В дрожи света отец и дочери вернулись во времена подзабытого в труде детства, когда образы чудные с лёгкой руки в ночи оживали: волк мёртвый, хищная кошка и пронырливый крыс.
– Они будто сошли со страниц старых, как наша наковальня, книг, – продолжил Регол. – Алые слуги являлись людям в холодные ночи, но то было так давно, что кажется лишь выдумкой заскучавших стариков…
– Насколько они честны, отец? – спросила Игна, поглядывая на сундук с Драконьей Гибелью.
– Алая свита держит слово. Всегда. Их создатель – делец жестокий, но не бесчестный. Лгать его тварям не положено, молчание и недомолвки – вот их удел. Даже в речах у них нет свободы, но каждое ваше слово они извратят, если нужно.
– Значит, и про демонов они не солгали?
Удивлённо посмотрел отец на сестёр, и те поведали ему то, что рассказали неохотно гости. Тогда потерял Регол дар речи на добрую минуту, если не на две.
– Вы поступили храбро, дочери мои, – вновь очнулся от дум кузнец. – В страшное дело впутали вас эти существа, но ради цели высокой. Тот опыт, что принесёт сей заказ, пригодится всему роду человеческому. Из остатков Гибели Драконьей скуёте вы ещё дюжину орудий против демонов.
– Но как же нам сотворить шедевры? – поинтересовалась Ленна. – Мы знать не знаем, как из колдунова железа ковать мечи.
Отец не без помощи сестёр поднялся. Проверив дверь, знаки, что тянулись под порогом, он встал к наковальне, как если бы хотел приняться за работу. Поочерёдно, осколок за осколком, он разглядывал содержимое сундука, сближая металл с огнём свечи.
– Заказ чудовищ непрост. Вы не обратили внимания, но среди обломков есть работы не только древние, но гораздо новее. – Один кусок он чуть погнул о наковальню. – Это – следы предшественников ваших, чей малый опыт и неуверенность погубили будущие клинки, а впоследствии – их несостоявшихся авторов.
Сёстры помрачнели: не разглядели они изделий кривых да недавних, что на самом дне сундука были спрятаны. Вновь обожглись они о хитрость алого дельца.
– Но не волнуйтесь, дочери мои, – поспешил мастер успокоить учениц. – Луны встретятся в трёх углах лишь через девятнадцать лет. Этого времени вам будет достаточно, чтобы постигнуть тайны, ушедшие в века.
– Где нам искать мудрости, отец?! – воспряла Игна. – Мы хоть сейчас отправиться за ней готовы!
Регол молча подошёл к горну, что под чарами Дэнды совсем остыл. Взяв кочергу, он принялся вычищать золу да мёртвый уголь. Закончив, отец Стук достал из ящика стола пергамент, поднял один из угольков и, возложив пустой лист на днище горна, второй рукой начал быстро вести по нему полосы. Очень скоро черты угля обрисовывали в себе пропуски, что постепенно собирались в знаки и символы, не ясные никому из сестёр.
– Это – высеченное послание нашего предка, одного из трёх величайших мастеров ремесла кузнечного, – произнёс Регол, показывая дочерям белые буквы средь черноты. – Здесь лежат слова благодарности товарищам, чьи знания и навыки наш род наследует из поколения в поколение. Но множество секретов они оставили при себе, не видя нужды в их распространении.
– Они забрали в могилу техники, что способны помочь в создании оружия, убивающего демонов?! – Игна оскалилась. – Какая глупость!
– Не забрали, а спрятали, и лишь затем, чтобы за ними пришли в час нужды, – пояснил отец. – Такое знание сокровенно, ценно и в умах гневных иль отчаянных мира сего разрушительно в первую очередь роду человеческому. Даже себе я не доверился, но вам…
Он не закончил, лишь вспомнил последний взгляд покойной супруги: одними глазами она прощалась с мужем на смертном одре сквозь рыдания трёх новорождённых. Вновь отбросив скорбь, Регол вчитался в пергамент, припоминая уроки седовласого отца своего. Затем поднялся к себе в комнату, чтоб вернуться с картой бесценной, щедрым купцом в оплату оставленной. Разложил кузнец карту на столе и повёл по ней рукой, будто на ощупь ища места заветные.
