– Ты всегда чувствуешь, когда у нас случаются размолвки.
– Потому я здесь, – просто ответила Вильма. – Так что случилось?
– Старая история, – Рауль тяжело вздохнул.
– Снова Че?
– Как всегда в последнее время.
Оба немного помолчали. Рауль собирался с мыслями, Вильма терпеливо ждала, когда супруг заговорит.
– Помнишь, когда все начиналось, я всегда выступал на стороне Че Гевары, а Фидель осторожничал, – начал наконец Рауль. – Так было правильно. Че говорил правильные слова, совершал правильные действия. Фиделю, как лидеру, следовало осторожничать, просчитывать наперед на двадцать шагов. Наша же с Че задача заключалась в том, чтобы не дать погаснуть огню борьбы, не позволить страху взять верх, а людям – усомниться в победе. И мы победили. Тогда, когда никто этого не ожидал, все пророчили нам провал, а нашим начинаниям безрадостное будущее. Но вот мы у руля, мы правим страной так, как мечтали когда-то там, в мексиканской тюрьме. На нас смотрит мир, к нашему мнению прислушиваются главы сопредельных государств. Мы не победили, но преподали хороший урок такому монстру, как Соединенные Штаты с их непомерными аппетитами. Мы не позволили вернуть наш остров обратно в рабство империалистических государств. На нас полагаются миллионы кубинцев, и не напрасно: мы хорошо делаем свою работу.
– Я думала, ты собираешься говорить о Че, – напомнила Вильма.
– Все верно, я беспокоюсь за него, за нашу страну, за будущее наших детей, а брат не разделяет моих опасений. – Рауль поморщился. – Эрнесто как будто потерялся в своих политических баталиях, оторвался от реальности. Куба ему больше не интересна! Как будто мы затеяли революцию просто оттого, что нам стало скучно. Как такое возможно, Дебора?
– Эрнесто – большой ребенок, только и всего, – начала Вильма, но Рауль ее остановил:
– Ребенок! Думаю, такое определение подходит ему как нельзя лучше. Получил одну игрушку, поигрался и захотел пять таких же. Так веселее.
– Давай-ка, дружок, присядем на диван, и ты мне обо всем обстоятельно расскажешь.
Вильма потянула мужа за руку, тот послушно пошел за женой. Они присели на диван, Рауль откинулся на подушки, Вильма же повернулась вполоборота, чтобы лучше видеть лицо супруга.
– Эрнесто настаивает на крестовом походе в Боливию, – печально произнес Рауль. – Никакие уговоры не действуют, он решительно намерен воссоздать кубинский вариант восстановления справедливости для бедных именно там.
– Почему именно там? – Вопросом Вильма лишь выказывала интерес к беседе, помогая Раулю начать трудный разговор.
– Ты читала книгу Эрнесто «Партизанская война»? – вместо ответа Рауль задал новый вопрос.
– Да, прочитала еще в тысяча девятьсот шестидесятом. Фидель преподнес в виде подарка, – ответила Вильма.
– И что ты думаешь о его идеях?
– Фокизм – хорошая теория, – осторожно начала Вильма. – В слаборазвитых странах третьего мира, к которым относятся и страны Латинской Америки, силами городского пролетариата действительно революцию не совершить. Пролетариата там, как верно подметил в своей книге Эрнесто, попросту не существует. Создание подготовленными бойцами «фоко» – партизанских очагов в сельской местности, тоже кажется мне здравым решением. Привлечь крестьян из местных жителей, организовать множество боевых отрядов, все это вполне логично.
– Логично и правильно. Желать простым людям, бедным людям в других странах обрести то, что обрели кубинцы после победы революции – это правильно и благородно. И первые шаги моего брата и Че Гевары были верными, потому я их и поддерживал. Это я через год после установления нового режима предложил создать на Кубе школу подготовки партизан под управлением генерального директората разведки. Моими стараниями около пяти тысяч латиноамериканцев из Венесуэлы, Колумбии, Перу, Гватемалы, Аргентины и прочих стран прошли специальную подготовку и получили серьезный багаж в области ведения партизанской революционной войны. А потом они вернулись домой.
– Я знаю об этом, дорогой, – напомнила Вильма.
