Кирин прищурился:
– Что?
Она наклонилась вперед, зеркально повторяя его позу:
– Ты бегаешь за жеребцами? Или за кобылами?
– Я никогда не задумывался о том, какого пола моя лошадь… – Он оборвал речь на полуслове. – Но ты ведь сейчас не о лошадях говоришь?
– Ни в малейшей степени, – сказала она. – И люди, не знающие наших обычаев, отвечая на этот вопрос, могут попасться в ловушку.
– Что ты имеешь в виду?
– Есть некоторая разница в том, как мы используем слова жеребец или кобыла. – Она медленно провела пальцем по столу. – Важно знать контекст, чтобы не оказаться в затруднительном положении.
– И каков же контекст сейчас?
– Предпочитаемый пол твоих партнеров по постели, разумеется. – В ее глазах запрыгали искорки озорства. – Ты бегаешь за жеребцами? Или за кобылами? – Она пожала плечами: – Некоторые вообще не любят бегать, но ты не из таких, не так ли?
Кирин провел рукой по волосам:
– Нет, не из таких. За кобылами, пожалуй. – Он заколебался: – И в чем тогда ловушка?
– Потому что в Джорате слова жеребец, кобыла и так далее лишь в этом случае указывают на то, что находится между ног. Обычно, когда кто-то называет человека жеребцом или кобылой, мы обсуждаем их гендер.
Кирин уставился на нее:
– А разве раньше ты говорила не о гендере? Ты женщина. Разве не это ты имеешь в виду, говоря кобыла?
Она дернула уголком рта:
– Ты путаешь пол и гендер. Мой пол – так же, как и мое тело, – женский, да. Но это не мой гендер. Я жеребец. И жеребец – это то, как джоратское общество называет наших мужчин. Так что в этом ты ошибся; я, безусловно, не женщина.
Глаза Кирина расширились:
– Ты только что сказала, что ты женщина.
Она вздохнула:
– То, кто я, не зависит от, – она жестом указала на себя, – этого. Не имеет никакого значения, женщина ли я, мужчина или ни то ни другое. Я все равно остаюсь жеребцом.
Кирин всмотрелся повнимательнее.
– Ты… мужчина. – Его взгляд скользнул вниз по ее тунике, задержался на ногах, затем снова поднялся к лицу. – Оче-видно.
Джанель закатила глаза:
– Опять же, ты путаешь женщину и женский пол. Я не виню тебя за это; на западе это, должно быть, синонимы. Но, будь уверен, здесь – нет. – Она оглядела себя с ног до головы, дернула за ворот туники. – Обычно, когда для описания человека используют термин кобыла или жеребец, то говорят о гендере. И по этому определению я – мужчина. Но в отношении секса правила меняются. Потому что тогда мы говорим лишь об эстетических предпочтениях, и в этом случае, – она вновь осмотрела себя сверху вниз, – я, скорее всего, соответствую стандартам тех, кто предпочитает партнеров женского пола. На самом деле я мужчина женского пола. – Она улыбнулась: – Теперь ты видишь, в чем заключается ловушка?
Он покачал головой. Если кто-то похож на женщину – как Джанель, например, – как следует вести себя при общении с ним, если он определял себя как… мужчину? Да и откуда ему знать разницу? Кирин всегда предполагал, что то, что находится между ног, и является самой важной частью для того, чтобы выяснить, кто мужчина, а кто женщина.
Но, похоже, так было не для Джанель и, вероятно, и не для остального Джората тоже. О, теперь он понял, в чем заключается ловушка. Но совершенно не был уверен, что понимает, как это работает, не говоря уже о том, как этого избежать.
Неужели брату Коуну нужно столько времени, чтоб заварить чай?
– Э-э… возможно, мне понадобится время, чтобы привыкнуть к этой мысли. А обращаться к тебе надо «он» или?..
– Она, – сказала Джанель. – Мы стараемся, чтобы остальная часть Куура не слишком путалась[20 - Это верно. К счастью, остальная часть Куура не обращает внимания на довольно замечательные социальные обычаи Джората или просто на то, насколько они отличаются от остальной части империи. Будем считать это хорошим знаком.].