Палец его сначала остановился на крохотном Киррике, но сразу дёрнулся к западу. Множество названий диковинных встретилось по пути: пограничный город-крепость Гаард, затем Мердон, Лива, Шер`Дам… Посреди чужой страны, именуемой Регалией, – горный хребет, делящий землю эту пополам и имя на себе несущий: «Цынные горы».
– Одинокий Зук жил на западе, средь вечно белых Цынных гор, в глубинах мёртвого города Сиим: единственного, что не исчез из нашего мира. Искал отшельник равновесия, высокого чувства и свои труды этому посвятил.
Палец кузнеца вернулся в Киррик. Почесав в затылке, пытался Регол что-то важное припомнить, да вот на ум ничего не шло.
– Кирр жил и умер здесь, в крошечной деревне, что лишь годы спустя назовётся Кирриком в честь своего основателя. – Ногтем он постучал по точке на карте. – Но дорога к секретам его непроста.
Вновь повёл пальцем мастер в сторону. Мимо Двухглава, Зимницы, крепости Дол, что в первой битве Ложных Корон руинами легла. Горсть крохотных деревень, меж лесной чащи разбросанных, а посредь них – пустое пятно на карте, туманами чародейскими затянутое, безымянное.
– Оставил наш предок знания свои господину Краплаку, Северного Некрополя обитателю, на сохранение. Овладел Кирр наук целым легионом, хоть учёным и не звался, знавал приёмы да обряды, чтоб металл жить дольше мог…
Снова Киррик. Тяжело вздохнул Регол, прежде чем путь показать. Палец пополз вдоль русла реки Брав, затем свернул. Мимо Гиганта-На-Боку, Древа Дев, Железных Ворот, по Пыльному Пути – на юго-восток, всё дальше и дальше от Королевства. Регол снова сверился с записями и сказал:
– Гинн жил за Пыльным Путём, в империи Тайя. Владел он техникой, лишь имперским мастерам доступной, чтоб ковать без молота, раскалять без огня. Только большой силе откроется сей талант…
Регол умолк, нависнув над картой. Не смел он указывать дочерям, куда им следовало пойти, ведь каждый путь был по-своему опасен. Советовались сёстры шёпотом: стоило ли идти вместе или порознь, а если порознь, то кто куда… Первой из круга вышла младшая.
– Я отправлюсь к Сиим! – бросила радостно Зань.
– Скачи на кобылах до границы с Регалией, а затем прямо к Цынным горам, – велел Регол. – Страшись незнакомцев, коих ты встретишь в этой расколотой стране множество. Доверься чутью своему – и окажешься на вершине.
Ленна вернулась к карте. Открыв было рот, она переглянулась с Игной: старшая сестра ей уверенно кивнула.
– Я отправлюсь в Некрополь, – произнесла средняя дочь. – Коль долгом связан Бессмертный, я не побоюсь прийти в его дом.
– Про обиталище Бессмертных мне известно мало, – признался отец. – Лишь знаю, что в деревнях по соседству должны знать про Некрополь. Дети Смерти мудры, но не без норова. Будь вежлива и скромна в вопросах.
– Я поняла.
Все трое взглянули на Игну.
– Тайя, значит… – сказала она гласом холодного железа. – Сёстры мои не совладали бы с такой непростой дорогой, а силы мне не занимать. Как туда добраться?
– С караваном, по почве сухой и ломкой, – мрачно ответил Регол. – На месте остерегайся разбойников да учи язык страны восточной.
Дороги ныне ясны. Война Корон Ложных Стук не пугала. Ещё с детских лет младшая знала, когда нужно спрятаться иль затеряться, средняя умом блистала, что народ временами путал с хитростью какой, а старшей несложно было обидчику и по голове стукнуть, и в пузо врезать – дай только кулаком хорошенько замахнуться. Но всяко лучше ходить по дорогам живым, на одном месте подолгу не стоять, ухо держать востро, чтоб никаким армиям на пути не попасться. Страшиться стоило тех мест, что за границей стояли: там-то любая небылица горькая правдой обратиться может, щедр родной континент на разные языки, культуры. Бессмертные – толк отдельный, чего ждать от них – щедрости или беды, – совсем неясно. Всё было обсуждено вслух, и в доме Стуков зависло смятение немое. Поймал его отец семейства и громко озвучил:
– Не бойтесь! Всё вам по плечу. Не кровью вы сильны, а навыками своими. И ещё… – Он устало выдохнул: – Ищите мудрость в себе. Чужое знание уберечь следует и крепко запомнить, но любая работа мастера – это продолжение только его мыслей, новых и смелых. А было бы иначе, жили бы мы в пещерах холодных да палками волков гоняли… – Регол улыбнулся.
