– Ты хотел встретиться. Пойдем внутрь и поговорим.
Фергус кивает. Его бравые ребята заходят первыми, чтобы убедиться, что в ресторане действительно никого нет. Это место принадлежит Эллису Фостеру, ресторатору и брокеру, имеющему связи как с ирландцами, так и с нами. Поэтому это нейтральная территория.
Как только мы заходим, Гриффин говорит моему отцу:
– Думаю, нам лучше побеседовать наедине.
Тот медленно кивает.
– Ждите здесь, – говорит он братьям.
Papa и Фергус исчезают в одном из частных залов, закрываясь от нас двойными стеклянными дверьми. Я вижу их очертания, когда они садятся за стол переговоров, но не могу разобрать выражения лиц. И не слышу ни слова из того, что они говорят.
Данте и Неро вытаскивают пару стульев из-за ближайшего столика, люди Фергуса поодаль делают то же самое. В ожидании мы сидим втроем и пялимся на головорезов Гриффина напротив.
Это занимает нас минут на десять. Но созерцать их уродские рожи довольно скучно. Ждать вообще скучно. Я бы лучше выпила шот-другой в баре или даже пошарилась по кухне в поисках перекуса.
Но стоит мне приподняться, как Данте, не глядя в мою сторону, говорит:
– Даже не думай.
– Я хочу есть, – отвечаю ему.
Неро достал нож и играет с ним. Он умеет выполнять всевозможные трюки. Лезвие такое острое, что брат запросто мог бы лишиться пальца, если бы ошибся. Но он ни разу не ошибался.
Со стороны может показаться, что Неро хочет припугнуть громил напротив, но это не так. Он просто постоянно так делает.
– Понять не могу, почему ты всегда самая голодная из нас, – говорит Неро, не отрывая взгляд от ножа.
– Неправда!
– Сколько раз ты сегодня ела? Только, чур, не врать.
– Четыре, – слегка кривлю я душой.
– Брехня, – фыркает брат.
– Я не так беспокоюсь о своей фигуре, как ты, – подкалываю я его.
Неро – самовлюбленный павлин. И не без причины – все мои братья красивы, но среднему досталась та настоящая мужская красота, от которой девочки текут моментально. Я не знаю ни одной девушки, которая бы не переспала с ним или хотя бы не пыталась этого сделать.
Странно, конечно, знать такое о собственном брате, но мы довольно открыты друг с другом. Так бывает, когда долго живешь вместе в одном доме, а рядом нет матери, которая объяснила бы, чем сестры отличаются от братьев.
Впрочем, меня это устраивает. Я вовсе не имею ничего против женских штучек – меня не напрягают девушки, которые хотят быть красивыми, или женственными, или сексуальными – да какими угодно. Я просто не хочу, чтобы со мной «обращались как с девушкой», что бы это ни значило. Я хочу, чтобы со мной обращались как с Аидой, в любом случае. Ни больше и не меньше.
Аидой, которая сходит с ума от скуки.
Аидой, которую уже клонит в сон.
Аидой, которая начинает искренне сожалеть, что побеспокоила Гриффинов, раз теперь она будет заперта здесь до скончания веков, пока papa и Фергус говорят, и говорят, и говорят…
И вот, наконец, спустя почти три часа, оба мужчины выходят и выглядят они мрачными и смирившимися.
– И? – спрашивает Данте.
– Мы договорились, – отвечает papa.
Звучит, словно судья выносит свой приговор. Мне не нравится ни его интонация, ни выражение его лица. Отец с горечью смотрит на меня.
Когда мы направляемся к выходу, он говорит Неро:
– Возьми мою машину. Я поеду домой с Аидой.
Брат кивает и садится в отцовский «Мерседес». Данте забирается на водительское сиденье своего внедорожника, а papa устраивается сзади со мной.
Мне определенно это не нравится.
Я поворачиваюсь к нему, не утруждаясь пристегнуть себя ремнем.
– Ну что? Что вы решили?
– Через две недели ты выйдешь замуж за Кэллама Гриффина, – говорит papa.
Это так нелепо, что я смеюсь – странный лающий звук быстро смолкает в тишине машины.
Papa наблюдает за мной, и морщины на его лице кажутся глубже, чем когда-либо. В тусклом свете салона его глаза кажутся совершенно черными.
