– Ханна, она новенькая.
Бастиан попытался подвести черту под ссорой и не усугублять унижение.
– Я же не знала… На фотографии ты совсем не такая… Сейчас ты выглядишь значительно старше.
Клаудия завозилась с книгами, расставляя их по ранжиру. Будто это могло как-то исправить ситуацию. По достоинству оценив скорость ответной реакции оппонента, Ханна сняла куртку и швырнула ее за прилавок.
– А не сходить ли тебе отдохнуть, дорогуша, и не выпить стаканчик экосоевого латте, пока я тут часок-другой буду подписывать свои эпические романы?
Клаудия посмотрела на Бастиана с видом ученицы, просящей позволения выйти в туалет.
– Что ж, сделай перерыв.
Понимая, что проиграла, Клаудия удалилась. Тем не менее по-прежнему гордо выпрямив спину и выпятив грудь.
– Рад видеть тебя и то, как ты в своей обычной манере наводишь ужас на персонал.
Бастиан указательным пальцем слегка постукивал по прилавку.
– Неужели действительно так сложно нанять на период ярмарки какого-нибудь временного сотрудника, который прочитал хотя бы одну из моих книг?
Бастиан промолчал. Ханна вздохнула. Ну да, конечно. Если в ближайшее же время не удастся завоевать новую читательскую аудиторию, следующим шагом станет то, что все ее книги отправятся прямиком на блошиный рынок.
– Знай, я делаю это лишь потому, что сердце у меня доброе. Святая истинная правда.
– А не могла бы ты, по крайней мере, хотя бы улыбаться?
– Как прикажешь, с чертовщинкой или сексуально?
– Просто дружелюбно. Я знаю, ты это можешь.
Бастиан улыбнулся и развел руками, затянутыми в рукава пиджака дорогого костюма. Ханна помнила еще те времена, когда в гардеробе Бастиана преобладали вельветовые штаны и свитера. Однако все это было еще до экономического бума нулевых. И до того, как он стал редактором. С тех пор, как он начал работать в издательстве, на смену им пришли костюмы разных цветов и фасонов. Ханна была уверена, что это был вполне осознанный ход, подчеркивающий, что студент, любитель литературы, сменил свой статус, став профессиональным литератором. Если прежде он имел дело с книгами из обычного интереса, то теперь интерес этот был обусловлен зарабатыванием денег. С самой Ханной ничего подобного так и не произошло. Тем не менее где-то в глубине души она была даже рада, что Бастиан изменился. При виде стола, заваленного собственными творениями, она ощутила нечто похожее на благодарность Бастиану за его предпринимательскую активность – ведь если бы не он, на ярмарке бы не было ни одной ее книги. Хотя ей по-прежнему не хватало того одетого в вельветовые штаны и свитер парня, которого она впервые встретила на чтении Ингер Кристенсен[3 - Ингер Кристенсен (1935–2009) – датская писательница и поэтесса. Книга стихов «Долина бабочек» вышла в 1991 году.] ее знаменитой «Долины бабочек» где-то в конце девяностых.
– Звук проходит?
Ханна рывком обернулась в ту сторону, откуда раздалась реплика. Запищал микрофон, усиливая слабый женский голос. Принадлежал он особе, выглядевшей, если можно так выразиться, под стать голосу – еще более слабой и хрупкой. Наташа Соммер. На сцене. Здесь же стояли два стула, а между ними – маленький столик с двумя стаканами воды. Не имеющая профильного образования журналистка, специализирующаяся на вопросах культуры. Она слегка пощелкала по микрофону: тук-тук, снова писк. Да, все в порядке, звук проходил. За спиной у Наташи висел плакат, при взгляде на который сердце у Ханны на мгновение сбилось с ритма. На плакате красовался портрет Йорна Йенсена – самого ужасного в мире автора детективных романов, главного объекта ненависти Ханны. Похоже, Наташа Соммер будет брать у него интервью. Прямо сейчас. На этой самой сцене. Ханна тяжело вздохнула. Ведь знала же она, что поступает неверно, решив все-таки сходить на эту ярмарку.
