Спустя полчаса, наскоро перекусив, Иван вышел из дома на Ореховом бульваре и, сев в свой тёмно-синий «Ситроен» отправился на Хованское кладбище, где должны были пройти похороны. Движение в городе было не таким интенсивным как раньше, и это радовало.
– Хоть какая-то польза от этой грёбаной эпидемии, – выруливая на кольцевую автодорогу, произнёс вслух Шорин.
Спустя двадцать минут он миновал Северное Бутово и вырулил на 36-й километр МКАД, откуда до Хованского было рукой подать. По радио в это время передавали последние известия, где упомянули о том, что сегодня отмечается День космонавтики. «Полёт Юрия Гагарина изменил мир», – бодро сообщил ведущий.
«Прости нас, Юрий Алексеевич – ты изменил мир к лучшему, а мы довели его фактически до ручки!», – тут же мысленно отреагировал на эти слова Шорин и выключил радио, чтобы оно ему не мешало. И в этот самый миг он стал свидетелем необычной ситуации. Ехавшая метрах в тридцати от него белая «Шкода» внезапно остановилась, и из её открытой дверцы на обочину вылетел какой-то холщовый мешок. После этого дверца закрылась и «Шкода» резко рванула с места. Единственное, что успел сделать Шорин, так это запомнить её номер – 666.
– Вот ведь, скоты, уже мусор выбрасывают на дороге! – выругался Иван, глядя вслед удаляющейся «Шкоде».
Затем он взглянул на приборную доску, электронные часы на которой показывали, что ему надо поторопиться – до похорон оставалось меньше получаса. Шорин прибавил газу, но тут его взгляд скользнул по мешку, выброшенному на обочину, в котором что-то… шевелилось.
– Что за фигня такая! – вновь не сдержался Шорин и, свернув к обочине, нажал на тормоза.
Когда он вышел из машины и открыл мешок, перевязанный в основании толстой бечёвкой, он увидел внутри щенка с белой шерстью и темными пятнами на мордочке. У щенка были приоткрыты глаза, но дыхание было тяжёлым, что ясно указывало на то, что собака либо тяжело больна, либо уже умирает. Взяв животное на руки, Шорин отнёс его в автомобиль и бережно уложил на переднее сиденье рядом с водительским. Затем снова взглянул на часы – время начала похорон неумолимо сокращалось. Затем Шорин перевёл взгляд на собаку, бока которой продолжали вздыматься от тяжёлого дыхания. И тут же в голове у него созрело решение. Он через свой смартфон вошел в Интернет и стал набирать ветеринарные клиники, расположенные поблизости. Таких он нашёл четыре и принялся обзванивать одну за другой. Однако на другом конце провода ему никто не отвечал.
– Вот ведь грёбаный коронавирус! – выругался Шорин, набирая номер последней ветлечебницы, которая находилась рядом с метро «Тёплый Стан».
На его счастье, уже спустя несколько секунд на другом конце провода ему ответил приятный женский голос.
– Девушка, добрый день, вы сегодня принимаете? – первым делом спросил Шорин.
– Принимаем, но только до обеда, – ответила девушка. – А что у вас?
– У меня собака, то есть щенок, он заболел.
– Что у него?
– Не знаю, но, кажется, он умирает.
– Тогда везите его к нам – мы осмотрим его.
– Хорошо, минут через десять буду.
И бросив смартфон на приборную доску, Шорин рванул автомобиль с места.
Когда через десять минут он вошёл в ветлечебницу, из посетителей там никого не было. Здесь уже Шорину пришлось воздать хвалу коронавирусу, который он совсем недавно так яростно проклинал – страшась его, люди не решались лишний раз выйти из дома. Навстречу посетителю вышла миловидная девушка в голубом врачебном одеянии, которая, взглянув на полуживого щенка, сообщила:
– Бедный хаски. Несите его за мной в процедурную.
