Не в силах придумать выход лучше, она опустилась и поползла на четвереньках. Чувствовала она себя при этом ужасно глупо, зато пол больше не скрипел. Нори медленно спустилась по ступенькам, прекрасно понимая, что если упадет, то перебудит весь дом.
Ей без особого труда удалось открыть дверь на второй этаж, просто прижимаясь к ней, пока створка не сдвинулась. И тут наконец возникло первое осложнение. Оставить дверь открытой или закрыть, рискуя выдать себя звуками? Пожевав губу, Нори решила выбрать первый вариант.
Прижимаясь к стене, она поползла по коридору, словно еще не умеющий ходить ребенок. Здесь половицы оказались более прочными и ухоженными, так как бабушка следила, чтобы полы основных этажей дома мыли и натирали каждую неделю. Не найти ни пылинки, дерево даже в темноте сияло, словно залитое солнцем стекло.
Нори так и не составила четкий план, как выяснить, которая из четырех комнат принадлежит брату. Задумывая свой план в принципе, Нори действовала из отчаяния. За ним стояла не столько мысль, сколько нужда.
Если бы она не припадала так низко к полу, то, возможно, и не увидела бы его – слабый свет, исходящий из-под ближайшей к перилам двери.
У Нори перехватило дыхание. Неужели все действительно так просто? Что, если за дверью не он? С другой стороны, а кто еще? Нет, комната наверняка принадлежит брату.
Нори поползла быстрее, остро осознавая, что находится на виду. У двери, поколебавшись несколько секунд, она уселась на колени и дважды постучала. Очень, очень осторожно, легонько, в глубине души надеясь, что ее не услышат и что еще не слишком поздно отказаться от этого глупого плана.
Из-за двери донеслось шевеление, и Нори чуть не рванула бежать в противоположном направлении. А потом дверь открылась, и на гостью сверху вниз в явном замешательстве уставился Акира в темно-красной пижаме.
Брат смотрел и молчал.
– Ты всегда так делаешь? – наконец спросил он.
У Нори вспыхнули щеки.
– Прости, я…
Глубоко вздохнув, Акира жестом пригласил ее войти. Нори шмыгнула внутрь, и он закрыл дверь.
Комната была очень просторной, с большими окнами и внушительной двуспальной кроватью с драпировками сливового цвета. Обе прикроватные лампы горели. На комоде из красного дерева лежали стопки белой бумаги с витиеватыми черными пометками. Рядом с ними стояла картонная коробка с книгами, которую, судя по всему, разобрали только наполовину. А к столу был прислонен черный футляр.
– Что это за штука? – выпалила Нори, не успев сдержаться.
Акира ответил изумленным взглядом, который заставил ее отпрянуть.
– Я играю на скрипке. Что ты здесь делаешь, Норико?
– Я просто… в смысле, нам надо поговорить.
Акира скрестил руки на груди.
– Поговорить?
– Да, поговорить. То есть… у нас ведь одна мать.
Аргумент прозвучал слабо даже для самой Нори. Она потянула себя за косу.
– Совершенно не понимаю, как это связано с тем, что ты стучишься мне в дверь в полчетвертого утра.
Нори прикусила щеку изнутри, пытаясь успокоиться.
– Прости. Я не хотела тебя разбудить.
Акира пожал плечами.
– Я не спал. Просматривал кое-какие ноты.
Девочка переступила с ноги на ногу, не понимая, что он имеет в виду. Брат указал на комод и листы.
– Это Бах.
Нори удивленно моргнула.
– А что это?
– Композитор. Он жил давным-давно.
– А-а… Ясно.
Акира встретился с ней взглядом, и Нори пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы не отвести глаза.
– Наверное, ты не без причины пришла сюда…
– Ты нравишься бабушке.
К сожалению, Нори не сумела придумать более изящный способ изложить цель своего ночного визита. Оставалось надеяться, что Акира сочтет ее неуклюжесть трогательной.
Акира фыркнул.
– Ну да, полагаю, что нравлюсь. Настаивала же, чтобы я к ней переехал.
Нори помедлила, не желая говорить слишком много, но ничего не могла с собой поделать. Любопытство, которое она подавляла годами, неудержимо рвалось наружу.
– А ты сам не хотел?
Акира приподнял темную бровь и посмотрел на девочку так, словно она бездомная кошка, забредшая к нему на кухню.
– Жить в глуши с женщиной, которую видел два раза в жизни?
Нори растерялась. Она явно упускала что-то из виду… Акира потер глаза тыльной стороной ладони.
– Забываю, что тебе всего десять, – пробормотал он. – Сарказм до тебя не доходит. Полагаю, ты хотела меня о чем-то спросить?
Нори поняла: сейчас или никогда.
– Я хотела спросить, не мог бы ты поговорить с ней. Тебя она послушает. Не мог бы ты… пожалуйста, спроси ее, можно ли нам с тобой разговаривать.
Настал черед Акиры растеряться.
– Мы же разговариваем!
– Ну да. Но я не… я не должна здесь быть. Бабушка сказала, что нельзя с тобой говорить, пока ты ко мне не обратишься и… ну, ты не обращался. И мне нельзя без разрешения покидать мою комнату.