– Но знаешь ли ты, что стало со всеми этими латиноамериканцами там, дома? – Голос Рауля возвысился, было видно, что данная тема дается ему тяжело.
– Судя по твоему тону, что-то не слишком хорошее. – Вильма постаралась смягчить ситуацию.
– Именно так, Дебора, не слишком хорошее.
Вильма невольно улыбнулась, даже в минуты волнения ее супруг называл ее, используя псевдоним, упорно игнорируя настоящее имя. Ей это нравилось. Так как Деборой она была только для супруга, обращение казалось сугубо личным.
– Так что же с ними произошло?
– Все их попытки реализовать на практике идеи Че о «партизанском очаге» потерпели неудачу. Все до единой попытки, Дебора, ты это понимаешь?
– Но почему? – Вильма казалась искренне удивленной.
– По ряду причин. – Рауль подался вперед, всем своим видом показывая, насколько важна для него затронутая тема. – Их было слишком мало, действовали они чересчур торопливо, подготовку не провели так, как того требовали обстоятельства. Революции за три недели не происходят, милая, а этого-то им в школе партизан и не объяснили. Но самой главной причиной провала каждый раз служило одно и то же: неверно выбранное время. То, что для революции достаточно малой группы бойцов, готовых сражаться за свои идеи и за интересы простого народа, оказалось главным просчетом теории фокизма.
– Что случилось с теми бойцами? – обеспокоенно спросила Вильма.
– А что могло случиться с теми, кто покушается на действующий режим, Дебора? Тебе ли этого не знать. – Рауль удрученно покачал головой.
– Скажи, Рауль, ты уверен в источниках, из которых черпаешь информацию?
– Я сам этот источник, Дебора, и в себе я полностью уверен. Но не в этом суть. Пробелы и недочеты партизанской школы я в состоянии исправить, а вот повлиять на решение Че Гевары – нет, особенно когда его поддерживает сам Фидель Кастро. Просто кое-кто забыл, что для успеха революции нужно, чтобы воедино сложились определенные факторы, которых в Боливии нет.
– Что ты имеешь в виду, Рауль?
– Позволь мне совершить экскурс в историю. – Рауль вновь откинулся на подушки, принимая расслабленную позу. – Из всех стран Латинской Америки Боливия, пожалуй, самая уникальная страна. Начнем с того, что более половины ее населения составляют индейцы, которые до сих пор хранят наследие империи инков. Инков, Дебора, ты это понимаешь?
– Да, дорогой, я поняла, что ты хочешь этим сказать.
– Это первый фактор. – Для наглядности Рауль выставил вперед ладонь, откладывая счет на пальцах. – Боливия невероятно богата природными ресурсами, и при этом сама страна бедна до крайности, потому что у нее нет толкового хозяина. Рачительного хозяина. И это второй фактор. Третий: эта страна воевала со всеми соседями, при этом умудрилась проиграть все войны. С тысяча девятьсот тридцатого года в стране постоянно происходили перевороты и восстания, что пагубно отразилось на благосостоянии населения. Оно в буквальном смысле больше тридцати лет жило в нищете. Всего два года назад в Боливии произошел очередной переворот, в результате которого к власти пришел генерал ВВС Рене Баррьентес Ортуньо. Что ты знаешь о Рене Ортуньо?
– Боюсь, на этот вопрос я не могу ответить, – сказала Вильма. – Я его не изучала.
– Мне же пришлось его изучить, – заявил Рауль. – Баррьентес всерьез взялся за дело, доложу я тебе. Он приложил немало усилий, чтобы исправить перегибы прежнего режима. В первую очередь он разоружил так называемую рабочую милицию, которая совершенно не защищала население страны, скатившись до откровенного бандитизма. Баррьентес, полукровка-кечуа, искренне гордится своими инкскими корнями, поэтому для основной массы населения он кумир, свой человек, «крестьянский генерал». Баррьентес ездит по всей стране, заезжает в самые отдаленные деревни. Он выслушивает жалобы простых крестьян, реально решает их проблемы. Он лично курирует свою программу по постройке школ в каждой деревне. Проведя аграрную реформу, он дал крестьянам землю, теперь они не бесправные и бессловесные батраки, а фермеры. Пусть мелкие, но фермеры, которые получили возможность работать на себя. И он старается наладить связи, чтобы привлечь в страну иностранный капитал. Да, да, Дебора, Ортуньо активно сотрудничает с США. Вот в какую страну Эрнесто собирается в крестовый поход в погоню за удачей, которая, по всей видимости, от него отвернулась.