– Мне кажется, у вас это не особо получается. – Кирину потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями. – Так… Что насчет тебя?
– Меня? Я вроде не запуталась.
– Нет, я имею в виду, ты бегаешь за жеребцами… или за кобылами?
Она вздернула брови:
– Зачем мне бегать только за частью табуна?
Кирин был рад, что он ничего не пил в этот момент.
– Ага, действительно, зачем, – улыбнулся он в ответ. Ему нравилась ее прямота. Ему нравилось ее непоколебимое отсутствие стыда. И хотя Кирин понимал, что у Джанель все распланировано, ей достаточно было встретиться с ним взглядом на несколько секунд, и он тут же начинал забывать, почему это может быть важно. Кирин понимал, что это неразумно. Совсем не разумно.
Кирин все равно потянулся к ее руке.
Брат Коун поставил на стол поднос с чашками и чайником. Кирин убрал руку.
– Ты нашел чай. Здорово.
– Разве нет? – сказал брат Коун. – Я так рад.
Джанель вздохнула:
– Брат Коун, может, мне сменить тебя? Это поможет тебе сохранить голос.
– Вы уверены? – Коун протянул ей книгу.
– В этом нет необходимости, – сказала Джанель. – Я расскажу историю по-своему.
Кирин чуть не расхохотался от того шокированного взгляда, которым одарил ее Коун.
Придя в себя, жрец налил чаю:
– Вы не возражаете, если я запишу ваш рассказ?
Джанель заморгала, глядя на Коуна:
– Каким образом?
Коун полез в свою сумку и достал еще один блокнот.
– Это заклинание, которому я научился… – он откашлялся, – в моем старом монастыре. Записывать рассказы для исторических отчетов. Оно очень деликатное. Вы даже не заметите, что что-то происходит.
– Подожди. – Кирин наклонился вперед: – Ты знаешь заклинание, которое запишет все, о чем мы говорим? Дело в том, что мне знакомо это заклинание.
Его приемный отец, Сурдье, умел делать нечто очень похожее.
– В самом деле? О, это прекрасное заклинание, не так ли? Я не могу даже перечислить, сколько раз оно спасало мои пальцы от судорог…
– У тебя нет кольца с рубином, не так ли?
Глаза Кирина сузились, а Коун как-то странно посмотрел на него:
– Что за странный вопрос? Нет, и никогда не было. Жрецы Вишаев живут скромной жизнью.
Кирин взял себя в руки.
– Извини. Разумеется[21 - Кирин, ты серьезно? Кирин действительно думал, что если бы Коун принадлежал к Людям Грифона, то жрец просто бы признался в этом? Я думаю, что даже Коун не настолько глуп.].
– Ну, – сказала Джанель. – Я, например, не возражаю, если ты запишешь, что я рассказываю, Коун, так что я начинаю.
И, не дожидаясь его ответа, она заговорила.
Рассказ Джанель.
Знамя Барсина, Джорат, Куур
Увидев сломанную ногу, я отбросила ветку и отступила назад, а брат Коун бросился к нам. Арасгон обнюхал меня, проверяя, не получила ли я серьезных травм – и на это были причины: на челюсти и ребрах наверняка останутся синяки.
Эта женщина пиналась, как сам Хорсал.
Остальные бандиты побросали оружие у костра, показывая, что они сдаются. Я почти не обращала на них внимания, разве что подсчитала, сколько их – если считать женщину-главаря, восемь, – да еще и несколько имен расслышала. Женщину с белым пятном звали Кей. Еще кого-то – я так и не поняла кого – Виданом. Может, я и дура, но нужны они мне были лишь для того, чтоб заработать денег.
Удача была с нами: в столице Барсины, Мерейне, должен был начаться турнир, на котором был обязан присутствовать местный барон, а значит, ждать награды было недолго.