Акира уронил голову в ладони.
– Ох, черт.
Грубое слово застало девочку врасплох. Она тут же отпрянула, уверенная, что разозлила брата. Однако он даже не смотрел в ее сторону. Напряженно нахмурившись, он устремил взгляд в точку где-то за ее головой. Время от времени Нори разбирала обрывки его ворчания, например, непонятные слова «вспять» и «архаичный».
Не смея открыть рот, она ждала, когда брат к ней обратится.
После короткой паузы ее терпение было вознаграждено. Акира глубоко вздохнул и словно очнулся.
– Норико, – произнес он, – мир устроен не так.
Она склонила голову набок, ничегошеньки не понимая.
– Не так?
– Да. Тебе не требуется ее разрешение, чтобы со мной поговорить.
– Я знаю. Требуется твое.
– Все не… Нет, ты упускаешь суть.
Нори начала впадать в панику.
– Упускаю?..
И тут Акира сделал такое, к чему она была совершенно не готова. Он преодолел расстояние между ними парой ловких шагов и положил руку ей на плечо. Нори на мгновение вся одеревенела – а потом растаяла под прикосновением. Именно тогда она и решила, что любит брата.
– Тебе не требуется разрешение со мной говорить. Это глупо.
Нори слушала вполуха. Ее тело поглотило теплое обволакивающие ощущение.
– Хорошо, аники.
– И почему, черт возьми, тебе нельзя выходить из комнаты? Тебя наказали?
Разумеется, бабушка не объяснила Акире правила – его они не касались. И поэтому, излагая их список со всем достоинством, на которое была способна, Нори внимательно следила за реакцией брата. Выражение его лица менялось от изумления к негодованию.
– То есть старая карга не выпускала тебя из дома почти три года? Совсем? Даже на пару шагов за порог?
Нори покачала головой и прикусила губу.
– Поэтому ты пришла? Чтобы я как-то на нее повлиял?
Нори снова покачала головой. Чем больше она думала, тем больше понимала, что затея с самого начала была обречена на провал.
– Нет, аники. Я просто хотела с тобой поговорить.
Уголки губ Акиры изогнулись в улыбке.
– Поговорить со мной?
– Хай.
– Если не возражаешь, я хотел бы поспать.
Щеки Нори покрылись пятнами румянца. Она резко поклонилась и сбивчиво забормотала извинения, которыми не заработала ничего, кроме очередной усмешки. Нори подошла к двери, взялась за ручку.
– Близкие называют тебя Нори, да?
Она повернулась к брату, заодно обдумывая вопрос. Она не понимала, о каких таких «близких» идет речь, не знала, как они ее называют, но была совершенно уверена, что и не хочет знать. Бросив ломать голову, Норико решила просто-напросто ответить:
– Моя… наша мать называла меня Нори.
Акира бросил на нее короткий взгляд, после чего махнул рукой в знак того, что ей можно идти.
– Ну, хорошо. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, аники.
* * *
Когда два дня спустя бабушка решила наведаться без предупреждения, в предрассветные часы, Нори была уверена, что о ее непослушании стало известно.
Нори даже не расстроилась. Открыв глаза и увидев перед собой старуху в синей юкате, она попросту встала с кровати и низко поклонилась. В кои-то веки она не дрожала. Никакая порка в мире не заставила бы ее пожалеть о содеянном.
Губы бабушки были плотно сжаты, руки – сплетены, словно узловатые ветки дерева.
– Я обратила внимание, что… что ребенку… твоего возраста необходимо некоторое количество физических упражнений. Посему отныне тебе позволено спускаться в дом с девяти часов утра и до пяти часов вечера. Под постоянным надзором Акико. Ни при каких обстоятельствах ни к чему без разрешения не прикасаться. Не приставать к прислуге – у них нет времени на твои глупости. Устроишь беспорядок – я тебя накажу. Сломаешь что-либо – я тебя накажу. Попытаешься ступить за порог дома – я сниму с твоих ублюдочных костей кожу. Ты меня поняла?
Нори вскинула голову и в немом оцепенении уставилась на бабушку. Несмотря на угрозы, несмотря на чистую, неподдельную злобу, которая, надо признать, была для бесстрастной опекунши довольно странной, она услышала только одно.
– Я могу выходить?
Юко дернула бровью.
– В пределах названных правил. Тебе заранее сообщат, в какие дни разрешено заниматься физическими упражнениями.
Перевод: в дни, когда дедушка в столице. Многое в этом доме было выше понимания Нори, но она была на сто процентов уверена, что о новых обстоятельствах дедушка не осведомлен.
Нори потянула себя за жесткий локон, пытаясь не выдать зарождающееся внутри удовлетворение.
– Аригато годзаймас[7 - Вежливая форма благодарности в японском языке.].
Пропустив любезность мимо ушей, бабушка развернулась и как можно быстрее ушла. Нори не могла не восхититься, какой бесшумной умудрялась быть бабушка, даже едва ли не выбегая наружу.
По прошествии часа вернулась Акико. Девочка чуть не швырнула книгу на пол – в таком исступлении она стремилась пересечь комнату.
