Однако этот миг сохранится нетронутым, неизменным, незыблемым.
У брата было идеальное лицо в форме сердца с глазами того же цвета, что и у матери. Длинные, почти женственные ресницы. Слегка полноватые губы и такая бледная кожа на фоне черных волос. И все же из всех его черт Норико больше всего понравился нос – точно такой же, как у нее. Брат был одет в свободную белую рубашку с парой расстегнутых пуговиц у воротника и черные брюки. Судя по тому, как он стоял, юноша привык находиться у людей на виду; слегка опущенные плечи намекали на небрежное безразличие к окружающему.
Уловив взгляд брата, Нори опустила глаза в пол.
И тогда ей захотелось стать кем-то иным, кем-то более достойным внимания. Под пристальным взглядом она вдруг почувствовала себя обнаженной, пусть и ткань юбки, которую она стискивала, уверяла в обратном.
Поскольку не было ничего, что ее разум мог бы придумать из слов, достаточно значимых для такого момента, Норико просто сделала так, как ей сказали.
Она склонилась в поклоне.
Казалось невероятным, что она когда-то вообще обладала даром речи. Оставалось ждать – секунды или годы, как он предпочтет.
– Ты Норико?
Потребовалось мгновение, чтобы в полной мере осознать, что с ней заговорили. Голос был незнакомым и однозначно отсутствовал в ее ментальной библиотеке звуков. Тихий, мягкий, достаточно бархатный… Нори было не с чем его сравнить, не чем облегчить удар по всем чувствам. Разуму пришлось впитать чуждый звук и дать ему имя: голос Акиры. Голос ее брата.
– Да, – сумела она ответить так ясно, что сама испугалась. – Это я.
Тело в какой-то момент достигло максимальной пропускной способности паники, и Нори внезапно ощутила блаженное онемение.
Акира слегка нахмурил брови, но вряд ли из досады. Скорее по привычке.
– Мне говорят, что ты… моя сестра.
Нори так сильно стиснула кулаки, что ногти впились в ладони даже сквозь ткань платья.
– Ты похожа на мать… – Акира шагнул к Нори, затем, по-видимому, передумал и остановился. – Насколько это возможно.
– Я не помню, – выдавила Нори. – Не могу вспомнить ее лицо. Пытаюсь, но не могу.
Стоящий перед ней мальчик, по-видимому, хотел еще что-то сказать, однако одернул себя. Он сделал еще пару шагов навстречу, навис над девочкой, по меньшей мере на сорок пять сантиметров выше.
Тиканье напольных часов за спиной вдруг показалось неприлично громким. Звук заполнил барабанные перепонки, эгоистично их отвлекая.
– В каком году ты родилась?
Нори испуганно икнула. Акира терпеливо ждал ответа, ничуть не смущенный ее запинками. Ей понадобилось мгновение – прокрутить годы в обратном порядке.
– Тысяча девятьсот сороковой, – наконец заключила она, раскрасневшись от гордости, что сумела посчитать.
О своем дне рождения Нори думала не часто, знала, что он где-то в теплые месяцы.
– Тысяча девятьсот сороковой, – бесцветно повторил Акира. – Как раз перед тем, как дело приняло действительно паршивый оборот. Логично.
Растущее замешательство Нори, должно быть, стало ощутимо, потому что Акира пожал плечами – явно западный жест. Нори читала об этом в одной книге о хороших манерах.
– Тебе ничего не рассказали, да? О том, что случилось, когда ты родилась?
Нори была совершенно не готова к допросу. Она просто смотрела на юношу, беспомощно разинув рот и ломая голову, чтобы придумать ответ, который бы ему понравился. Как и следовало ожидать, ничего не вышло.
– Простите… я не понимаю.
Акира снова пожал плечами.
– Я умею читать! – выпалила Нори.
Акира моргнул.
– Что?
– Я умею читать, – повторила она, как полная идиотка. Все и так полностью испорчено, почему бы не продолжить. – Я читала книги о Токио. Знаю, что раньше вы там жили. Боюсь, в сравнении Киото не очень интересен. Наверное, я ни разу не была в городе… Я вообще нигде никогда не была, если честно, но вы найдете, чем там заняться, если захотите. Скоро летний фестиваль. Акико… Акико – служанка, очень милая… Все, кто здесь работает, обрадуются вашему приезду. Бабушка всегда сожалела, что в доме нет мальчика, она будет в восторге. Так вот, Акико иногда приносит мне газету, которую остальные уже прочитали. Знаю, что когда я была маленькая, была война. Знаю… что отчасти поэтому у меня такая внешность. Я как-то связана с этой войной. Но по большей части я хорошая девочка. Окасан сама так сказала. Она вернется! И здорово, что мы теперь вместе, ведь тогда она заберет нас обоих. О, а еще на заднем дворе пруд, и там рыба. В смысле, здесь не так уж плохо. Совсем не плохо.
