– Раньше все забирали англичане. Но они ставят низкую цену и просят чистую, без иридия. В последнее время мы наладили поставлять германцам. Те и цену выше дают, и примеси им не мешают. Иридий помогает скатывать платину в тонкую-тонкую проволоку. Вы даже представить себе не можете, насколько она может быть тонкой! Во взрывателях – до трех сотых миллиметра!
Десятичную систему мер разрешили в империи еще в 1899 году, параллельно с исконно русской, но большинство россиян до сих пор плохо ее понимали. Сыщики опять кивнули и поднялись:
– Ну, нам пора. Спасибо за чай.
Кренев казенным тоном приказал управляющему:
– Чтобы заявление о краже сегодня вечером лежало на столе начальника сыскной полиции статского советника Филиппова.
– Слушаюсь. Вы уж извините нас…
Коллежский регистратор обратился к бывшему помощнику пристава:
– Мы откроем дознание. Некоторая надежда есть. Если, конечно, вашу платину уже не увезли в фатерланд.
– Прошу держать меня в курсе дела, Сергей Николаевич.
– Обещаю, Илья Авдеевич.
Сыщики вышли на улицу и долго не могли отдышаться после едких запахов. По длинному Химическому переулку им пришлось идти пешком, утопая в рыжей грязи. Напротив лютеранского кладбища они поймали дрожки, такие же грязно-рыжие, как и все вокруг, и поехали на Офицерскую. Когда проезжали Везенбергскую улицу, Азвестопуло спросил:
– Как насчет догадок?
– Ты про пиньжаковскую барулю по имени Анфиса, с регалкой[47 - Баруля – любовница; регалка – татуировка (жарг.).] в виде браслета? Что-то знакомое. Думаю, в картотеке мы ее найдем.
Найти установочные данные на бабу оказалось совсем несложно. Заведующий антропометрическим бюро ПСП Кербер, как только услышал про татуировку, прошел к ящику с карточками, порылся в нем и картинно шлепнул одну из них на стол:
– Дарю!
Это оказалась карточка на бракоразведенную жену петербургского мещанина Анфису Рожнову двадцати пяти лет. Она была уличена в развратном поведении и в торговле крадеными вещами на Ямском рынке, за что отсидела месяц «на Казаках»[48 - Петербургский арестный дом на Казачьем плацу, набережная реки Монастырки; в нем отбывали краткосрочный арест по приговору мирового судьи.]. Действительно, в приметах значилась татуировка на левой руке: браслет с пчелой. Но карточка всего-навсего бумажка. А где найти саму бабу?
Эту задачу сыскные решали целых два дня. Расспросы гулящих, облавы в притонах и работа с «коридорной» агентурой принесли результаты. Хипесница Марта Манус, проживающая в задних комнатах трактира «Ягодка», что на Апраксином рынке, дала наводку. По ее словам, Рожнова вместе со своей подружкой Затевахиной связалась с бандой Кольки Черненького. Ребята ограбили Екатерингофский завод для обработки дерева и минералов и решили лечь на дно. Для чего поселились на Вольном острове, в той его удаленной части, которая отделена от остального острова непроходимым болотом. Благо что стояло лето и можно было жить на свежем воздухе в шалашах.
Облава на Вольном острове – вещь нешуточная: можно нарваться на лихих людей. Но Филиппов приказал обшарить местность немедля. Полицейские хотели отомстить за гибель сыскного надзирателя – никто уже и не чаял найти его живым. И отряд из десяти городовых под командой все того же Кренева отправился на захват. Им придали баркас Третьей дистанции речной полиции и полицейскую собаку Нелли. Ищейка все и сделала.
Сначала она отыскала на берегу две лодки, брезенты и сложенную парусиновую палатку. Затем вынюхала проход через болото и уверенно повела облаву на дальний край. Там в ивовых кустах полиция обнаружила крепко спящую компанию: четырех мужчин и двух женщин. Женщины были совершенно голыми! Вокруг потухшего костра валялись в изобилии пустые водочные бутылки. Отдельно на картонке лежала косметика – тушь, краска для губ – и два зеркальца.