3
Улыбка, улыбка, успех, снова успех. Ханна листала каталог ярмарки, рассматривая портреты своих коллег по цеху и фотографии обложек их книг. Для нее это было еще одним досадным напоминанием о том, как же давно у нее самой выходило что-то новое. Она захлопнула каталог, окинула взглядом собственный совершенно безлюдный стенд. И, напротив, расположенная совсем рядом площадка со сценой была забита людьми до отказа. Досадуя на одиночество, она косилась на сгорающую от нетерпеливого ожидания публику. Внезапно у нее возникло острое желание стать маленькой, крохотной, забраться в самую что ни на есть малюсенькую клеточку собственного тела. За что, вообще говоря, она так ненавидит этого Йорна? Ведь не за то же, в самом деле, что книги его так хорошо продаются. И не за то, что их читают. Любят. Она не столь примитивна; чужой успех ее только радует. Ханна осмотрела маникюр, пару раз согнула и разогнула пальцы, внимательно разглядывая их, как будто бы в них было заключено некое неразгаданное таинство. А ведь на самом деле так и есть. Они превращают ее мысли в слова, материализуют душу, выпускают ее на свободу. Вот чего не хватает книгам Йорна – души. В них нет блестящих, оригинальных мыслей, присущих яркой индивидуальности. Они всего лишь механический репринт, своего рода конвейерная штамповка чужих идей. Быть может, его книги увлекательны, может, в них есть даже мораль. Тем не менее все эти их достоинства не более чем ходовой товар, ибо сделаны по шаблону. Где оригинальность мышления, где душа – все то, что отличает писателя от обычного человека, который умеет писать и имеет хоть какое-то представление о построении сюжетной интриги? А язык?! Почему он абсолютно не заботится о своем языке?
Когда Йорн поднялся на сцену, раздался взрыв аплодисментов. Поцеловав в щеку Наташу Соммер, он широко улыбнулся своим фанатам. Вероятно, он пытался выглядеть скромно, но это ему явно не удавалось – самовлюбленность было не скрыть. Кое-кто в публике засвистел, как будто он был рок-звездой. И это Дания – культурная страна! Черт бы побрал всю эту бесталанную братию! Ханна не отрывала глаз от Йорна – так сова перед тем, как напасть, смотрит на мышь, растопырив свои когти. Правда, ее собственные когти по-прежнему лежали на прилавке и даже слегка расслабились – ведь Йорн относился к числу неприкасаемых. Наташа Соммер начала свое интервью, едва заметно кокетничая с собеседником. Далее заговорил Йорн. Видно было, что он полностью уверен в себе, а речь его хорошо отрепетирована. Каждое сказанное им слово становилось еще одной каплей бензина, падающей на и без того обожженную кожу Ханны.
– Как бы мне хотелось писать очередную книгу, ну, скажем, минут за восемнадцать, а закончив, сразу же браться за следующую.
Вот ведь жжет!
– Писать – это ремесло, такая же работа, как любая иная. Поэтому очень важно строго соблюдать трудовую дисциплину: в определенный момент времени усесться за стол и писать, не останавливаясь, до тех пор, пока не получится запланированное количество страниц. Кстати, при этом так же важно придерживаться здорового питания и совершать приличный моцион, чтобы сохранять остроту мысли.
Ну прямо огонь!
– Я считаю своим долгом никогда не надоедать своему читателю, всегда стремиться к тому, чтобы завоевать как можно более обширную аудиторию. Ведь написание подобного рода книг – это целая индустрия. Я, можно сказать, ощущаю себя неким предпринимателем, создающим рабочие места для множества людей: в издательстве, в типографии, в книжных магазинах.
Мировой пожар, да и только!
Не в силах дольше выслушивать эту чушь – отождествление литературы с рыночной экономикой, – Ханна нащупала в сумочке мобильник и набрала Бастиана, однако попала на автоответчик. Она уже совсем было решила потихоньку сбежать отсюда, как вдруг на стенд заглянули две девочки-подростка. Ханна попыталась выкинуть из головы мысли о Йорне, но ей это не удалось.
– А как бы ты описал соотношение между, ну, скажем, более серьезными литературными направлениями и книжной поп-культурой, ярчайшим представителем которой ты являешься?
Услыхав вопрос Наташи Соммер, Ханна насторожилась. Йорн спокойно кивнул, вероятно, показывая, что понял вопрос, а быть может, подчеркивая тем самым, что ответ будет довольно сложным.
– Мне это видится следующим образом: превосходно, что существуют авторы бестселлеров, такие, как я, за счет чего у прочих писателей появляется возможность издавать свои произведения. Таким образом, популярная литература является необходимой для того, чтобы по-прежнему издавались даже те книги, которые не особо расходятся.
