– Он передал мне послание от принца… ну, кольцо такое на палец. Два послания.
– Да, уникатор, который невозможно взломать и прочитать, который открывается только адресату, – лицо контрразведчика было озабоченным, меж бровей залегла складка. – Что там внутри?
Я сглотнул.
Сказать правду? Или как обычно, ничего не ответить?
Много выгоды принесло мне молчание раньше, когда я изображал героя-партизана в лапах немецких оккупантов? Табгун все равно не отстал от меня, жизнь моя легче не стала. Кроме того, ничего особенно секретного принц в этот раз не поведал, и язык за зубами держать не попросил.
– Там всякая ботва была, – осторожно начал я, помня, что коготок увяз, и всей птичке пропасть, начнешь говорить, и пропадешь целиком. – Сказал, что Гегемон при смерти, что…
И я вкратце пересказал содержание двух посланий.
– Это все? – спросил Геррат. – Угрозы? Приглашение перейти на свою сторону? Честно?
– Да что вы постоянно думаете, что я вру! – не выдержал я. – Зачем мне это, блин!? Совершенно не понимаю, на кой ляд я сдался этому самому брату вашего императора и чего он имеет в виду!
Но контрразведчик, судя по недовольной физиономии, мне не поверил.
Он открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но тут за дверью камеры послышались голоса и шаги. Она распахнулась повторно, и на пороге появился трибун Шадир собственной персоной, усталый и мрачный.
– Ха, ну и встреча? – буркнул он, уставившись на Геррата без малейшего дружелюбия. – Служба надзора! Что ей нужно от скромного десятника? Очередные фокусы и трюки?
– Я делаю свою работу, – отозвался контрразведчик. – Задаю конкретные вопросы.
– Так вперед, задавайте, – на скулах Шадира набухли желваки. – Только при мне. Очевидно же, если он в чем-то снова подозревается, то об этом должен знать я, его непосредственный командир.
Я думал, что Геррат отступит, но тот неожиданно сказал:
– Мы обсуждаем легата Зитирра. Вы ведь тоже его видели, ведь так?
Шадир хмыкнул:
– Этого урода из придворного цирка? Я сталкивался с ним на «Твердыне Гегемонии». Когда мы вели на этой планете разведку два года назад, и уже тогда эти дрессированные псы Табгуна путались под ногами.
– Принца Табгуна, – автоматически поправил Геррат, на что мой командир ответил ироничной улыбкой.
– Что он делает здесь сейчас, я не знаю, это очевидно, – продолжил Шадир. – Обстряпывает грязные делишки для своего хозяина, убирает навоз с арены и все такое… Зачем ему нужен мой десятник, – мне достался сердитый взгляд, – я тоже не знаю, вот так. Отвечать на мои вопросы Егор отказался. Вот это номер, да?
Контрразведчик посмотрел на меня, облизал тонкие губы.
– Еще вопросы есть? – мой командир откровенно давил, он, как и большинство полевых офицеров, к Службе надзора относился с презрением, и это еще Геррата на борту более-менее терпели потому, что у него имелся боевой опыт, и он, когда надо, брал оружие в руки, и защищал линкор вместе с остальными.
– Нет, – контрразведчик поднялся. – Но ты, Егор, подумай над тем, что я предложил.
Ничего он мне не предложил, и последняя фраза явно предназначалась для того, чтобы вбить клин между мной и Шадиром, посеять сомнения в душе последнего.
– У, крыса усатая, – пробормотал мой командир, когда мы остались вдвоем. – Поднимайся! Чего разлегся. Пошли отсюда.
– Я свободен? – я неуклюже поднялся, в затекших ногах закололо.
– Не только свободен, но и повышен… – Шадир хлопнул меня по плечу так, что я пошатнулся. – Полчаса назад в лазарете умер командир третьей центурии, и ее отдали Равуде. Ну а ты возглавишь вашу… знаю, что у тебя нет пятнадцатого класса, только тринадцатый… но война, куда деваться?
И тут я пошатнулся второй раз.
Глава 6
Сержант-хозяйственник разглядывал меня с таким видом, словно я признался в изнасиловании его жены.
– Ходют тут всякие, ходют, – проворчал он, потирая пухлую щеку, заросшую зеленоватой щетиной: волосы у всех веша разного оттенка этого цвета. – Воевали бы так! Чего нет?
– Это как «так»? – отрезал я. – Голыми руками, что ли? Ты хоть раз сам в бою был? Пулю на броню ловил?
