши с тобой прогнозы относительно операции «Фактор» оказались несостоятельными.
– Так, значит, Че собирается в Боливию. – Старцев задумался. – Видно, не просто так его подручные купили ранчо. Что ж, мы к этому готовились, в чем проблема?
– Проблема в том, что правительство Боливии, равно как и их верноподданные, не желает никакой революции. В этом году президентом Боливии избран генерал Рене Барриентос Ортуньо, стоявший во главе мятежа шестьдесят четвертого года. Он, как сообщают достоверные источники, ведет курс на сотрудничество с Соединенными Штатами. Представь, что будет, когда Че Гевара явится в Боливию и об этом узнает Ортуньо. К кому за помощью он побежит?
– У США в Боливии интересов нет, – начал Старцев, но Шабаров его остановил:
– Не начинай, Коля, мы оба знаем, что для американцев все, что может дать хоть малейшую зацепку для обострения конфликта с СССР, имеет огромный интерес. И мы не от нечего делать разрабатывали эту операцию. Все, что касается Кубы, касается и нас – такова реальность. Если в Боливии благодаря стараниям Че Гевары начнется заварушка, советскому правительству придется вступить в игру.
– Об этом просит Фидель?
– Если бы. – Шабаров тяжело вздохнул, прежде чем ответить. – Фидель хочет, чтобы мы остановили Че.
– Что? Остановили? Почему же он сам не может его остановить?
– Да потому, что Че неуправляем, когда речь идет о революции, и неважно, на чьей она территории!
– А мы должны с ним управиться? Интересно, каким образом? Он что, предлагает нам физически устранить его? – произнося эту фразу, Старцев понизил голос.
– Нет, конечно! До этого, надеюсь, дело не дойдет. Он заявил, что не в состоянии повлиять на решение своего бывшего соратника и надеется, что у КГБ есть определенные способы помешать «славному лидеру кубинской революции» совершить политическое самоубийство.
– Так и сказал? – Старцев невольно улыбнулся.
– Почти слово в слово.
– И в верхах приняли решение ввести операцию «Фактор» в решающую стадию.
Фраза прозвучала как утверждение, но Шабаров ответил:
– Другого выхода нет, Николай Викторович. Возможно, ситуация в Боливии и не спровоцирует повторения кризиса, равного карибскому, но обострить отношения между США и СССР вполне может. Тот хрупкий мир, которого удалось добиться в последние годы, необходимо сохранить любой ценой. Он достался нам слишком дорого, чтобы снова платить по счетам. К тому же у Фиделя есть отличный козырь для продолжения игры по своим правилам. В беседе с Леонидом Ильичом он намекнул, что судьба РЭЦ напрямую зависит от судьбы крестового похода Че Гевары в Боливию.
– Вот это наглость! – Старцев чуть не задохнулся от возмущения. – Похоже, достопочтенный Кастро начинает зарываться. Получает от нас практически все: нефть и нефтепродукты, сельхозтехнику и специалистов, способных выжать из нее максимум пользы, запчасти к технике, продовольствие. И это не считая вооружения, боеприпасов и черт знает еще что! При этом, изображая из себя оскорбленную невинность, отказывается встречаться с представителями нашей страны, а теперь еще и к угрозам перешел? Да! Ситуация…
РЭЦ (Радиоэлектронный центр) был детищем Советского Союза, стратегическим объектом исключительной важности, на который власти возлагали огромные надежды. Его строительство в кубинском городе Лурдес, южном пригороде Гаваны, началось сразу, как только советские войска прибыли на Кубу. Предназначение центра предполагало радиоперехват информации с американских спутников связи, наземных телекоммуникационных кабелей и центра управления полетами НАСА, расположенного меньше чем в тысяче километров от строящегося центра.
В Лурдесе строилась не отдельная станция, а база для соединения Вооруженных сил СССР, которую планировалось круглосуточно держать в повышенной степени боевой готовности. В РЭЦ, предназначавшийся преимущественно для работы шестого отдела Главного разведывательного управления Генштаба Минобороны, также должны были войти узлы связи Военно-морского флота под кодовым названием «Платон», и узел связи «Орбита» для обслуживания нужд КГБ.
Непосредственная близость Соединенных Штатов давала возможность получать такой огромный объем информации, о котором раньше Советы не могли и мечтать. В возможности РЭЦ входил не только перехват сообщений, при желании новые технологии позволяли создавать помехи. База НАСА должна была стать для Советского Союза «открытой книгой», в которой можно было не только видеть, но и слышать все происходящее.