Городовые растолкали все еще пьяных воров и отправили их на баркас. А коллежский регистратор, дав дамам одеться, тут же приступил к допросу. Ошарашенные неожиданным появлением полиции, те сначала попросили опохмелиться. А получив желаемое, быстро выдали местопребывание Двоедана. Оказалось, что баруля обиделась на своего кредитного за скупость.
– Я же ему столько пользы принесла! Так мозгу закрутила покойнику с химического завода, что он сам тую платину за ворота вынес. И что? Сережки за семь рублей? Жмот, начетчик проклятый. Нет в нем размаху, как в настоящем русском мужике. То ли дело Коля Черненький!
Выяснилось, что Пиньжаков скрывается в номерах «Везенберг» на одноименной улице. И Кренев с Азвестопуло давеча проезжали у него под окнами…
Филиппов с Лыковым сели за план операции. Была вероятность, что вместе с шарташским старовером проживает и Шелашников. Два головореза, которым нечего терять. Разве что четыре пуда платины.
Номера «Везенберг» представляли собой новый двухэтажный дом, обнесенный забором, с двумя главными входами и одним задним. Двадцать номеров, буфет, прачечная в подвале и биллиардная, куда шлялся весь окрестный сброд. Эти пьянчуги и составляли главное затруднение. Если начнется пальба, они кинутся к дверям и могут попасть под выстрелы. Но Владимир Гаврилович нашел выход. Он поручил мелкому вору Лободе, бывшему у Кренева на связи, украсть шары! Пришлось отложить арест Пиньжакова на сутки. Все это время за ним следили. Два агента поселились на этаже и рьяно взялись за выпивку. Почему бы не надраться за казенный счет? Чтобы отвести от себя подозрения. В результате за два вечера они пропили кучу денег из сыскного кредита, насандалив носы чернее матушки грязи. Под девизом «недопой хуже перепоя»…
Когда шары пропали и биллиардная опустела, в номера отправилась арестная команда. Алексей Николаевич хотел тряхнуть стариной, но Белецкий ему запретил. Дело градоначальства, а не наше, сказал директор, ты в него не суйся. И помощнику своему не вели.
В итоге людям Филиппова пришлось справляться самим. Они знали, что номерант «Везенберга» имеет отношение к смерти их товарища, и желали отомстить. Второй бандит, Граф Платов, не показывался – ну тогда хоть этого повязать.
Владимир Гаврилович затребовал из арсенала панцири системы Галле – Задарновского. Они состояли из шести стальных пластин, подвижно соединенных между собой. Пластины принимали форму тела человека и не стесняли его в бою. Сталь подбивалась слоем ваты, защищавшей от динамического удара. Под ватой находился третий слой, из тонкого металла. Его назначением было задержать пулю, если она вдруг пробьет панцирь. Защита прикрывала грудь, живот, пах и отчасти бока. Изобретатели, полицмейстер Четвертого отделения генерал-майор Галле и капитан Третьей роты городовых Задарновский, утверждали, что их панцирь надежен и выдерживает даже выстрел из маузера. Производство наладили в Первом доме трудолюбия, что на Обводном канале; один панцирь обходился градоначальству в двадцать рублей. Галле пошел еще дальше. Он разработал также щит для головы и попытался наладить продажу своей арматуры полицейским управлениям по всей России. Однако пока дело шло туго…
Вечером 25 июля с заднего входа в номера проникли пять человек. Кренев и трое его подчиненных были в панцирной защите, а Сергей Николаевич еще держал перед собой большой броневой щит со смотровой щелью. Пятым с ними, несмотря на запрет начальства, все же увязался Лыков. Команда начала подниматься по лестнице на второй этаж. Там уже стояли наготове те два агента, что следили за Пиньжаковым. Они высовывались из номера и подавали товарищам непонятные знаки. Потом оказалось, что оба были пьяны вусмерть и едва стояли на ногах. В этот раз ребята напились со страха. Потом Филиппов наказал их, вычтя из жалования по пять рублей.
