Тяжело дышу, втыкаюсь носом в её висок.
– Орать не будешь? – спрашиваю я хрипло.
Отрицательно крутит головой. Убираю ладонь с её губ.
– Серёжа, пожалуйста, не надо, – жалобно просит Танечка.
Тащусь, как она произносит моё имя. Ласково так. Как родное.
– Что не надо?
– Ничего не надо… Пожалуйста, отпусти…
Её всю трясёт. И меня тоже. Стаскиваю с неё шапку, глажу по голове, успокаивая, как маленькую, а у самого пальцы дрожат.
Я и правда как псих какой-то. Плющит от неё не по-детски.
9. Шлюха
Мои пальцы забираются в её волосы, гладят нежную кожу на затылке. Пахнет Мышка нереально. Так сладко, какими-то то ли цветами, то ли фруктами. Я бы так вечность стоял тут с ней, если бы не стояк в штанах. Таня притихла и прикрыла глаза. Смирилась или тоже кайфанула, или это перед бурей затишье, не знаю. Но я тащусь от происходящего.
Осторожно собираю её волосы в кулак и легонько тяну назад. Знаю, что девочки дуреют от этого. Эрогенная зона у них там или что-то типа того. И Мышка распахивает глаза и шокированно вздыхает.
– Что ты делаешь? – спрашивает она осипшим голосом.
– Не знаю. Но, кажется, тебе заходит?
Таня куксится и начинает жалобно хныкать:
– Серёжа, пожалуйста, отпусти меня… Мне нужно домой!
– Поцелуй меня, и отпущу.
Снова злится. Я это даже больше чувствую, чем вижу. Воздух между нами начинает вибрировать от разгона её эмоций.
– Ну сколько ещё ты будешь меня мучить?!
– Один поцелуй, и мучения твои прекратятся. На сегодня. Можно в щеку.
– У меня парень есть!
– Нахрен он тебе нужен? Я лучше.
– Боже… – стонет Мышь.
– Серьёзно, я читал вашу переписку, такая тоска зелёная, чуть не уснул. Скажи честно, ты хоть раз кончила с ним?
Таня вылупляет на меня свои возмущенные глазищи. Такая смешная, меня снова тянет заржать. Но я терплю, держу серьёзную мину – очень любопытно услышать ответ.
– Прекрати! Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы! Это… ужасно!
И я всё-таки тихо ржу над ней. Наклоняюсь к её уху и шепчу:
– Со мной кончишь. Попробуй. Можно прямо сейчас…
Кладу руку на внутреннюю сторону Мышкиного бедра чуть выше колена и веду вверх по плотной ткани джинсов, пока ребро ладони не упирается в промежность.
Таня впивается пальцами в моё запястье, вспарывая на нём кожу острыми коготками, и в панике шипит пропадающим голосом:
– Не смей, не смей!..
Держу руку там, не обращая внимания на её истерику. И на то, как всё сильнее щиплет разодранную кожу запястья. Пристально смотрю Мышке в глаза.
– Всего один поцелуй в щеку. И я перестану.
– Я тебя ненавижу! – гневно выпаливает она.
– А я тебя обожаю.
Мышь злится. Пыхтит как паровоз, пытаясь выкрутиться из моих рук. Но всё бесполезно.
– Отпусти меня, придурок! Псих!
– Поцелуй.
– Ну хорошо, хорошо! – встряхивает она головой. – Только пообещай, что отпустишь, если поцелую! В щеку!
Мои губы сами собой расползаются в улыбке.
– Обещаю.
– Поклянись!
– Клянусь.
– А что мне сделать, чтобы ты навсегда от меня отстал?!
– Пригласить в гости, когда у тебя дома никого не будет.
– Ты точно ненормальный, если думаешь, что это когда-нибудь произойдёт. У тебя с головой не в порядке!
– Неужели я настолько плох?
– Хм, давай подумаем. Сначала ты мне хамил прямо на уроке, потом украл мой телефон, потом ты его вернул, но украл мои фотографии, чтобы шантажировать меня ими, сейчас ты насильно лапаешь меня в подъезде… Да, черт возьми, ты очень плох! Ты ужасен!
Смеюсь.
– Ты ведь можешь на меня повлиять, Мышь.
– Интересно, как?!
– Один поцелуй, и я стану шёлковым мальчиком. Чем больше будешь целовать, тем меньше я буду тебя доставать. Договорились?
– Ты сумасшедший…
– Лично я могу здесь всю ночь с тобой стоять. Мне нравится.
Обнимаю её крепче, зарываясь носом в охренительно пахнущие волосы.