– Ты говорил с ним, Рауль? С самим Эрнесто, – поинтересовалась Вильма.
– Пытался, но он слишком занят, чтобы уделить время своему соратнику.
– Так заставь его выслушать! Разложи все по полочкам, как сейчас мне. Нельзя допустить, чтобы он пустился в эту авантюру. Даже мне понятно, что при таком раскладе поднять крестьян против Ортуньо не получится. Впервые за тридцать с лишним лет кто-то обладающий реальной властью оберегает их интересы. Кусать руку, которая кормит?
– Именно это я и пытаюсь донести до Фиделя вот уже шесть месяцев!
– Вижу, твои аргументы на него не действуют? – Вильма кивком указала на пепельницу со смятой сигарой.
– Так и есть. – Рауль устало вздохнул. – Сегодня он был особенно резок со мной. Три месяца назад мне казалось, что по этому вопросу мы пришли к взаимопониманию, но последний разговор показал, насколько я заблуждался.
– Так что же все-таки произошло между вами? Что произошло на самом деле, Рауль? Что произошло три месяца назад? – Вильма снова заставила мужа посмотреть ей прямо в глаза.
– Помнишь день, когда вернулся Эрнесто? – после непродолжительной паузы задал вопрос Рауль.
– Да, помню.
– Больше всего меня поразила не его внешность, хоть он и преобразился до неузнаваемости: без бороды, в толстых роговых очках, волосы седые, со странными залысинами. И этот его галстук, он их никогда в жизни не носил. Фидель устроил для него прием. Нечто полуофициальное, завтрак для своих, позвал тех, кто был знаком с Че. Эти люди больше часа сидели с Эрнесто за одним столом, ели-пили, вели беседы, но ни один из них так и не узнал в госте Че Гевару. Вот что не дает мне покоя, Дебора! Как можно не узнать человека, с которым знаком не один год, только потому, что у него изменилась прическа? А ведь я тоже не узнал его, даже после личной беседы.
– Фидель не сказал тебе, кто его гость? – удивилась Вильма.
– Нет. Сказал, как и всем: хочу познакомить тебя с интересным человеком. Вот так. Только после завтрака, когда Че отправился на секретную базу для тренировок, я узнал, кто был гостем, – признался Рауль. – Надо сказать, ощущения, которые я испытал после признания Фиделя, были весьма неприятные. Как будто меня коварно обманули, подставили самые близкие люди. По сути, так и есть. Фидель – мой родной брат, Эрнесто – лучший друг и соратник.
– Не сгущай краски, дорогой, тут и без того есть над чем задуматься, чтобы еще личные обиды копить. Подумай, возможно, ты найдешь объяснение поведению брата. Скорее всего они хотели проверить, работает ли маскировка. Ведь если даже ты его не узнал, значит, не узнают и враги.
– Кто его враг, Дебора, вот в чем вопрос. Изначально в Боливии планировалось создать базу для тренировок, отправную точку для создания революционного движения в Аргентине и других странах Латинской Америки. Но если так, зачем такие предосторожности? Нет, Дебора, Че Гевара собирается воевать в Боливии. Воевать с боливийской армией, а для этого у него слишком мало людей, слишком мало ресурсов. Ему не выстоять. В конечном итоге он погибнет сам и погубит нас.
– Возможно, насчет первого ты прав, а вот насчет второго… – Вильма с сомнением покачала головой. – Как он может погубить нас?
– Подумай хорошенько. Кубу уже исключили из Организации американских государств. Наша страна находится в полной изоляции. Стараниями правительства США мы персоны нон грата, прокаженные, которым отказано в общении на равных. Как думаешь, улучшит ли положение тот факт, что представитель Кубы начнет военные действия на территории чужого государства? Именно так мировой общественности преподнесут высокие порывы Эрнесто.
– Но ведь он не ведет туда армию в прямом понимании этого слова.