– Ты шутишь?
– Я абсолютно серьезен. Это не обсуждается. Мы договорились.
– Я не собираюсь выходить замуж! Тем более за этого психопата.
Я смотрю в сторону водительского сидения в поисках поддержки от Данте. Он смотрит прямо на дорогу, крепко стиснув руль.
Отец кажется утомленным.
– Эта вражда продолжается слишком долго, – говорит он. – Это уголек, который продолжает тлеть, постоянно вспыхивая пламенем и сжигая дотла все, ради чего мы работали. Во время последнего такого возгорания ты потеряла двух своих дядей. Гриффины стали причиной того, что наша семья меньше, чем могла бы быть, – и наоборот. Слишком много людей погибало с обеих сторон из поколения в поколение. Пришло время это изменить. Пришло время обратить этот процесс. Мы встанем плечом к плечу и будем процветать вместе.
– Почему ради этого я должна выходить замуж? – кричу я. – Это ничего не изменит! Потому что я собираюсь убить этого ублюдка в ту же секунду, как увижу!
– Ты сделаешь, как я велю! – рявкает отец. Его терпение явно подходит к концу. Уже три часа ночи. Он устал и выглядит старым. Он действительно стар. Papa было сорок восемь, когда я родилась – теперь же ему почти семьдесят.
– Я избаловал тебя, – говорит он, останавливая на мне взгляд своих черных глаз. – Позволял жить в свое удовольствие. Ты никогда не сталкивалась с последствиями своих деяний. Теперь время пришло. Ты зажгла спичку, от которой начался этот пожар, тебе его и тушить. Не жестокостью, а своей жертвой. Ты выйдешь замуж за Кэллама Гриффина. Ты выносишь детей, которые станут следующим поколением нашего объединенного рода. Таков уговор. И ты его исполнишь.
Это какой-то гребаный кошмар.
Чтобы я вышла замуж?
Чтобы я выносила каких-то чертовых детей?
От человека, которого ненавижу больше всех на планете?
– Он искалечил Себастиана! – кричу я, в последней отчаянной попытке донести, насколько мне отвратителен этот человек.
– Это не только на его совести, но и на твоей, – холодно замечает отец.
Мне нечего на это ответить.
Потому что глубоко внутри я знаю, что это правда.
Кэллам
Я сижу на задней террасе и наблюдаю, как нанятый персонал убирает остатки мусора и еды после вечеринки. Они работают всю ночь напролет. Мать настояла, чтобы все было прибрано немедленно, дабы на утро по пути на работу никто из соседей не увидел ни намека на беспорядок на нашей идеальной лужайке.
Сестры уже легли спать. Несса – раскрасневшаяся и счастливая от волнений вчерашнего вечера, Риона – надутая из-за моего отказа поведать ей, куда исчез наш отец.
Мать еще не ложилась – она контролирует уборку, хотя сама ни к чему не прикасается.
Когда бронированный автомобиль моего отца въезжает на подъездную аллею, мать оставляет персонал и присоединяется к нам в кабинете. Кажется, за последнее время я провел здесь слишком много часов. И мне не нравится выражение лица моего отца.
– Ну? – с порога спрашиваю я. – Что вы решили?
Я ожидаю услышать о какой-нибудь финансовой сделке или партнерской договоренности – возможно, Галло обеспечат нам поддержку среди итальянцев во время предвыборной кампании, а мы пообещаем им зонирование и любые разрешения, которые они пожелают для своего следующего строительного проекта.
Так что когда отец объясняет мне суть соглашения, я смотрю на него так, словно у него только что выросла вторая голова.
– Через две недели ты женишься на Аиде Галло, – говорит он.
– На этой маленькой паршивке? – взрываюсь я. – Черта с два!
– Мы договорились.
Моя мать делает шаг вперед и с озабоченным видом сжимает локоть отца.
– Фергус, – тихо говорит она. – Разумно ли это? Мы будем навечно повязаны с Галло.
– В этом и смысл, – отвечает мой отец.
– Они гребаные гангстеры! – яростно выкрикиваю я. – Мы не можем позволить себе ассоциироваться с ними. Особенно в свете грядущих выборов.