И она первой прошла в помещение, где был металлический стол, на который Шорин осторожно уложил щенка.
– Расскажите, что с ним произошло, – попросила девушка, надевая на руки резиновые перчатки.
– Я не знаю, поскольку это не моя собака, – развёл руками Шорин. – Её выбросили из машины на обочину, а я подобрал.
– Вот ведь нелюди, – покачала головой девушка, приподнимая собаке веки.
Спустя несколько секунд она вынесла свой вердикт:
– Судя по всему, щенка отравили.
– Но шансы есть? – с надеждой в голосе спросил Шорин.
– Шансы есть всегда, – кивнула головой девушка.
В это время у Шорина зазвонил его смартфон. Извинившись, он вышел из процедурной и ответил на звонок.
Это был его приятель Олег Митраков, с которым они договорились встретиться у входа на Хованское кладбище, у его Западной части.
– Ты где, Иван? – первым делом спросил Митраков.
– Олег, ты не поверишь, но я опять влип в историю, – сообщил Шорин. – Я уже проехал Северное Бутово, когда прямо передо мной какой-то пидор выбросил из машины на обочину щенка. Он умирает, я привёз его в ветлечебницу.
– И тебе это надо, если пёс уже умирает? – искренне удивился приятель. – Какая разница, где это случится – на обочине или в лечебнице?
– Я так не могу, ты же меня знаешь. Поэтому я приеду, как только со всем разберусь.
– А где ты… вернее, вы, находитесь?
– Неподалёку – возле метро «Тёплый Стан».
– Хорошо, я подожду минут десять-пятнадцать у входа, а потом поеду вместе со всеми к могиле. Если опоздаешь, подходи прямо к месту погребения – участок ты знаешь.
И Митраков первым «повесил трубку».
Когда Шорин вернулся в процедурную, он увидел, что девушка ставит щенку капельницу.
– Извините, но вы так громко говорили, что я всё слышала, – сообщила девушка. – Так что вы можете оставить собаку у нас, а сами поезжайте, куда собирались.
– Но вы же сказали, что работаете до обеда, – напомнил девушке её же слова Шорин.
– Ради вашего хаски я останусь и дождусь вашего возвращения.
– Спасибо, я постараюсь обернуться как можно быстрее.
Вернувшись к своей машине, Шорин отъехал от ветлечебницы и только тут вспомнил, что забыл спросить у девушки её имя. «Вот ведь неотесанный мужлан – даже именем не поинтересовался!» – выругался про себя Шорин, но возвращаться не стал – отложил это дело на потом. Да и время поджимало.
Спустя двадцать минут он подъехал к центральным воротам Хованского кладбища и, промчавшись по асфальтированной дороге вниз, остановился у ворот, ведущих в Западную часть. Его приятеля нигде видно не было, что означало – он вместе с роднёй покойного уже отправился к месту погребения. Туда же направил свои стопы и Шорин, предварительно купив у цветочницы восемь красных гвоздик.
Он шёл мимо кладбищенских оград, а с гранитных памятников на него смотрели лица умерших людей разных возрастов. Здесь были как пожилые, так и совсем молодые люди, земной путь которых окончился в расцвете лет. «Интересно, на каком кладбище упокоится моё бренное тело – может, на этом же?» – подумал Шорин, сворачивая на очередную аллею. Но едва он свернул с дороги, как его внезапно окликнули:
– Мужчина, можно вас на минутку.
Шорин обернулся, и увидел пожилую седовласую женщину, которая стояла у могильной оградки с лопатой в руках.
– Скамейка покосилась, а вскопать некому – сама не могу из-за радикулита, – объяснила женщина причину своего обращения к незнакомому мужчине. – Если вам, конечно, не трудно.
Шорин колебался лишь секунду, после чего направился к просительнице.