Дочери кивнули. Запомнили слова отцовские, чтоб к ним в тяжёлый час в мыслях вернуться. Следующим утром, после неспокойного сна и долгих сборов, сёстры, попрятав от отца слёзы расставания, простились с ним и друг с дружкой. Переступив порог родного дома, три мастерицы отправились в путь. На молодые плечи отныне возложена судьба всего смертного народа, непростые испытания дожидаются их в местах далёких да неизвестных. И лишь только алые тени – знаки договора с нечистыми силами – были в судьбе им попутчиками…
Арислум отстранился от шёпота мира. Его голова дрожала на тощей шее, оттопыренные уши горели чужими словами. Алый слушатель разглядел в себе остатки сил, поднялся и поспешил передать владыке благую весть голосом вечно тревожным и дрожащим.
– Три м-мастерицы пок-к-кинули дом.
Владыка, скорчившийся среди битой темноты, улыбнулся, но не новости, а явлению своего брата в добром здравии.
– Зачем мне это знать, мой милый друг? – владыка взмахнул рукой. – Нас интересует результат их похода. Но я рад сделке: Дэнда не потерпел бы отказа, и горел бы Киррик… Оставь их пока, пусть идут.
– Велите д-далее слышать струну г-горизонта?
– Да-а-а… – господин задумчиво растянул единственную гласную. – Мне всё боле интересно, что упускаем мы из виду, отсиживаясь в этой дыре. История творится почти без нашего вмешательства. Где воин сейчас и убийца?
– О-один кровь короля по в?ветру ищет, – Арислум чуть головой повёл, – втор-рой идёт к великим мертвецам. Как вы и приказывали.
– Хорошо. Прекрасно. Держи меня в курсе дел.
До явления трёх из алой свиты оставалось девятнадцать лет.
ЗАНЬ: часть первая
Регалия – лишь малая часть континента, далёкий от войны Ложных Корон клубок малых государств, утопающий в бесконечных интригах; земля тёплой осени и холодных крепостей, толстосумых вельмож и их нищих подданных. Границы здешних царств переписываются год от года, солдаты крепко верят лишь в звон монет, а о былых военных успехах супротив других государств Регалия помнит только обрывками знамён да мертвым королём в придачу. Регалия лежит раздробленной, но в злорадстве над большим соседом местные царьки да графы чувствовали меж собой подобие единства. Любая власть здесь живёт по воле случая, и новоявленные правители гибнут от кинжала товарища чаще, чем от вражьего меча.
Зань скакала от одного угрюмого городка до другого, едва поспевая менять кляч. Множество зыбких границ пересекла она под покровом ночи, днём смешиваясь с толпой да набирая провизию в дорогу. Пару раз мастерица якобы попадалась за соглядатайством. Гостям из Королевства в Регалии не доверяли и до падения собственного короля, чего уж говорить о теперешних временах. Сбегала Зань из-под стражи ловко и незаметно, случайно обронив золотой-другой перед своим исчезновением… Так, по крайней мере, описывали внезапную пропажу бесхитростные, но корыстные стражники.
Взятками да откупами карманы мастерицы пустели, люди всё чаще узнавали одинокую путешественницу, и всё реже дороги были пусты от личностей тёмных да коварных. Но везение соблаговолило младшей дочери Регола: добротная кобылка доставила Зань в шахтёрский посёлок близ Цынных гор, где и устроилась девушка подмастерьем старого кузнеца, что кирками приторговывал да колёса подбивал.
За наковальней была Зань не крепче, не умнее сестёр, но работала честно, дабы не опорочить род и не подвести владельца кузни. Собственное чутьё отводило мастерицу от плохих заказов, неважных разговоров и мутных затей, коих средь простого народа Регалии было полным-полно, и лишь честным трудом заработала кузнец на последний ход в своём непростом путешествии. Стоя однажды на рыночной площади, она подняла взгляд к вершинам – и содрогнулась, будто спустился к ней мороз с белых скал.
Меж заказами Зань изучала, чем и как шахтёры работают, чтоб твердь земную дробить. Донимала тех, кто ходил в горы, и среди покорителей вершин сыскала компанию: сплошь знатоки и советчики! И правильному дыханию в высоте обучили, и владение инструментом горным передали, чтоб этой самой высоты достичь. Но никто не рискнул пойти с девушкой на город Сиим, что чёрной тенью стоял у самого снежного обрыва.
