– Я с тобой вообще ни о чем не договаривался. Сиди там и рот закрой.
– Ты это мне сказал? Это ты сейчас мне? Что за хуйня? Пойдем, поговорим.
Звон бьющейся посуды, градус агрессии начинает нарастать, я последний лот аукциона, надо полагать, что все уже пьяны.
– Господа, прошу успокоиться, иначе придется покинуть аукцион. Присядьте. Последняя ставка – один миллион восемьсот тысяч рублей.
– Два миллиона,– характерный акцент, по залу проносится гул.– Фиалочка моя, не волнуйся, ты никуда не уйдешь от папочки. Твой сладкий девственный персик сегодня будет мой, я обещаю ты будешь кричать от удовольствия и просить еще.
Два миллиона, господи, для меня это бешеные деньги, даже половина этой суммы может уже помочь Ангелине. Ладони потеют, я думаю только о перспективах, и неважно, что там будет дальше, я спасу дочь.
В такой своей недолгой еще жизни я поняла, что всем всегда нужно рассчитывать только на себя. Никто не придет, не спасет и ничего просто так не сделает. Всем плевать на твою жизнь и беды.
По условиям часть суммы после завершения аукциона и оформления бумаг в течение часа перейдет на указанный мною счет в договоре. Надо только успеть позвонить бабушке, чтобы она сняла ее и отнесла в клинику.
– Ставка два миллиона, есть желающие поднять ее?
Долгая пауза, слишком долгая, еще немного, и нервы, натянутые в тонкую струну, лопнут, а меня или вывернет на сцену, или я просто упаду в обморок.
– Не тяни уже, смотри, какая она тощая, словно прозрачная, кто даст за нее больше? Но мне нравятся ее сиськи, они что надо, да и задница. Детка, твоя попка сегодня тоже будет моей.
– Два миллиона раз, два миллиона два.
Снова эта мучительная пауза, а я уже почти свыклась с тем, что достанусь кавказцу. Он сидит, развалившись в кресле, тучный, в ярко-красном галстуке, между толстых пальцев зажата сигарета.
– Два миллиона…
– Удваиваю ставку.
Тишина.
Звон в ушах.
Голос скребет по расшатанным нервам. Он низкий с легкой хрипотцой, все вокруг замолкают.
Мой практически покупатель быстро тушит сигарету в пепельнице, залпом выпивает алкоголь из бокала, а я боюсь смотреть в ту сторону, откуда был голос.
– Четыре миллиона. Прекрасная ставка господа. Кто решится поднять?
Четыре! Четыре миллиона!
Господи, помоги мне.
Это сумасшедшие люди. Меня закатают в асфальт, если откроется обман за четыре миллиона. Сровняют с землей и даже могилы не будет.
Я, наверное, ненормальная, но, когда я слышу эту сумму, понимаю, как могу помочь дочери. Все остальное вторично, что и как со мной будет.
– Четыре миллиона раз, четыре миллиона два…
Дальше совсем ничего не слышу, чувствую кожей тот взгляд, от которого начинаю задыхаться. Не вижу своего покупателя, силуэт в кресле, широкие плечи, рука на подлокотнике, а вокруг него сигаретный дым красиво клубится в лучах прожекторов.
Кому вообще придет в голову идея купить девственность за четыре миллиона? Но это точно не совсем здоровый психически человек. А я сама ввязалась в авантюру, из которой будет трудно выбраться.
Выбраться живой.
– Четыре миллиона три. Продана.
Вздрагиваю, когда слышу удар, это деревянный молоток, который все это время держал в руках ведущий. Он ударяет им по высокой тумбе, что стоит в стороне.
– Продана. За четыре миллиона рублей, участнику номер тринадцать.
Мой номер семь оказался не таким и счастливым.
Надо бы подобрать халат, одеться и уйти со сцены, но я все стою, не в силах сдвинуться с места. Смотрю в пол, опустив голову, распущенные по плечам волосы немного прикрывают обнаженную грудь.
Что дальше? Что там говорил тот мужчина?
После аукциона, на котором покупатель в течение двух часов должен перевести половину суммы на счет девушки, при этом уплатить двадцать процентов устроителям аукциона, ее увозят в указанное покупателем место.
– Все в порядке?– ведущий задает вопрос, накидывает на мои плечи халат.
– Да, да, все хорошо. Мне нужно в туалет.