Сейчас центр работал в четверть своей силы, до момента полного запуска оставалось около шести месяцев. Все заинтересованные в его работе службы потирали руки, предвкушая выгоды, которые сулил запуск РЭЦ. Заявление Фиделя Кастро о возможности приостановки строительства и аннулировании договоренностей по эксплуатации центра ставило под удар все планы СССР, поэтому реакция высших чинов была понятна и Шабарову, и Старцеву.
– Думаешь, Фидель на это пойдет? – задал вопрос подполковник Старцев. – Он ведь понимает, что это приведет к тому, что Советский Союз заморозит все поставки на Кубу. Без поддержки СССР его правлению не продержаться и года, тем более после того, как политика Кастро привела к исключению Кубы из Организации американских государств и поставила его режим в изоляцию в Западном полушарии.
– Он также понимает, что за такой лакомый кусок, как отобранный у СССР Радиоэлектронный центр, ЦРУ даст ему все, что он пожелает.
– Фидель – яростный противник американской системы, на сделку с США он не пойдет. Конечно, ситуация сложная, но после всего того, что Куба натерпелась от американцев, это просто невозможно. Общественное мнение…
– Не думаю, что ему для этого нужно будет во всеуслышание заявлять о своем сотрудничестве с американским правительством.
– И все же шила в мешке не утаишь, Леша. Как только станет известно, что Фидель продался американцам, его имиджу конец.
– Вот поэтому он и оставил этот вариант на крайний случай, – согласился Шабаров. – Потому он и обратился к нам, и теперь нам с тобой предстоит решать его проблему.
– Значит, все-таки «Фактор»?
– Не самый худший вариант, Николай Викторович.
– Возможно, и так. – Старцев потянулся к папке, принесенной Шабаровым. – Позволишь взглянуть?
– В принципе для тебя там нет ничего нового. На данном этапе нам нужно выполнить предварительную подготовку операции и определиться с кандидатами для ее проведения. Фидель заверил, что раньше января наша помощь, чтобы остановить Че Гевару, не понадобится, так как он полностью захвачен идеей подготовки бойцов, которую организовал на полигоне близ Гаваны. До этого времени нам нужно подготовить все необходимое для проведения операции, – сообщил Шабаров, придвигая папку с документами подполковнику. – Кому из твоих ребят выпадет невеселая задача пугать ворон – решать тебе.
Старцев задумчиво просмотрел на собеседника и склонился над бумагами.
***
Куба, Гавана, резиденция Кастро,
октябрь 1966 года
Рауль Кастро сидел в кабинете за огромным столом, размером с футбольное поле, заваленным кипами бумаг, и корпел над финансовыми документами. В его ведении находились Революционные вооруженные силы Кубы, и Рауль стремился к тому, чтобы армия Острова свободы стала настолько сильной, чтобы с этой силой считались во всем мире. Ради этой цели он трудился днем и ночью, вникал в каждую мелочь, сам просчитывал размер финансирования и обдумывал каждый этап реконструкции армейских подразделений.
Те, кто знал Рауля довольно близко, заметили бы то, что он заметно нервничает. Легкое подергивание века, немного суетливые движения рук, перебирающих бумаги, чуть неровный почерк обычно твердой руки, заполняющей многочисленные столбцы в финансовых документах. В комнате он был один, но все говорило о том, что совсем недавно хозяин принимал посетителя и этот посетитель и стал причиной нервозности военного министра Кубы. Соседний стул выдвинут так, будто его раздраженно оттолкнул назад недовольный посетитель. На столике у дивана стоял графин с водой и два стакана, которыми не так давно пользовались, причем нервно, ибо из одного из них жидкость расплескалась на белую скатерть. В массивной пепельнице остатки сигары, расплющенной о дно с такой силой, что листья табака стали похожи на малярную кисть.
Время от времени Рауль отрывался от бумаг и бросал взгляд на столик у дивана и пепельницу. Каждый раз при этом он хмурился и шевелил губами, словно продолжая недавний спор. Впрочем, так оно и было. Его визитер рассердил хозяина больше, чем тот готов был признать. Обычно Рауль старался не выходить из себя, сдерживая раздражение, но сегодня это оказалось невозможно. Время шло, а Рауль продолжал сердиться и мысленно выдвигать оппоненту аргументы, пользы от которых уже не было никакой.