– И все же на базе, организованной для Че в Боливии, немало оружия и боеприпасов. Здесь, на секретной базе Че, тоже не мальчиков для бальных танцев готовят. Он берет с собой в Боливию специально обученных солдат. А там, в Боливии, их никто не ждет.
– И нет никакой возможности его остановить? Ведь можно же что-то предпринять?
– Как раз три месяца назад я это и сделал, – признался Рауль. – После того памятного завтрака я долго думал над тем, как отразится авантюрная вылазка Эрнесто на Кубе. И пришел к выводу, что поход необходимо предотвратить любой ценой. Я понимал, что добровольно Че от своей идеи не откажется. Чем больше мы будем настаивать, тем больше он будет упираться, так было всегда, и мне это прекрасно известно. Запрещать Эрнесто что-то – только подливать масла в огонь. Я подумал: что, если кто-то опередит Эрнесто? Если в Боливии начнется революционная борьба силами другого государства, тогда, быть может, Че эта тема станет неинтересна? Два героя на одно государство – это слишком много.
– Но кто же захочет выполнять подобную роль только ради того, чтобы остановить Че? – Вильма смотрела на мужа во все глаза.
– Вести борьбу и не нужно. – Рауль невесело улыбнулся. – Нужно только убедить в этом Эрнесто, и больше ничего.
– И кого же ты выбрал на эту роль?
– Ты знаешь ответ, – коротко произнес Рауль.
– СССР, – за мужа ответила Вильма. – Только это бред. Зачем Советскому Союзу это?
– Затем, что у них в нашей стране есть свой интерес. Большой интерес, Дебора. Я думал над этим вопросом больше недели, а потом пошел к Фиделю и выложил свой план.
– Как он отреагировал?
– Поначалу и слушать не хотел. Твердил, что не станет обманывать Эрнесто, даже ради спасения его жизни. «Это его жизнь, Рауль, и мы не вправе решать его судьбу», вот что он мне сказал. Но ты же знаешь, когда нужно, я могу быть настойчивым. В итоге он согласился подумать. Я решил, что он так сказал лишь для того, чтобы прекратить спор. Но спустя две недели он сам пришел ко мне. Сказал, что настроения Че заставили его передумать. Он сам связался с Москвой. Не знаю, что именно он говорил и как преподнес желание уберечь Че от похода в Боливию, но знаю, что получил положительный ответ. В Москве согласились с тем, что идея Че не сулит ничего хорошего как Кубе, так и СССР.
– Так чем тогда ты недоволен?
– Мой план провалился, – честно признался Рауль. – Три месяца к Эрнесто из разных источников стекалась информация о том, что на территории Боливии действует некая организация, настраивающая местное население против режима и что их действия терпят неудачу за неудачей. Я думал, что это оттолкнет Че, заставит пересмотреть свои планы. Но нет, видимо, чужие неудачи только подзадорили Эрнесто. Сегодня Фидель объявил, что Че выдвигается в свой поход не позднее ноября. Я вновь попытался убедить брата в необходимости остановить Че, но он настроен решительно. Сказал, что окажет Эрнесто посильную помощь, в остальном – умывает руки.
– И СССР также не будет ничего предпринимать? – спросила Вильма.
– Не знаю, Дебора, но думаю, что руководство Советского Союза поступит так же, как Фидель. Отойдет в сторону и посмотрит, чем закончится дело.
– Что ж, Рауль, пора и тебе отойти в сторону. Ты сделал все, что мог, и даже больше. Не кори себя, ведь, в сущности, твой брат прав: каждый сам выбирает свою судьбу. Твоя судьба – это Куба. Для Че Гевары все не так однозначно, он по натуре борец. Никто не заставит его сидеть в душном кабинете и сводить скучные цифры прихода-расхода. Он просто не создан для подобных занятий.
– Но как это тяжело, Дебора, осознавать, что дорогой тебе человек губит себя понапрасну! – воскликнул Рауль.
– Знаешь, дорогой, судьба – штука странная. Может статься, этот поход принесет Эрнесто славу.
– Думаешь?
– Надеюсь, Рауль. А теперь выброси мысли о Че из головы и пойдем домой. – Вильма погладила мужа по плечу. – Алехандро научился корчить забавную рожицу и жаждет поделиться своими достижениями со своим отцом.