Одного взгляда ему хватило, чтобы оценить ситуацию – небольшая двухместная скамья, вкопанная в землю, слегка перекосилась на одну сторону из-за проседания грунта. Взяв у женщины лопату, Шорин минут пять повозился со скамьёй, после чего она обрела прежний вид.
Всё время, пока он работал, женщина стояла рядом, заслонив собой памятник, и молча взирала на происходящее. А когда работа была закончена, она присела на скамью – отдохнуть, а заодно и убедиться в качестве работы.
– Спасибо вам большое, – поблагодарила женщина Шорина, когда тот прислонил лопату к ограде. – От меня и моего брата.
– Какого брата? – удивился Иван.
– Того самого, что покоится под этой могильной плитой.
И женщина кивнула в сторону памятника, которую украшала фотография мужчины. Взглянув на фото, Шорин внезапно поймал себя на мысли, что это лицо ему, вроде бы, знакомо. Желая развеять свои сомнения, он сделал шаг вперёд, чтобы рассмотреть фотографию получше. И тут же отшатнулся. На фото был изображён тот самый мужчина, которого сегодня он видел во сне. Никаких сомнений быть не могло – это был именно он, либо его точная копия. У мужчины было вытянутое лицо со слегка выступающим вперёд подбородком и волосами, зачёсанными назад. При этом маленькая прядь волос ниспадала на лоб, нарушая общую симметрию лица.
– Так это ваш брат? – обратился Шорин к женщине, по-прежнему сидевшей на скамье.
– Да, старший, – последовал ответ.
Шорин вновь взглянул на памятник и прочитал надпись: «Дмитрий Петрович Кузнецов», и даты «1929–1982».
– Он умер в 53 года – отчего? – последовал новый вопрос к женщине.
– Внезапная остановка сердца.
– В больнице? – Шорин вновь обратил свой взор к собеседнице.
– Нет, он умер в метро – в вестибюле станции «Арбатская».
– Его убили? – вырвалась из уст Ивана внезапная догадка.
– Откуда вы это знаете? – вопросом на вопрос ответила женщина.
– Ниоткуда не знаю, просто я так подумал, исходя из его не слишком пожилого возраста, – соврал Шорин.
– А ведь его действительно убили, – кивнула головой женщина. – Хотя в свидетельстве о смерти написали, что он умер от внезапной остановки сердца. Но я-то знаю, как всё было на самом деле.
– И как же? – стараясь сохранять спокойствие, поинтересовался Шорин.
– Его отравили, – практически без запинки ответила женщина.
– У вас есть какие-то доказательства этого?
– Естественно, нет и быть не может. Те, кто это сделал, не такие дураки, чтобы оставлять следов.
– И кто же эти люди? – продолжал интересоваться Шорин.
– Оттуда, – и женщина воздела очи вверх. – Ведь Дима работал в разведке, хотя числился в штате Министерства иностранных дел. Он в те дни вернулся в Москву, причём, крайне взволнованный. Мы увиделись с ним один раз, но и этого раза мне хватило, чтобы понять – он приехал по какому-то очень серьёзному делу.
– Какому же?
– Этого он мне не сказал. Видимо, не хотел впутывать, понимая, что это для меня может быть опасно. Единственное, о чём он у меня поинтересовался – что говорят в народе о Брежневе, как его самочувствие.
– Почему же его это так интересовало?
– Не знаю, может быть, в связи с его делом, ради которого он приехал в Москву.
– Именно после этого разговора его и убили?
– Нет, это случилось спустя два дня. А после меня он отправился к своему институтскому товарищу Васе Кулешову – они когда-то вместе учились в Институте иностранных языков. Вам надо с ним встретиться.
В этот миг взгляд Шорина упал на соседнюю могилу, где возвышался памятник с надписью, сделанной крупными буквами: «Кулешов Василий Сергеевич. 1931–1991».
– Это, случайно, не тот Кулешов, о котором вы говорите? – вновь перевёл взгляд на женщину Иван.