После отсидки в карцере, пусть и краткой, и беседы с Герратом я был не в самом лучшем настроении, и новость о том, что я стал центурионом, меня тоже не особенно порадовала. Я не хотел командовать, не мечтал становиться офицером, все эти дурацкие армейские приколы в виде дисциплины и ответственности меня совершенно не веселили, и я предпочел бы, чтобы меня просто оставили в покое рядовым бойцом.
Ну разве что подальше от Равуды.
– Не твое дело, – буркнул сержант, с которым мы были в одном звании. – Жди давай. Сейчас все принесу.
Он поднялся из-за стола и уковылял в глубины склада, а я подумал, что мне сейчас достанется самое что ни на есть барахло. Интересно, какое добавочное снаряжение положено центуриону – понятно, что шлем с более мощной системой связи, но ведь должно быть что-то еще!
Веша громыхал чем-то за стеллажами, ворчал так громко, что до меня доносились обрывки фраз «ходют тут…», «воевал он…», «послужи с мое…», «никакого вот уважения…». Наверняка он нарочно тянул время, и мне оставалось только переминаться с ноги на ногу.
И я решил снова позвонить жене… ну не может же она посылать меня вечно!
– Да, – спросила Юля холодно, когда связь установилась.
«Ну хотя бы не «что тебе?» – подумал я обрадованно.
– Э, привет… – сказал я. – Просто поговорить… а то мы вообще не говорим же… Полная ботва же.
– Ну говори. Хотя о чем? Я жду, когда ты вернешься.
– И я жду! Я… – тут я ощутил, как в голове у меня что-то шевелится, словно щупальца ползли там между складками, раздвигали мозговую ткань, двигались медленно, но неостановимо, и это было так мерзко, что я содрогнулся, волна тошноты заставила меня согнуться.
– Что «ты»? Только о себе и думаешь! – выпалила Юля.
И тут я увидел жену – за рабочим столом у нее в больнице, за окном деревья во дворе, ворота, через которые как раз проезжает грузовик, на стене плакат с печенью в разрезе и надписью «ЦИРРОЗ – НАШ ВРАГ!». Картинка оказалась невероятно яркой, я мог различить морщинки у нее на лбу, побелевшие, стиснутые пальцы на смартфоне.
– Ну нет, что ты… дело такое… – я попытался справиться с собой, отогнать назойливое видение.
Но копошение в голове не прекращалось, там что-то менялось, росло и достраивалось. Неужели та псевдоживая штуковина, которую мне вживили тиззгха, продолжала эволюционировать и меняться?
Мысль об этом заставила меня похолодеть от страха.
– Егор, – впервые с объявления о разводе Юля назвала меня по имени, и чуть ли не впервые в жизни мое имя в ее устах не прозвучало для меня сладкой музыкой. – Я сказала. Либо возвращайся сейчас же… либо ты мне не муж больше, ты мне больше никто…
– Подожди, не в этом дело, – наваждение рассеялось, я справился с тошнотой и кое-как распрямился. – Вы можете быть в опасности… Иван не появлялся? Звонил или приходил?
Юля засмеялась, и смех ее звучал принужденно, неестественно.
– Хватит нести ерунду! Пытаешься отвлечь меня? Нет, я его не видела и не слышала. Повторяю – либо ты возвращаешься к нам прямо сейчас, либо ты мне… нам больше никто!
– Но ты не можешь решать за Сашку! – я почти орал.
Ладно мы поссорились, но отбирать у меня дочь, разлучать нас Юля не имеет права! Нет-нет-нет!
– Ты так думаешь? И зря, – слова падали на меня, точно глыбы льда, били по голове. – Пока она мало чего понимает и переживет расставание с тобой легко, а если надо, то и забудет тебя…
Тут я вообще помертвел.
– Нет, ты не сделаешь! – завопил я, но уже в пустоту, со мной никто не разговаривал.
Я застыл, пытаясь осознать только что услышанное, хоть как-то собраться с мыслями. Должно быть от потрясения увидел перед собой плюшевого пингвина, того самого, которого прихватил с Земли еще в самый первый раз, и черно-белая птица посмотрела на меня сурово, щелкнула клювом.
А затем передо мной оказалась Сашка – на полу, в окружении кукол и прочих игрушек, облаченная в сиреневое платье, которое мы ей недавно купили, с серьезной мордашкой.
– Привет, маленькая, – сказал я бездумно.
– О, папа, привет! – отозвалась она, поднимая голову. – Ты где прячешься?