То ли пьяные агенты нашумели, то ли кто другой, но Двоедан напал первым. Он выскочил вдруг в коридор и открыл стрельбу по сыскным сразу из двух револьверов. Надзиратели сгрудились позади щита. Алексей Николаевич тоже пригнул голову. Пули летели тут и там, ударяли в щит, разбили лампу под потолком. Команда затаилась и ждала, когда у негодяя кончатся патроны. Лыкову это надоело. Он высунулся из-за сыскных и, быстро прицелившись, дважды выстрелил.
Бандит упал как подкошенный. В коридоре сделалось тихо. Кренев осторожно подошел к лежащему, наклонился. Потом обернулся к статскому советнику и одобрительно сказал:
– Хорошая кучность! Один заряд в щеку, второй в сонную артерию. Готов…
– Это ему за Изралова, – подхватил кто-то из надзирателей и харкнул на покойника. Остальные сделали то же самое.
Обыск в комнате дал результат. В запечье нашли двадцать фунтов губчатой платины. Серая пористая масса так мало походила на драгоценный металл, что полицейские едва не выкинули ее в помойное ведро.
Еще одна находка обнаружилась на подоконнике – ассигновка дирекции Морского порта. Прочитав ее, сыщики бегом отправились туда и едва не опоздали. На внешнеторговом причале ни с того ни с сего загорелся германский пароход «Ханс Леонарди». Утром он должен был отплыть в Данциг. Согласно ассигновке, именно на этом пароходе находилось два места, которые пересылало Общество транспортирования кладей и товаров «Гергард Гей». Владельцами общества являлись немецкие негоцианты еврейского происхождения Леонарди и Блюмберг.
Пароход горел всю ночь, верхняя палуба и рубка превратились в угли. Но трюм и его содержимое пожарные сумели отстоять. Когда корабль остыл, сыскные обшарили его и нашли четыре пуда чистой платины. Той самой, что была украдена у товарищества «Тентелевский химический завод». Груз был оформлен как свинец и прошел таможенный контроль.
Глава 5
На Урал
В особняке мануфактуриста Вырапаева, а на самом деле петербургского Мориарти Рудайтиса, собрались трое человек. Хозяин бегал по кабинету и сквернословил. Его молча слушали хозяин резбенно-иконостасной мастерской Ногтев, он же старый бандит Верлиока, и адвокат Аванесян.
– На сто пятьдесят тыщ нагрел, скотина! – чуть не рыдал «иван иванович». – За меньшие суммы я головы срезал! Ах …! Да я его! Не прощу, не прощу…
Верлиока сказал в сторону:
– Узнаю Алексея. Завсегда он так умел. Ловок!
– Что? – осекся Рудайтис.
– Да, говорю, я его смолоду знаю. Действенный человек.
– Тьфу! Я этого действенного…
Он покосился на адвоката и проглотил окончание фразы. Потом истребил полстакана водки, несколько успокоился и приказал Ногтеву:
– Вызови ко мне Корявого. Срочно.
– Как скажешь… – пробормотал старый головорез. По лицу его было видно, что он не одобряет решение шефа. Однако спорить не решается…
Тут заговорил Аванесян:
– Сергей Родионович, вы совершаете ошибку.
– Я – ошибку? – взвинченным голосом переспросил «иван иваныч». – В каком смысле? Вы на что подумали?
– Вы же хотите убить Лыкова.
– Господь с вами, и в мыслях не было!
Аванесян не отставал:
– Лыков – полезный человек. Его слову можно верить.
– Да я других куплю, оптом, за червонец дюжину. Они там все продажные.
Адвокат возразил:
– Продажные полезны, когда можно дать денег. Но есть случаи, когда надо дать слово. Тут и пригодится статский советник. Он рано или поздно сделается генералом, вырастет и в должности. Тем лучше, наши договоренности перейдут на другой уровень.
Рудайтис нахмурился:
– Сурен Ованесович, я вас держу не для таких советов, а для других. Понятно?
– Однако…
– Сурен Ованесович! Не лезьте куда не просят. В наших делах вы не сведущи, уж поверьте. Лучше вам их и не знать.
– Но…
Хозяин крикнул громко:
– Порфирий!