– По коридору налево.
– Спасибо.
На ходу запахивая халат, иду вперед, отталкиваю охрану, что с любопытством и мерзкими ухмылками наблюдает за мной. Не дойдя до унитаза, меня рвет прямо в раковину, все тело моментально покрывается испариной.
Мне страшно до первобытного ужаса.
Долго умываюсь холодной водой, надо успокоиться, перестать так реагировать, просто отстраниться от всего того, что будет происходить.
Мне уже не пятнадцать, и я не в доме отчима, вот кого стоило бояться еще тогда, с самого первого дня знакомства, когда мне было десять. Я взрослая девушка, я сама отвечаю за свои поступки и иду на все добровольно. А значит нечего так истерить.
Смотрю в зеркало, не узнаю девушку, отражающуюся в нем. Бледное лицо, под глазами темные круги, я смыла всю косметику, которую наносили всем нам перед выходом на аукцион.
С подбородка стекает вода, губы искусаны в кровь, мне на самом деле можно дать на пять лет меньше и принять за невинную девицу. Кожа почти прозрачная, на шее быстро пульсирует артерия.
Горько улыбнулась, чем не финал моей такой недолгой жизни? Тот мужчина, который купил меня, поймет все сразу, но, может быть, получится все объяснить.
С каких это пор я начала думать о понимании и человечности окружающих?
Наивная идиотка.
– Вас ждут.
Позади меня открытая дверь, высокий молодой мужчина в строгом костюме смотрит внимательно, но в нем нет сексуального интереса, это другое.
– Через пятнадцать минут вас ждет у входа автомобиль, прошу не задерживаться, хозяин этого не любит.
Хозяин. Как странно звучит.
Его хозяин или уже мой?
ЧАСТЬ 6
Зашла обратно в гримерную, несколько секунд просто стою, смотрю на коробку, обвязанную ярким розовым бантом.
– Что это? – обращаюсь к ведущему, мужчина отрывается от бумаг, оборачивается.
– Да, совсем забыл, покупатель просил вас одеть во что-то приличное, здесь платье и белье, туфли. Мы всегда готовы к такого рода просьбам. Примерьте.
– Какая разница, в чем я буду одета? Купили не это.
– Девушка, это прихоть покупателя, можете не одевать, мне все равно, организаторы аукциона получили свои проценты, часть суммы переведена на указанный вами счет, вы можете убедиться в этом сами.
Подхожу ближе, заглядываю в открытый на столе планшет, вижу только суммы и первые цифры счета.
– И вот еще, нужно подписать эти бумаги, что вы не имеете никаких претензий к ходу аукциона и его организации. И что организаторы не несут ответственности за дальнейшие последствия.
И о последствиях я знаю. Я не имею претензий.
Они у меня лишь к самой себе и к этой долбаной жизни, в которой нет правды и справедливости, в которой никто не может помочь в лечении ребенка. В которой мать отрекается от дочери в тот момент, когда отчим ее домогается. Когда сводные братья оказываются теми еще подонками, такими же как их отец.
Нет, у меня нет претензий к аукциону.
Сжимаю кулаки до боли в суставах, глотаю накатившие слезы.
У меня есть претензии к человеку, в которого я была влюблена как сумасшедшая, думая, что вот оно – мое счастье, судьба и свобода, но нет, любви нет тоже. Я и моя дочь никому не нужны в этом мире, разве что бабуле.
– Да, хорошо.
Подписываю бумаги практически не глядя. Ну что там еще могут придумать? Чтоб я продала вместе с девственностью и почку? Так я хотела, по критериям не подошла.
Мужчина уходит, я остаюсь одна, открываю коробку, снова смотрю, но уже на ее содержимое. Там платье цвета пепельной розы, нежная ткань, приятная на ощупь, под ним нижнее белье телесного цвета, чулки и кружевные трусики, сбоку туфли на высокой шпильке, я сто лет не носила такие.
Любая девушка придет в восторг от такого подарка, у меня таких никогда не было. Но это все не про меня и не для меня.
Оставляю коробку открытой, сама одеваюсь в свою одежду. Не хочу казаться лучше, чем я есть на самом деле, мне все равно на прихоти покупателя, не стану это надевать.
А что, если сбежать? Вот прямо сейчас? Тихо выйти, запутаться в коридорах клуба, здесь наверняка десятки выходов и входов.