Нори наконец заставила себя поднять взгляд. На фарфоровом лице юноши ничего не отразилось. Лишь безмятежность, которую Нори не могла всецело осознать. Манера брата держаться, его стан… все это обычно бы ее напугало. Однако он не внушал ей страх.
– Ты умеешь читать, – повторил за ней Акира.
Нори показалось, что он слегка удивлен. Ее кожа так пылала, что даже стало интересно: не чувствует ли брат исходящий от нее жар.
– Да, – шепотом подтвердила Нори.
Вернулась Акико и послушно встала у девочки за спиной, прижавшись к двери. На первый взгляд, она словно ждала, вдруг маленькой госпоже понадобится помощь. Однако Акико никогда не действовала по собственной воле. За ней скрывалась властная рука, дергающая за веревочки марионеток, и послание было предельно ясным.
Пора уходить.
Нори подавила желание захныкать. Когда ей вновь позволят увидеть Акиру? Находиться с ним под одной крышей и знать, что до него не дотянуться…
Нори еще раз поклонилась, стараясь больше не смотреть на брата. Она не доверяла себе.
– Оясуми насай. Спокойной ночи, Акира-сама.
– Спокойной ночи.
Нори подошла к Акико, без всяких вопросов взялась за протянутую руку. Ее надзирательница изобразила слегка извиняющуюся полуулыбку. Нори не ответила тем же. Она просто позволила себя увести.
– Кстати, Норико, – окликнул ее юноша, словно вспомнил позабытую мысль.
Она сразу же повернулась.
– Да?
– Не нужно называть меня «Акира-сама». Это странно.
Ветер оставил паруса Нори так быстро, что она чудом не рухнула на пол.
– Как же мне тогда вас называть?
Акира слегка свел брови, затем снова пожал плечами.
– Как тебе угодно. И не на «вы».
Акико непреклонно потянула Нори за руку. Задержись они дольше, обеим несдобровать.
Девочка поднялась сперва по одной лестнице, затем по второй и, наконец, по третьей. Акико, извинившись, ушла, и Нори осталась в одиночестве.
Ее чердак как будто стал много теснее.
Снимая и убирая новый наряд, Нори справилась так быстро, что даже не стала любоваться мастерством швеи.
Ей стало неинтересно думать о новых платьях, которые время от времени дарила бабушка. Это ведь просто вещи – отрезы окрашенной ткани. Их недостаточно, чтобы сделать жизнь полной.
Нори завела руку за голову, распустила волосы, повязала ленту – подарок матери – вокруг шеи. Вскарабкалась на кровать, прижалась лицом к прохладному окну. Было слишком темно, но ее мысленный взор столь тщательно запомнил все детали, что зрение не требовалось, чтобы увидеть двор. Нори провела мизинцем по запотевшему стеклу, выписывая свое имя, как проделывала до этого сотни раз.
Но-ри-ко.
Она чертила и чертила его, пока не закончилось место. Повторение – отличная колыбельная. Контроль над сознанием начал ослабевать, и Нори мгновенно исполнилась облегчения. Нелегко дававшийся ей сон дарил ей то, в чем постоянно отказывала явь – свободу.
Она легла, устроилась под теплым одеялом, и в голову вдруг пришла мысль. Девочка приподнялась и осторожно начертила на стекле, под своим именем, еще одно слово: Аники. Старший брат.
Глава третья
Хикари (Свет)
Киото, Япония
Январь 1951 года
Однажды Нори прочитала в учебнике о гравитационном притяжении. В то время она мало что поняла, однако ухватила основной принцип: малое вращается вокруг большого. Земля вращается вокруг солнца. Луна вращается вокруг Земли. Великой иерархии существования.
Какой бы одинокой, испуганной или несчастной Нори ни была, она никогда не покидала чердак. Никогда. Бабушка не чувствовала необходимости запирать дверь, настолько абсолютной была ее вера в то, что подопечная не осмелится переступить порог.
После приезда Акиры повиновение Нори продлилось ровно шесть дней, шесть часов и двадцать семь минут. Если бы не крайнее нежелание ослушаться прощальных слов матери, оно бы не продержалось и малой части того. Даже самое беспрекословное послушание в конце концов уступает нужде. Все равно что велеть голодной собаке сидеть, а на другом конце комнаты оставить еду. Собака рано или поздно позабудет команду.
Мать говорила: важнее послушания лишь воздух, которым дышат люди. Однако в доме появился новый центр притяжения, какой-то необъяснимой силой высасывающий воздух. Не приблизившись к нему, нельзя прожить долго.
И воздух Нори был уже на исходе.