Дочь, судя по всему, была в детском саду, ну а где ей еще находиться, когда Юля на работе? Судя по виду, чувствовала она себя неплохо, но все равно я замечал признаки болезни, знаки того, что та совсем не ушла, только затаилась.
– Я тебе звоню очень издалека.
– Без телефона? – Сашка улыбнулась, и стала так похожа на мать, что я едва не задохнулся: те же глаза, черты лица, густющие светлые волосы.
– Ну да. Это такое волшебство.
Ага, придуманное облаченными в зеленые чешуйчатые плащи «волшебниками». Добрыми или злыми, я в этот момент не мог решить – ясно, что мне придется за все платить, но за такое я готов отдать что угодно.
– Как у тебя дела? – продолжил я, любуясь дочерью и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Хорошо, – сказала она. – Сегодня был противный суп на обед, но я съела.
– Молодец.
Очень хотелось протянуть руку и погладить ее по пушистой макушке, прижать к себе. Я попытался это сделать, но конечность моя каким-то хитрым образом оказалась слишком короткой, я не мог дотянуться.
– Эй, человек, ты заснул? – донесся откуда-то издалека скрипучий голос, и я осознал, что это сержант зовет меня, что пора возвращаться.
– Пока, ангел мой, – сказал я. – Веди себя хорошо, и я скоро вернусь. С Котиком.
– Вернись, а то я скучаю, – призналась Сашка, и мне в сердце будто вонзили осиновый кол, тупой такой, обмотанный колючей проволокой.
Вновь мелькнул перед глазами игрушечный пингвин, и я вернулся на тускло освещенный склад, унылый, как склеп. Обнаружил, что сержант пялится на меня так, словно из ушей у меня торчат радужные змеи, а из носа вытекает игристое шампанское, и все это под бравурную музыку из живота.
– Ты припадочный? – осведомился он. – Таращился куда-то и губами шевелил.
– Задумался, дело такое, – отрезал я. – Давай, что там у тебя.
– Теперь тебе положена бронезащита класса два, – с мрачной неохотой признал веша. – Держи.
На вид она не сильно отличалась, и выглядела такой же потрепанной, как и комплекты для рядовых бойцов – ясно было, что придется ремонтировать, и потратить не один час. Только вот весила она раза в два меньше, это несмотря на то, что отдельные участки имели дополнительное усиление.
– Шлем, – продолжил сержант.
Этот оказался почти таким же, как у десятника, разве что нарост на затылке побольше.
– И аптечка, – и мне достался чемоданчик темно-зеленого цвета с алым кругом на боку. – Пользоваться не умеешь… ничего, мануал найдешь. Блок связи в твоей центурии имеется. Все, свободен.
– Спасибо, что по матушке не послал, – пробормотал я, нагружая снаряжение на себя.
Да, со многим придется разбираться, с той же аптечкой, с тем как функционирует блок связи, нечто вроде рации, но в этот момент такая перспектива меня совершенно не смущала. Теперь я мог разговаривать с Сашкой, даже смотреть на нее, и это воодушевляло невероятно.
Логово сержанта-хозяйственника осталось за спиной, я вышел в коридор.
– Егор! – окликнули меня сбоку. – Э… центурион! Разрешите обратиться!
Я повернулся и обмер.
На меня смотрела, моргая огромными фиолетовыми глазами, стройная девушка, на голове у которой были не волосы, а перья, алые, оранжевые, желтые, и они беспокойно шевелились. Ладони ее были крепко стиснуты перед грудью, а на лице читались тревога и мольба.
– Раз… разрешаю, – буркнул я.
Пира! Предательница-жевельде!
Контракт у нее закончился почти одновременно со мной, и она торопливо покинула «Гнев Гегемонии».
– Я… я… вернулась, в нашу центурию, – сообщила Пира.
– Не буду врать, что рад. Зачем?
Она сдала меня Равуде из обиды, цепляясь за былую в него влюбленность, и ее поступок вскрылся. Естественно, она тут же стала парией, изгоем, отверженной – стукачей не любят нигде, и в армии особенно.
И теперь вернулась?
– Я поступила неверненько. Хочу искупить свой проступок! Прости меня, прости!
Мне показалось, что она хотела броситься ко мне и обнять, и удержала ее только кипа шмоток у меня в руках.
– Хм… ну ладно… Только вот еще что…
– Да, я не буду к тебе клеиться! – перебила Пира, тут же осознала, что перебила командира, и закрыла рот ладошкой.