– Он самый, но вы должны увидеться до его смерти, – последовал неожиданный ответ женщины.
«Что за бред она несёт», – подумал Шорин, но вслух решил этого не произносить, чтобы не обидеть старушку. А та внезапно произнесла:
– Вы зря считаете меня сумасшедшей. Встретиться с Васей вам необходимо, поскольку вы стали невольным участником этой истории, – и женщина впервые за время этого разговора взглянула собеседнику в глаза, после чего задала неожиданный вопрос: – Вы когда родились?
– 2 ноября 1982 года.
– Именно в этот день Диму и убили. Вечером, в десять минут десятого он упал на мраморный пол в вестибюле станции метро «Арбатская». Это видели несколько людей, в том числе и милиционер, дежуривший на станции.
Услышав это, Шорин невольно вздрогнул – настолько сильно поразило его это совпадение. Заметив это, женщина внезапно улыбнулась и, поднимаясь с лавки, произнесла:
– Извините, что отняла у вас столько времени. Ещё раз спасибо за то, что помогли старушке и её брату.
Эти слова вернули Шорина к действительности и он, наскоро простившись с женщиной, продолжил свой путь. И всю дорогу, пока шёл, не переставал задавать себе вопросы: «Как это всё возможно – мой сегодняшний сон и эта встреча на кладбище? И каким образом я могу встретиться с покойником?». Однако ответа на эти вопросы он не находил. Это была какая-то мистика, которая никак не укладывалась в его сознании. Да и не могла уложиться, поскольку подобное происходило с ним впервые в жизни.
Вскоре Шорин, наконец, добрался до могилы своего безвременно ушедшего приятеля, но там никого уже не было. Иван застал лишь свежий холмик с небольшим количеством цветов. Это явно указывало на то, что людей на похоронах было немного из-за бушующей эпидемии коронавируса. Добавив к общим цветам свои гвоздики, Шорин минут пять постоял у холмика, после чего отправился в обратный путь.
Когда он проходил мимо могилы Дмитрия Кузнецова, сестры покойного там уже не было. «А ведь ты и у неё не удосужился поинтересоваться именем, мужлан», – мысленно укорил себя Шорин. Но что-то ему подсказывало, что эта встреча может быть у них не последней. Во всяком случае, именно эта мысль промелькнула в его сознании, когда его взгляд снова встретился с взглядом человека, запечатленного на фотографии.
Ретроспекция
27 октября 1982 года, среда, Лондон, книжная лавка на Финчли-роуд
Когда Хокс буквально вбежал в лавку, колокольчик над дверью возвестил хозяину, что к нему пожаловал гость. Крипс вышел ему навстречу, благо, что в столь поздний час лавка была пуста и посетителей в ней не было.
– Вы, как всегда, вовремя, Сидней – успели к вашему любому кофе по-турецки, – сообщил хозяин магазина гостю.
– Вы меня балуете, Джереми – Баратынский и кофе одновременно, – отряхиваясь от дождя, ответил Хокс, проходя в помещение, где запах книг теперь перемешался с запахом свежесваренного кофе.
В дальнем углу магазина стоял небольшой столик из красного дерева, куда мужчины вскоре и уселись, чтобы под шум дождя за окном обсудить свои дела. Крипе, как гостеприимный хозяин разлил из кофейника горячий напиток по чашкам, после чего сделал то, чего его гость ждал гораздо больше, чем кофейную церемонию – положил на стол небольшой томик со стихами Евгения Баратынского. Слегка пригубив напиток, Хокс тут же поставил чашку на блюдце и взял в руки книгу.
– Я не верю своим глазам, Джереми, – открыв обложку и внимательно изучив титульный лист с выходной датой издания, произнёс Хокс, подняв глаза на хозяина магазина.
– Я сначала тоже не поверил, но факт есть факт – это именно та книга, которую вы так долго искали, – улыбаясь во всё лицо, ответил Крипс и тоже отпил из чашки.