Так Рауль просидел около часа, затем, поняв тщетность попыток выполнить работу, отложил бумаги, вышел из-за стола и подошел к окну. Взявшись было за фрамугу, чтобы открыть ее, передумал, открывать окно не стал. В октябре сезон дождей подходил к концу, дождливых дней становилось все меньше, но духота от высокой температуры еще не спала, поэтому уличный воздух не мог принести свежесть в комнату. В светлое время суток столбик термометра упорно стоял на тридцати, снижаясь к вечеру лишь на пару-тройку градусов. Рауль смотрел на пейзаж за окном и не видел его. Мысли главнокомандующего вооруженными силами были далеко от дорогого сердцу пейзажа.
Спустя какое-то время Рауль почувствовал, что не один в комнате. Он оглянулся: у двери стояла женщина, которой он посвятил свою жизнь. Его жена, соратник и друг смотрела на него внимательным взором. «Вот кого мне так не хватало для душевного спокойствия», – промелькнуло в голове Рауля. Как всегда, когда взгляд останавливался на жене, губы Рауля тронула теплая улыбка.
С Вильмой Эспин он познакомился во времена кубинского подполья «Движение 26 июля». Тогда они с братом отбывали наказание в мексиканской тюрьме. Вильма же являлась связующим звеном между братьями и повстанцами Франка Паиса, одного из самых преданных соратников Кастро. Дочь управляющего крупнейшей компанией по производству рома в Сантьяго-де-Куба, Вильма не превратилась в изнеженную богатую наследницу. Она не пожелала последовать примеру матери, которая довольствовалась ролью домохозяйки. Вильма решила, что способна на большее, и не ошиблась. Она одна из первых девушек получила на Кубе высшее образование по специальности «инженер-химик». И все же химия ее не увлекла. Доказав себе и всему миру, что женщина способна освоить столь сложную специальность, химию Вильма забросила. Она искала для себя другой путь. Познакомившись с революционером Франком Паисом, Вильма тут же примкнула к движению, и это определило ее дальнейшую судьбу.
Рауль знал ее как Дебору, такой псевдоним выбрала себе девушка, ею она для Рауля и осталась, несмотря на то что из подполья они давно вышли. Сейчас, спустя семь лет после победы революции, Дебора продолжала вести активную политическую деятельность, став не только правой рукой Рауля, но и, с одобрения Фиделя, разведенного главы государства, первой леди страны на всех приемах и встречах. Член политбюро ЦК Компартии Кубы, член Государственного совета страны, глава Федерации кубинских женщин – ее деятельность не знала границ. Удивительно было то, что при такой загруженности Дебора умудрялась быть хорошей женой и матерью. Она подарила Раулю дочь Мариэлу, а всего год назад преподнесла еще один подарок – сына Алехандро, чему Рауль был несказанно рад.
– Я не слышал, как ты вошла, – негромко произнес он, повернувшись спиной к окну.
– Я и не хотела, чтобы ты услышал, – ответила Вильма. – Хотела понаблюдать за тобой, пока ты меня не видишь.
– Вот как? Чем обосновано такое желание? – Рауль в удивлении приподнял брови.
– Это очевидно. – Вильма пересекла кабинет, остановилась рядом с мужем и положила руки ему на плечи. – Я всегда хочу знать, что тебя тревожит.
– Ерунда, – попытался отмахнуться Рауль. – Никаких особых тревог нет, обычные государственные дела и проблемы.
– Не желаю слушать отговорки. – Вильма пристально посмотрела в глаза мужа, вынуждая ответить тем же. – Скажи, что тебя тревожит на самом деле.
– Перекладывать свои проблемы на хрупкие плечи женщины – удел слабых мужчин. – Тон Рауля звучал назидательно.
– Глупости! Делиться сокровенным – основа крепкого брака, – в тон ему ответила Вильма. – К тому же плечи твоей жены не настолько хрупкие, чтобы не выдержать забот своего мужа. Ты знаешь об этом не хуже меня.
– В этом ты права. – Рауль склонился и поцеловал жену в лоб. – Твои плечи выдержат все, что угодно.
– Так расскажи, что тебя тревожит, – повторила просьбу Вильма. – Снова повздорил с Фиделем?