– Хорошо, хорошо! – дёргается в моих руках Мышь. – Один поцелуй в щеку, и ты от меня отстаёшь!
– На сегодня.
– Навсегда!
– Навсегда не получится.
– Тогда хотя бы фотографии мои удали!
– Неа.
Отчаянно стонет, закинув голову вверх.
Смотрю на её губы, борясь с диким желанием снова впиться в них.
– Целуй, Мышка. У тебя нет вариантов. Торг неуместен. Сопротивление бесполезно.
Смотрит обиженно. Часто дышит. Но встаёт на носочки и тянется к моей щеке. Я любезно наклоняюсь и подставляю её ей.
Касается губами осторожно. Тихонько чмокает. И от щеки по всему моему телу разливается офигенно приятная истома. Я зажмуриваюсь и улыбаюсь шире:
– Ка-а-айф… Хочу ещё.
Сам прижимаюсь щекой к её губам. Она отворачивается.
– Нет, я уже поцеловала, ты же обещал…
– Ну что тебе, жалко? Ещё один разочек?
И она целует снова! Так же робко и осторожно. И снова по венам течёт расплавленное тепло…
– Ещё…
– Нет, всё, хватит!
– Ну пожалуйста…
– Нет!
Обхватываю пальцами Мышкин подбородок и прижимаюсь к губам, так же нежно, как мгновение назад она к моей щеке.
И мне тут же прилетает звонкая плюха. Отшатываюсь назад, смеясь.
– Какой ты мерзкий обманщик! Я так и знала, что нельзя тебе доверять! Ты обещал! Врун! Трепло!
Отталкивает, пока я ржу, сбегает из-под лестницы, несётся вверх по ней.
Я прислоняюсь спиной к стене и слушаю её шаги. Не могу перестать лыбиться, из-за чего прокушенная Мышкой губа снова начинает кровить.
Слышу, как наверху хлопает дверь. Ну всё, она дома. Мышка в норке. Значит, третий этаж…
Слизываю кровь с губы, прикрываю глаза, улыбаюсь. Я нравлюсь тебе, Танечка. Как бы ты ни брыкалась, это чувствуется. И ты мне нравишься. Очень.
Кто знает, может, это всё надолго…
А твоего пи*ора на мерине мы как-нибудь нейтрализуем.
Выхожу на улицу, там всё ещё адски холодно. Но мне теперь на это пох*й. И даже от необходимости идти домой уже не так выворачивает. Мышкины поцелуи забрались под кожу и греют. Кайф.
Втыкаю наушники и шагаю, хрустя кроссами по снегу. Красивые улицы центра постепенно сменяют мрачные закоулки моего района. Но сегодня мне на это насрать. У меня шикарная новая игрушка. Всё остальное отходит на задний план.
Захожу в подъезд, поднимаюсь на второй этаж, включаю фонарик на телефоне, потому что не видно ни черта. Кто-то опять спи*дил лампы. Руки бы поотрывать.
Нахожу в темноте свою дверь, прислушиваюсь. Вроде тихо. Вставляю в скважину ключ, проворачиваю, захожу.
В нос бьёт запах перегара, чужого тошнотворного пота и грязных носков. Значит, она снова не одна. Интересно, кто на этот раз?
Стягиваю куртку, разуваюсь, включаю в кухне свет. На столе пустая бутылка из-под дешёвой водки, грязные тарелки с размазанными по ним остатками салатов. Которые тоже источают мерзкий запах. Видимо, уже успели прокиснуть. Меня тянет блевать.
Захожу в комнату, не включая свет. Эта шлюха голая, вырубилась верхом на каком-то мужике. Блять. Хочется уе*ать ей. Подойти и свернуть шею. Отсидеть потом лет десять-пятнадцать, но только не видеть больше никогда её голой на чьём-то вонючем члене.
Врубаю свет. Они морщатся, перекатываются, пряча морды в подушки, но не просыпаются.
– Подъем! – рявкаю я.
Мать шевелится, кое-как перемещается в сидячее положение, светя своими обвисшими сиськами. Потом наконец соображает, что не мешало бы прикрыться.
– Ой, Толя, оденься, Серёжа пришёл. А ты чего так рано сегодня? – едва ворочая языком, спрашивает она меня.
Рано, блять. Двенадцать ночи.
– Толя, оделся и съ*бался нах*й отсюда, – понизив голос, чтобы не слышали соседи, цежу я. Стены у нас картонные.
Толя оказывается огромной жирной тушей. Поднимается, как гора, на материном разложенном диване, щурится, разглядывая меня. Чешет свои волосатые яйца.