Все шесть дней она отказывалась от любых занятий, беспокойно расхаживала по чердаку и позволяла себе только есть – ровно столько, чтобы подавить приступы голода – и принимать ванну. Книги стояли нетронутыми на полке, волосы растрепались и торчали, как буйная листва на дереве. В голове снова и снова прокручивалась встреча с Акирой – улучшенный вариант, где был исправлен каждый мелкий недостаток. Следующая встреча должна пройти идеально. Вот оно, испытание, которое задумала для нее мать. Однако не по этой причине Нори казалось, будто сама ее плоть отрывается от костей и тянется к Акире. Почему Нори мгновенно и так сильно к нему привязалась? Потому что они родичи? Или, может, это Бог наконец пытался ей что-то сказать?
На шестой день, прежде чем сделать первый шаг, Нори дождалась, пока Акико принесет ей ужин.
– Сегодня хамати?[6 - Желтохвост (яп.).] Особый повод?
Служанка покачала головой.
– Вряд ли, маленькая госпожа. Просто в последнее время ваша бабушка в добром расположении духа.
– Надеюсь, брат привыкает к жизни тут. Он всем доволен?
– Думаю, да, насколько это возможно. Должно быть, ему нелегко.
Нори помолчала, впервые вспомнив печальную причину, по которой он сюда попал. Недостойно радоваться присутствию брата, зная, что его к ней привела смерть отца.
– Как он умер? – спросила Нори, когда Акико налила ей чашку теплого молока.
Впервые в жизни она ощутила соблазн признаться, как сильно ненавидит теплое молоко, но передумала.
– Вы сегодня разговорчивы, – удивленно промолвила служанка.
– Хочу сделать его пребывание здесь как можно более приятным. Не оплошать, вот и все.
– Ясуэй Тодо на протяжении долгого времени был нездоров.
Нори редко столь охотно отвечали на вопросы. Она попыталась сделать вид, будто сосредоточена на еде, и проговорить следующую фразу как можно непринужденнее:
– Надеюсь, брату дали удобную комнату. Заблудится ведь в этом доме.
Акико усмехнулась – сама часто так шутила.
– Ему предоставили комнату у лестницы, маленькая госпожа. Полагаю, ваша бабушка обо всем подумала.
Нори постаралась сохранить безмятежное выражение лица и не выдать бурную радость в глубине души.
На втором этаже слишком много комнат, их не обойти все так, чтобы не попасться. Теперь круг поисков удалось сузить. Если подняться по главной лестнице, то сразу с правой стороны коридора было две двери, и слева тоже. Значит, нужна одна из этих четырех.
Акико ушла. Нори в тишине доела ужин, а затем принялась укрощать джунгли на голове, протаскивая гребень с таким рвением, что тот, казалось, вот-вот сломается. Ей было не впервой ломать расческу. Она заплела себе две косы и связала их концы вместе белоснежной лентой, которую хранила для самых особых случаев и носила редко – боялась испачкать.
Нори внимательно рассмотрела себя в зеркале. Как ни удивительно, выглядела она вполне прилично.
Когда Акико вернулась за посудой, Нори разыграла грандиозный спектакль, притворившись, что у нее болит голова. Разумеется, служанка предложила ей принять аспирин и лечь спать.
Следующие несколько часов девочка провела за излюбленным развлечением. Она сидела, скрестив ноги, на постели, ждала, когда за окном стемнеет, и вспоминала немногие истории, которые рассказывала ей мать. Например, о большом черном корабле и о том, как в их семью пришел Бог. Воспоминание сохранилось отчетливо, ведь это был единственный раз, когда мать упомянула, что была частью семьи.
Нори вдруг пришло в голову, что с тех пор, как появился Акира, она не сказала Богу ни единого словечка, и, вскочив с кровати, метнулась в молитвенный уголок. Глядя на несчастного, печального Иисуса на кресте, она мгновенно преисполнилась чувством вины.
Прости меня, Боже. Ты, должно быть, очень на меня сердишься. Пожалуйста, прости. Я дурная, дурная девочка, ведь я счастлива, что брат здесь, потому что умер его отец. А если он понравился матушке, то наверняка он был очень хорошим. Молю тебя вернуть матушку, ведь теперь мы с Акирой вдвоем. Мне стыдно за то, что я собираюсь сделать. Знаю, ослушание – грех, так что прости меня и за это. Спасибо, что выслушал.
Закончив с молитвой, Нори решительно взялась за выполнение задачи.
Нужно отыскать Акиру и заставить его с ней поговорить. Она знала: ему стоит только попросить, и бабушка уступит. Скорее всего, брат понятия не имеет, какой властью обладает.
В последний раз оглядевшись по сторонам, Нори направилась к лестнице.
Под ступней скрипнула половица. Девочка сразу замерла. Страшно подумать о последствиях, если ее поймают.