Когда мы в первый раз ловили бандитов на живца, брат Коун очень удивился: он никак не мог понять, почему другие бандиты никогда не пытались убежать или вступить в бой после проигрыша их предводителя. Пришлось мне объяснять…
Видите ли, все в нашем мире зиждется на двух понятиях: идорра – власть и сила, которыми обладают те, кто защищает других, и тудадже – уважение, достигаемое при подчинении тому, кто выше. И для того чтобы определить, кому принадлежит каждое из них, проводятся испытания, состязания и дуэли, что способствует хорошему воплощению лидерства и хорошим общественным связям. В поражении тоже нет позора. Бандиты, показав тудадже и став нашими пленниками, найдут сочувствие и прощение. И поэтому, что вполне естественно, они сдались. И естественно, с ними будут хорошо обращаться.
И разве человек, сильный в идорре, мог поступить иначе? Тот, кто использует свою силу для угнетения, – хулиган и тиран. И для него тоже есть слово на нашем языке: торра.
Увы, но Коун так ничего и не понял. За горами, на западе, все иначе.
Да на западе вообще все по-другому!
Но именно сейчас у одного бандита было меньше тудадже, чем у остальных. У мужчины с лаэвосом – волосами, подстриженными, как конская грива. Прической, которая является признаком благородства.
У того самого человека, который поставил на мое поражение и проиграл.
В то время как остальные смотрели на своего бывшего лидера или брата Коуна, он уставился на меня.
– Я вас знаю, – сказал он. – Вы – Джанель Данорак, внучка графа Толамера.
О, чудесно! Он знает, кто я.
Проклиная в уме свою удачу, я вздернула подбородок:
– Ошибаешься, – отчеканила я.
На его красивом лице промелькнуло замешательство. Белый лаэвос, выделявшийся на фоне темно-серой кожи, когда-то, наверное, был прекрасен. Как привыкший к роскоши человек мог превратиться в кого-то, таящегося в лесу, прячущегося от своих врагов?
Так же, как я, наверно?
– Разве? – удивленно прищурился он.
– Да. Когда-то я была внучкой графа Толамера. Теперь я графиня Толамера. – Я заставила себя вновь посмотреть ему в глаза. – Как ты меня узнал? С тех пор как я посещала это знамя, прошло много лет. Я думала, меня никто здесь не узнает.
Судя по его горькой улыбке, он смеялся скорее над собой, чем надо мной.
– Я с детства помню ваши визиты. Вы всегда могли уговорить Тамина играть с вами и этой огнекровкой и возвращались грязной после лазанья по деревьям или постройки замков из песка. Это ведь вы, правда? Вы – Джанель Данорак.
– Моя фамилия Теранон. Ты из свиты барона Барсины?
– Был. – На его лице промелькнуло болезненное выражение. – Но вы ведь Данорак?
Бандиты шумной и обеспокоенной стаей птиц обступили своего раненого главаря, но стоило раздаться этому вопросу, и все разговоры стихли. Все взгляды обратились ко мне.
Я вздохнула:
– Я просто случайно оказалась на пути Адского Марша.
Он усмехнулся:
– А еще вы очень скромны.
– Нет, я не… – Я оборвала речь на полуслове.
Меня всю жизнь учили, что я не должна никому рассказывать, что же на самом деле произошло в кантоне Лонеж, когда в нем бесчинствовали демоны, а потому я не спорила с людьми, готовыми сплести мифы из моих детских кошмаров.
Для тех, кто не знает историю Джората, поясню: Данорак был огнекровкой. И он вдоль и поперек оббежал весь Джорат за неделю – без еды, питья и отдыха, и все для того, чтоб предупредить стада людей и огнекровок, что они должны подняться на возвышенность до того, как император Кандор затопит Бесконечный каньон, чтобы вынудить нашего тирана, бога-короля, выйти на открытое место, где его могут убить.
Когда Данорак спас всех до единого, он упал замертво от истощения.
Лонежский Адский Марш начался потому, что какой-то колдун или колдунья в Маракоре вызвали демона, обладающего большей силой, чем они могли контролировать. Результат был вполне предсказуем, и закончилось все лишь после того, как большая часть Джората и целый кантон – Лонеж – обезлюдели.
Меня стали называть Данораком после того, как разнеслась весть, что я обогнала демонов и несколько дней была на шаг впереди них, и все для того, чтобы предупредить императора Санда о вторжении. Считалось, что это знак почета.