– Зареклись мы, Заня, к сиимцам мёртвым лезть, – говорил самый бывалый из скалолазов тихо, чтоб чужие уши не греть. – Одним путём туда добраться можно, да боязно: земля там сильнее к себе тянет, ветер рубаху рвёт да горло сводит. Сначала по тропе пойдёшь – смотри с пути не сбейся! К обрыву выйдешь – только вверх ползи, как учили. Иной дороги нет туда!
Немало людей погубил город мёртвый: от храбрых духом воинов до простых крестьян тянулся список погибших иль пропавших без вести. Вновь почуяла Зань холод, но иного толка. Могильным ветром понесло от Цынных гор.
– Коль собралась ты в Сиим, милая моя, – как к дочери родной обращался старый кузнец, – помни: страшнее он всякой высоты. Говорят, там жуть сидит какая, человеку опасная. Берегись и стен его, и потолков и каждый шаг свой разглядывай.
– Спасибо, мастер, – поклонилась Зань, в памяти высекши предупреждения.
Обняв старика, Регола дочь покинула временную обитель, напоследок оставив украдкой добрую часть нажитых денег: то была немая благодарность за место рабочее и тёплый кров. Единственным путём, указанным горняками, направилась младшая сестра в глубь и вверх холодных Цынных гор. Где-то здесь, меж шапок снега и ледяных клыков, стоял недвижимо безлюдный осколок ныне мёртвой империи. Стены его возведены единой линией с обрывом. Башнями пустыми смотрел гранитный город на Регалию, лишённый чувств.
Тропа петляла, шла вверх и вниз, терялась под ногами и чудом находилась вновь. Указательные знаки, измотанные морозами, немыми стрелами вывели мастерицу к подножию высокого обрыва. Железными калёными кирками, что сама она воспитала в кузне, впивалась Зань в скальную твердь, забивая за собою крючья с протянутым меж ними тросом. Всё делалось по заветам горняков, как по учёной строчке.
Она взглянула вниз лишь единожды: тропа пешая завиднелась тонкой белой нитью, протянутой меж россыпи камней. Цынные горы будто момента страха ждали – тотчас попытались сбросить с себя мастерицу! Чуть не сорвалась она, когда ветер схватил её за шкирку и потащил вбок и вниз. Инструмент железный выскочил из плоти гор, Зань до полусмерти испугалась – так и повисла над пропастью, кивая ей всем телом.
– Нет! Нет! – мотала Зань головой. – Не могу погибнуть я здесь и сейчас!
Направила она ладонь свою, вцепилась в скалы пальцами и потянула гору к себе. Так ей, по крайней мере, показалось. Продолжила мастерица своё восхождение, киркой да собственной рукой прокладывая путь. Под ногти лезла стужа с землёй, по всему телу дрожь бежала… Палец немой коснулся глади чёрного гранита, туда же впился железный клюв кирки, ещё немного…
Зань стиснутыми зубами да волей кованой достигла Сиим! Забралась наверх, вбила последний крюк, сбросила с себя мешок заплечный и чуть не рухнула в сон: настолько тяжела была дорога. Члены её дрожали усталостью, тёплые одежды медленно черствели от мороза, а дышать становилось всё сложнее. Цынные горы почти извели девушку, но Зань, презрев собственную слабость, поднялась на ноги.
Встречал каменный мертвец свою измученную гостью распахнутыми вратами, что едва слышно скрипели по воле ветра. Зань подняла взгляд: ещё выше, почти у небосвода, средь белых скал сияли гранитные диски. То были гигантские шестерни неведомого предназначения, уходящие глубоко в горные породы и движения всякого лишённые. Зань с неясным себе чувством обратилась к сиимцам:
– Даже скалы вам подвластны, а вы оставили и их. Где вы, о гранитные мастера? Ушли в глубины земные иль взлетели выше собственных гор?
Ответила лишь вьюга, чуть толкнувшая в спину. «Проходи», – велела она.
Возле порога не страшило девушку брошенное обиталище Сиим. Глубокую тоску нагоняли пустые дома с просевшими от снега крышами, разграбленные стихией улицы, бесхозные вещи в ледяных рельефах. Механизмы могучие, подавившись наледью на зубьях, стояли смиренно, более не пытаясь вершить волю своих создателей. Шла Зань меж этих гранитных гробов как во сне. Слышала она во вьюге детский смех, говор деловой, рыдания разбитых сердец и простую ругань. Побоялась мастерица встретить средь построек призрака, затрясла головой, отгоняя древнее эхо.