Да чтоб я заживо сгорела!
Так вот, значит, как, подумала Ханна. Стало быть, это ты даешь мне средства к существованию. Мне удается издавать мои книги лишь потому, что ты пишешь свои, дурацкие? А поскольку тебе нет никакого дела до языка, которым они написаны, я могу позволить себе удовлетворять собственные эстетические амбиции? Когти вновь стали потихоньку растопыриваться. Девчонки-подростки подошли к ней, и одна из них швырнула на прилавок книжку.
– Упакуешь это?
Ханна посмотрела на книгу, а затем подняла взгляд на девочку: слишком черные, явно крашеные волосы в сочетании с бледной кожей лишний раз подчеркивали ее нежный возраст. И еще: девочка была абсолютно безбровой. Ханна терпеть не могла, когда у человека отсутствовали брови – считала это неким признаком слабохарактерности. Что же, в самом-то деле, не могла их хотя бы нарисовать? Однако вовсе не внешность посетительницы стала причиной мгновенно вспыхнувшего в душе Ханны неудовольствия. Книга, которую та положила перед ней, была «Женщина, которая шептала о помощи». Автор Йорн Йенсен. Ханна взяла ее с таким видом, будто это были потерянные трусы какого-то грязного бомжа, и перевернула ее. На обратной стороне обложки красовалась фотография Йорна со скрещенными на груди руками. Он стоял, живописно привалившись к какому-то дереву, и смотрел прямо в объектив, как будто проводил сеанс психоанализа с линзой. Кроме фотографии здесь было несколько строк из рецензий, сплошь хвалебных, а также карта звездного неба. По-видимому, скачанная с какого-то сомнительного блогерского сайта, о котором Ханна никогда не слышала. Ханна оторвалась от картинки и посмотрела на самого человека с фотографии.
– Я вовсе не думаю, что смогу весь остаток жизни быть успешным писателем – следует, в конце концов, и меру знать. Надо уметь остановиться, пока игра еще того стоит.
Произнося последние слова, Йорн посмотрел на Ханну. Взгляд был прямым, кратким, однако достаточно красноречивым, чтобы понять, что это не случайность. Ей даже показалось, что на лице его появилась насмешливая ухмылка – может, это был своего рода ответ на то, что она неизменно поворачивалась к нему спиной на различных приемах. Сдерживаемое в течение многих лет раздражение вдруг прорвалось наружу: Ханна внезапно размахнулась и, сама, видимо, не вполне понимая, что делает, швырнула в Йорна экземпляр «Женщины, которая шептала о помощи». Вполне вероятно, многочисленные годы, проведенные им в датской армии, обострили его реакцию и научили уворачиваться от летящих прямо в голову книг, ибо в самый последний момент он успел ловко отклониться и тем самым буквально на миллиметры избежать попадания собственного бестселлера прямиком в лоб. Вместо этого книга стукнулась в стойку с плакатом, на котором была изображена обложка книги. Стойка с грохотом рухнула со сцены.
Казалось, чуть ли не все посетители ярмарки повернулись в сторону Ханны. Безбровая девочка-подросток указала на нее пальцем:
– Это она ее бросила!
Изумленная Наташа Соммер прикрыла ладонью рот, видно было, что она не в состоянии предпринять ничего сверх того, что написано аккуратным почерком в ее блокноте с планом интервью. Йорн же, напротив, сохранял спокойствие. Он встал со своего места, подошел к краю сцены, чтобы лучше видеть поверх голов, и посмотрел Ханне прямо в глаза, она же не сделала даже попытки отвести взгляд.
– Ага! По-видимому, кое-кто вовсе не в восторге от моей новой книги.
Многие в публике заулыбались. Ханна вскипела.
– Я ее не читала, однако наверняка это не более чем копия одной из твоих прежних книг, только с новым названием. Или почти новым – ведь предыдущее детище было «Женщина, которая мечтала о сексе». Я прочла ее за один день.
– Ага, значит, ее ты читала! Мне это весьма льстит.
Йорн самодовольно улыбнулся в толпу, которая ответила смешками и ухмылками. Первый шок у публики прошел, люди молниеносно перестроились и приготовились к новому развлечению: назревало острое столкновение двух известных писателей, испытывающих друг к другу явную неприязнь, что-то вроде литературной дуэли. Это куда лучше, чем один человек на сцене, пусть напротив него и установлен микрофон в держателе.