Даже ладони вспотели от этой мысли. Жаль, что здесь нет окон, так бы прыгнула. Достала телефон, время почти полночь, моя девочка уже спит. На дисплее фото дочери Ангелина улыбается, держит розовые шары, это был ее день рождения, четыре года. Так люблю ее.
– Вы готовы? Хозяин не любит ждать.
Вздрагиваю от испуга, когда, выглянув за дверь, сталкиваюсь с тем мужчиной, который нашел меня в туалете.
– Да, готова.
– Тогда следуйте за мной.
Мы идем по коридорам, выходит на улицу, прохладный воздух октября приводит в чувство, вдыхаю его полной грудью. Мужчина открывает дверь черного автомобиля приглашая сесть. Внутри салона тепло пахнет кожей, играет тихая музыка.
Едем по ночному городу, мысли путаются, я не знаю, что меня ждет, что будет дальше, но мне страшно. Набираю сообщение бабуле, утром прочтет о том, что я осталась в ночную смену и приеду только завтра вечером. Приду ли, вообще неизвестно.
Я часто вспоминаю свое детство, когда была такой беззаботной и счастливой, мы жили втроем, бабуля, мама и я. И мне казалось, что нам всего хватало, я училась в обычной школе, носила обычную одежду, но моя мать, это я потом уже поняла, всегда хотела большего.
Красивая блондинка с карими глазами, она хотела урвать кусок счастья на оставшуюся жизнь. Ей было всего тридцать два, миниатюрная, с идеальной фигурой, умеющая себя подать, мама никогда не приводила в дом своих кавалеров, бабушка запрещала, я слушала их разговоры об этом. А дядю Витю привела.
Так в нашей жизни появился Виктор Иванович Жданов, крутой бизнесмен, так уже говорила мама, она заглядывала ему в рот, постоянно улыбалась и подкладывала салат.
Мне было десять лет, я отнеслась к нему настороженно, но не сопротивлялась долгожданному счастью мамы, как она сама любила говорить. Лишь бабуля была против, видя в дяде Вите гниль.То, что она была права, я пойму позже, это замечали все кроме моей матери.
Дядя Витя устроил пышную свадьбу, о которой мечтала мама и которой у нее никогда не было, мы переехали в огромный дом, и я познакомилась со своими сводными братьями. Веня и Сева, Вениамин и Всеволод Ждановы, погодки, отпрыски мусорного короля, старшему было четырнадцать, а младшему – тринадцать.
Никому не пожелаю таких старших братьев, я, как наивный и открытый ребенок, обрадовалась этому. Но меня быстро поставили на место, точнее, посадили в грязь, из которой я, по их мнению, не должна была выбираться.
– Девушка, мы приехали.
– Что? А, да, хорошо.
Как странно, я так быстро погрузилась в прошлое, которое пытаюсь забыть. Но то, что происходило в том доме, осталось горьким осадком, на него наложились другие события, более печальные и трагические для меня.
– Дальше вас проводит охранник.
Ничего не ответила, на секунду зажмурила глаза, сжала кулаки. Вышла из автомобиля, огляделась по сторонам, парковка, за ней ограда и шлагбаум, за трехэтажным таунхаусом вышка телебашни. Радует, что мы в городе, и я знаю, в каком районе.
Здесь недалеко диагностический центр, мы были там с Ангелиной рано утром, сдавали анализы, моя девочка еще удивленно смотрела на огни телебашни.
Даже хорошо, что меня отвезли не в загородный коттедж, где можно спокойно прикопать тело, после того как покупатель поймет, что я совсем не невинна. Но бежать сейчас уже не удастся, надо было раньше, выпрыгнуть из машины, а я предавалась воспоминаниям.
– Прошу идти за мной.
– Да, я поняла, хозяин ждет.
Охранник посмотрел странно, смерив меня взглядом, я не надела платок, холодный ветер растрепал волосы, забирался под пальто. Мы пошли внутрь, небольшой холл, тусклый свет, бордовые стены, пахнет чем-то сладким.
Это что, бордель? Я, конечно, никогда не была в таких заведениях, но в книжках читала и знала, что у нас в городе есть не один подобный приют сексуальных утех для состоятельных граждан.
Охранник провел меня дальше, остановился у двери, развернулся.
– Поднимите руки, я должен вас обыскать.