– Какое страшное горе, – сказала она сама себе.
Вышла к главной площади: большой, широкой, подобной сердцу паутины из десятков улиц и переулков. Статуя немая, покинув постамент свой, ныне лежала возле него неясной грудой, лишённой даже лика. Рука ещё сжимала кубок, а меж искусных складок мантии поблёскивали золотые нити. Фонтаны вокруг более не вздымали воду, только ледяная корка осталась от их работы, скрывая под собой гранёные монеты да мелкие камушки. В ряде единых видом зданий гостья разглядела высокий храм неизвестного жителя Междумирья. По окаймлённой золотом дороге, по пути громких молитв и босых стоп, направилась девушка к сооружению в надежде найти хотя бы пожитки Зука.
Собственную красоту святое место потеряло. Наружные барельефы храма затёрло ветрами и после забило снегом. Колокольня осколками впилась в гранитную крышу, пустив света в некогда полный трепета сумрак. За прикрытой дверью тянулся длинный зал, уходящий будто в глубь гор. Каменные скамьи, расставленные строгим рядом по левую и правую стороны от металлической дорожки, на ощупь были холоднее льда. Высокие стены гудели эхом при каждом шаге гостьи, колонны недвижимо держали купол небосвода из золотых линий и точек, разбавленных пятнами звёзд. В конце длинного зала стояли громоздкие весы, в пустоте чаш своих нашедшие баланс.
Зань сделала ещё шаг – и что-то зашевелилось в самом тёмном углу с коротким металлическим скрежетом. Девушка обернулась, но не раскрыла личины обитателя храма, а только смутно дорисовала из грубых черт воина в тяжёлых латах. Мастерица нащупала за поясом кирку.
– Кто здесь? – обратилась она громко к неизвестному. Храм дюжину раз повторил за гостьей.
Зажгла Зань лампу и светом нашла источник звука. Некто, широкий в плечах и малый головой, сидел возле сложенных шалашом брёвнышек, держа над ними руки. Искусной работы доспехи скрывали тело целиком, не обнажая в сочленениях даже кольчуги. На вид – медные или в хитром сплаве, угловатые и громоздкие, будто не под человека ковались. Особенно Зань впечатлил шлем: купол его был плоский, формы ромба, спускающийся вниз единой частью, с двумя ломаными прорезями, без отдельного забрала.
– Добро пожаловать. – Обладатель доспехов приподнял голову, глас его не оставлял за собою эха. – Присядьте, отдохните, согрейтесь.
Брёвна давно промёрзли, и даже хороший трут да искра не пробудили бы в них жара.
– Но здесь нет огня, – осторожно заметила Зань.
– Огонь – это к пожару. Костра должно быть достаточно.
Побоялась спорить Зань с неизвестным и присела напротив. Держа наготове кирку, мастерица вгляделась в черты обитателя города. Изморозь мхом росла на угловатом шлеме, сквозь щели которого не выходило ни дыхания, ни взгляда – одна темнота.
– Кто вы? – спросила Зань.
– Солдат, оставшийся без войны. – Он стряхнул с грудной пластины снежную пыль. – Но ныне – только страж. Говоря со мной, вы говорите с нашим славным городом. Вы что-то хотите узнать?
«Рассудок стражника лежит в руинах, – подумала гостья. – Со стороны иной, ведь может он знать, где мастер или его работы. Надо спросить! Но аккуратно!» – она решительно себе кивнула.
– Да. Знаете ли вы… – начала Зань, но почувствовала, что лучше не спешить, – зачем вам тогда доспехи, коль войн нет? В них сейчас, наверное, очень холодно.
– Чтобы быть. Без них я – никто, как вы без мышц и костей. А холода я не боюсь…
– …Потому что костёр рядом… – закончила мастерица и тяжело вздохнула.
– Верно! Моя очередь, – сказал стражник. – Вы кто? На шпиона, вора, убийцу не похожи… Даже подозрительно.
Опыт общения с блюстителями порядка вынудил мастерицу последовать чудным правилам.
– Зань Стук, дочь Регола Стука, кузнец из города Киррик, – представилась она со всей возможной точностью.