Она встала и, не оглядываясь, пошла к двери. Она была уверена в том, что муж последует за ней, как и в том, что разговор о Че Геваре еще не закончен.
Глава 3
– Mein Bruder spielt Ball, повтори, Роке.
Мальчишка лет восьми, накручивая на палец торчащие во все стороны густые темные волосы, старательно выговаривал слова вслед за своей учительницей, но те никак не желали складываться во фразы. Язык цеплялся за зубы, по подбородку текли слюни, что явно не приносило радости учительнице, хоть та и старалась это скрывать.
– Не высовывай язык, Роке. Брудар… Брудар… не нажимай так на «р». – Учительница снова и снова повторяла сложное для ученика слово, но тот лишь сильнее высовывал язык и исходил слюнями. – Роке, постарайся произносить слово легче. Ведь не так это сложно. Представь, как будет приятно Роландо, когда ты сможешь звать его братом не только на испанском языке, но и на немецком.
– Сеньорита Лаура, почему Роландо нельзя выучить это слово и называть так меня? – Роке жалобно вздохнул и вытер рот рукавом рубашки.
– Роландо учится живописи. – Сеньорита Лаура протянула Роке тканевое полотенце. – Не пользуйся рукавом, когда нужно вытереть лицо. Вот, возьми.
– Я тоже хочу учиться живописи. – Роке послушно воспользовался полотенцем, его чумазое лицо закрыла ткань, пока он высказывал свои крамольные мысли. – Рисовать намного легче, а он старше меня, так почему все самое сложное достается мне?
– У каждого человека разные способности. У Роландо способности к живописи. Он чувствует цвет и перспективу, Роке. Ты же должен проявить терпение и открыть в себе способности к языкам.
– Но почему я не могу потратить свое терпение на то, чтобы открыть способности к перспективе и цвету? Кисти меня любят, сеньорита Лаура. Вы видели мой последний рисунок? – Роке привстал со стула, готовый бежать за рисунком.
– Видела, Роке, и могу сказать, что он весьма неплох.
– Неплох? Да он роскошен! Картина – хоть сейчас в музее выставляй.
– Быть может, ее и выставили бы в музее, если бы где-то открыли выставку человекокоров. Зачем ты пририсовал корове человеческие глаза и руки?
– Чтобы было смешно. Придет на выставку грустный человек, а там моя картина. Он встанет напротив нее и начнет смеяться. И будет так долго смеяться, что грусть навсегда улетучится. Разве это плохо, сеньорита Лаура? – Мальчик с надеждой смотрел в глаза учительницы, ожидая одобрения.
– Как на немецком будет звучать слово «картина»? – Сеньорита Лаура ушла от ответа.
– Да знаю я, знаю. Только мне совсем не нравится говорить на немецком. И зачем только этих немцев придумали? Разве не могут все люди говорить на одном языке? Вот было бы здорово, если бы все люди говорили на испанском! Это очень красивый язык. И слово «брат» на нем звучит намного дружелюбнее, чем на немецком.
Мальчик оборвал себя на полуслове, как только в комнату вошла его мать. Сеньора Сокорро Селич, как и подобает супруге полковника армии, даже дома застегнутая на все пуговицы, остановилась в дверях и нахмурилась. Сеньорита Лаура захлопнула учебник и подтянулась.
– Сеньорита учительница, Роке опять увиливает от учебы? – строго глядя на сына, задала вопрос Сокорро.
– Мы уже закончили, – ответила Лаура и увидела в глазах юного ученика выражение облегчения и благодарности. – До следующего занятия, Роке, тебе нужно заучить десять немецких слов, которые мы записали в тетрадь. Справишься?
– Конечно, сеньорита Лаура. – Мальчик вскочил со стула и в порыве нежности обнял учительницу. – К следующему уроку они у меня от зубов отскакивать будут.
Мальчик выскочил из комнаты, чуть не сбив мать с ног. Лаура поднялась. Сеньора Селич улыбнулась ей и проговорила:
– Роке просто обожает вас, сеньорита Лаура. И как вам удается заставить его зубрить все эти сложные слова? У других учителей он и десяти минут высидеть не мог.