Тут же вошел крепыш в ливрее, сидевшей на нем, как маскарадный костюм.
– Проводи господина присяжного поверенного до калитки.
– Слушаюсь.
Аванесян вышел, красный от негодования. Когда дверь за ним закрылась, Ногтев веско заявил:
– А он прав.
– И ты туда же?
– Тебе, Ларион, обидно, я понимаю. Платину Лыков у тебя отобрал. Но почему? Потому, что ты его оттолкнул. А ведь был уговор. Об том…
– Об чем, старик? – рявкнул «иван иваныч». – Что можно на сто пятьдесят тысяч греть? Да за такие деньги я самому царю голову на рукомойник положу[49 - Положить голову на рукомойник – убить (жарг.).].
– На сто тыщ тебя уже взгрел его сын, в Персии. Помнишь? Ты же ему спустил? Спусти и теперь. Ты первый начал, вот Лыков и отвечает.
– Отвечает он… Я, по-твоему, должен был ему Графа Платова отдать? Самого нужного сейчас человека? Знаешь ведь, какой гешефт намечается. Всю тайную золотую и платиновую добычу на Урале можно себе подчинить. Обороты миллионные. Я сделал главное – нашел покупателя. Такого, у кого средства никогда не кончатся. Потому как это кайзер Вильгельм.
Рудайтис перевел дух, сел в кресло и продолжил:
– А Граф Платов должен с другого конца отстроить. На всем Урале. Слышал, теперь появились такие аппараты, пылесос называется? Вжик – и пыль собрал. Вот такой «пылесос» мне обещал Матвей Досифеевич. То, что мимо казны проходит, и старательское, и от горбачей, в мою кучу сгрести. А самое главное – то, что утаили управляющие от своих хозяев в столицах. Вот где главные покражи. Матвей с Урала, подноготную знает. Авторитетный фартовый, много лет в «иванах» ходит. Другого такого нет. Лишь он сейчас может устроить тот «золотой пылесос». Понимаешь, старик? Не могу я отдать Лыкову такого нужного человека.
– Но Шелашников сам виноват. Зачем зарезал сыскного? Ты же знаешь, как они мстят за своего. Лыкова можно понять.
Рудайтис вздохнул:
– Что вышло, то вышло. Чего теперь жалеть? Но оставить его без наказания я не имею права, иначе он почует мою слабину. Тут пошло на принцип. Око за око, зуб за зуб. И настоящий фартовый всегда прав! Мне, может, и самому жалко Лыкова. Но теперь ему крышка. Иди, Верлиока, не зли меня. Присылай Корявого, остальное тебя не касается.
Старик тоже вздохнул и ушел. Через четверть часа явился высокий мужик лет сорока: лицо в щербинах, глаза как две щелки, крупные красные руки… Про таких говорят: еловая кожа, сосновая рожа. Сесть он не посмел, приказ «ивана иваныча» выслушал стоя.
– Ты про Лыкова слыхал? – начал тот.
– Слыхал.
– Надо его сложить. Как, справишься?
– Сложить можно любого. Если сделать, как надо.
– Вот и сделай, как надо!
– Слушаюсь, – кивнул бандит.
– Учти, при нем грек состоит, Азвестопуло его фамилия. Того тоже сложи.
– Угу.
Рудайтис начал нервно барабанить пальцами по столу. Его бил нервный тик, было видно, что он волнуется.
– Оба опасные, даже молодой, – продолжил он наставления.
– Я сам опасный, – осклабился Корявый.
– Возьми людей, сколько надо. Верлиока распорядится. И еще…
Бандит ждал, а «иван иваныч» все тянул:
– Это… как бы сказать? Хорошо бы не здесь их сложить, а в другом каком месте.
– В каком? – не понял Корявый. – Схватить и вывезти за город?
– Да нет, лучше бы пускай они уедут в командировку, и там их прищучить. Чтобы не Филиппова люди нас потом искали. А в глубинке сыщики вялые, там легче тебе будет.
Рудайтис отвернулся к окну и делано зевнул:
– Да только как их выманить? Нет уж, бей, где получится. И это… изобрази обычный грант. Часы срежь, карманы выверни…