– Выборы станут первым плодом этого союза, – говорит отец, снимая очки и протирая их носовым платком из нагрудного кармана. – Никто не может гарантировать твой успех в схватке с Бобби Ла-Спата. В руках Галло ключи к голосам итальянцев. Если ты женишься на Аиде, то каждый из них проголосует за тебя, без колебаний забыв о Ла-Спате.
– Она не нужна мне для победы! – рычу я.
– Я бы так не сказал, – отвечает отец. – Ты слишком самоуверен. Даже заносчив. Случись выборы сегодня, их результаты невозможно было бы предсказать. Нельзя упускать возможность заранее обеспечить себе победу.
– Хорошо, – говорю я, пытаясь совладать с эмоциями. – Но что спустя месяц? Ты же не думаешь, что я женюсь на ней навсегда?
– Думаю, – серьезно отвечает отец. – Галло католики, и мы тоже. Ты женишься на ней, ты будешь верен ей и станешь отцом ее детей.
Поверить не могу – я качаю головой.
– Мама, тебе наверняка найдется что сказать.
Она переводит взгляд с меня на отца. Затем заправляет прядь гладких светлых волос за ухо и вздыхает.
– Если сделка заключена, мы будем ее соблюдать.
Я должен был догадаться. Мать всегда на его стороне.
Тем не менее я взрываюсь:
– Что?! Ты не можешь…
Она моментально перебивает меня:
– Кэллам, пришла пора тебе стать мужчиной, которым ты хочешь казаться. Я наблюдала за тем, как ты забавляешься со своими подружками, моделями и светскими львицами, словно намеренно выбирая самых поверхностных и пустоголовых из них.
Я сердито складываю руки на груди. Никого не волновали мои партнерши, пока они хорошо смотрелись рядом со мной и создавали правильное впечатление на вечеринках. Раз уж я никогда не искал серьезных отношений, казалось разумным выбирать девушек, которые просто хотели хорошо провести время, как и я.
– Не знал, что должен был подбирать племенную кобылу, – говорю я с сарказмом. – Думал, вам хотелось, чтобы я нашел ту самую девушку и влюбился в нее, как нормальный человек.
– Ты думаешь, так было у нас? – тихо спрашивает мать.
Я замираю. На самом деле, понятия не имею, как познакомились мои родители. Никогда их об этом не спрашивал.
– Вот именно, – продолжает она. – У нас с Фергусом был «договорной брак», если хочешь. Правильнее было бы сказать, что наши родители, будучи старше и мудрее и зная нас лучше, чем мы сами, выбрали нам пару. Потому что они понимали, что мы станем отличными партнерами, и потому что этот союз был на пользу нашим семьям. Поначалу у нас были трудности…
Родители обмениваются многозначительными взглядами, в которых читается немного грусти и веселья.
– Но в конце концов наш союз сделал нас теми, кто мы есть сегодня, – завершает отец.
Охренеть можно. Никогда раньше этого не слышал.
– Это совершенно другое! – говорю я. – Вы происходили из одной культуры, у вас общие ценности. Галло – бандиты. Они – старая школа в худшем смысле этого слова.
– И в этом их ценность, – без обиняков говорит отец. – Мы размякли, пока наращивали свое богатство и влияние. Ты мой единственный сын. Твоя мать потеряла обоих братьев. С моей стороны в семье слишком мало мужчин. Когда дело доходит до силы, мы можем рассчитывать лишь на тех, кому платим. Нельзя полагаться на верность нанятых пушек – всегда найдется кто-то, кто будет готов заплатить больше. С тех пор как Заяц прибрал власть к рукам, «Братерство» стало для нас серьезной угрозой, и мы не обязаны противостоять ей в одиночку. У итальянцев та же проблема. Когда наши семьи объединятся, Мясник не посмеет на нас напасть.
– Отлично, – говорю я. – Но кто защитит меня от моей суженой? Эта девчонка настоящая дикарка. Вы можете представить ее в роли жены политика? Сомневаюсь, что она вообще умеет ходить на каблуках.
– Аида юна и податлива, – отвечает отец. – Ты будешь учить ее, сделаешь из нее того, кто сможет стоять на твоей стороне и поддерживать твою карьеру.
Юна и податлива?