Наташа Соммер пришла в себя и в предвкушении затаила дыхание. Фотографы защелкали затворами своих аппаратов. Ослепленная вспышками, Ханна заморгала. В следующий миг она увидела себя как бы со стороны. Ей будто сделали инъекцию несуществующего лекарства, содержащего в равных долях панический ужас и боевой задор. С помощью адреналина она смогла подавить в себе первый ингредиент.
– На самом деле пусть тебе это не льстит – данное чтение произвело на меня самое удручающее впечатление. Я тут как-то вела курсы письма для детишек-четвероклашек, так вот они, на мой взгляд, формулируют свои мысли куда лучше.
Похоже, ехидное замечание Ханны достигло цели. Нервное подергивание уголка рта Йорна свидетельствовало о том, что выпад в адрес творческих способностей был худшим из зол даже для такого человека, как он, уже продавшего несколько миллионов книг, а теперь еще и права на экранизацию своего очередного шедевра в одной из англоязычных стран.
– Невозможно же всем писать тонкие психологические романы, рассчитанные лишь на интеллектуальную элиту.
Ханна была готова к подобному аргументу. Ей уже и раньше приходилось слышать это.
– Строго говоря, возможно. Однако вопрос не должен ставиться «либо-либо». Одно другого не исключает, и все это сейчас вовсе не из-за того, что я ненавижу детективы. Я ненавижу плохие детективы, которые преподносятся людям как хорошие, – например, такие, как твои.
От добродушия Йорна не осталось и следа. Теперь он только защищался.
– Ты, разумеется, можешь называть мои детективы плохими, однако думаю, что многие с тобой не согласятся. К примеру, многомиллионная армия моих читателей.
Раздались аплодисменты. Ханна сделала вид, что их не замечает – ведь по большому счету все собравшиеся здесь были фанатами Йорна. С данной ситуацией ее примиряло понимание того, что, как в национальных, так и в международных литературных кругах, она слывет королевой высокой культуры. Даже притом, что, быть может, круги эти не слишком широкие.
– Вкус большинства редко является показателем качества.
Внезапно Ханна подумала, что, вероятно, немного переборщила. В ее намерения не входило оскорблять Йорна лично. На самом-то деле проблема заключена вовсе не в нем самом, а в том, каких взглядов он придерживается. Ну, разумеется, и в том, что ему хватает наглости поучать других, как им следует писать. Так что нет! Все-таки он это заслужил. Именно он!
Появилась даже одна телевизионная камера – кто же знал, что писатели разыграют целую драму на фоне своих книг?! Ханна ее сразу же заметила. Действительно, какого черта она завелась? Но ни свернуть, ни остановиться она уже не могла. Так для автомобиля, попавшего на обледенелый участок дороги, единственным способом избежать катастрофы является продолжать свой путь, не меняя ни скорости, ни направления, надеясь при этом на благоприятный исход. Йорн, как видно, придерживался той же стратегии.
– Мне представляется довольно самонадеянным с твоей стороны стоять здесь и утверждать, что ты обладаешь лучшим вкусом, чем все те, кто читает мои книги.
Ну уж нет! Нельзя позволять ему сводить их спор к вопросу о вкусах.
Ханна потянулась к высоченной стопке книг Йорна и взяла в руки верхний экземпляр.
– Вот посредственная вещица объемом в несколько сотен страниц. Дурной вкус – это еще не так страшно. Но если ты создаешь заведомо посредственную книгу и не желаешь прилагать ни малейших усилий, чтобы пытаться писать лучше или хотя бы по-другому, то это, на мой взгляд, является самой настоящей угрозой для нашего общества. Да, подлинная угроза – это все те, кто не хочет напрягаться, а просто-напросто заглядывает в шкаф и берет с полки готовые клише. И зарабатывает на этом огромные деньжищи. Да любой идиот в состоянии написать за месяц такой детектив!
Йорн выдержал паузу. Все посетители книжного форума, затаив дыхание, смотрели на него.
– О’кей. Но раз это может любой идиот, значит, и ты тоже сможешь?
Ханна замерла. Она поняла, куда он клонит. Такого поворота она не ожидала.
– Разумеется, сможет!
Ханна обернулась, высоченная, как башня, фигура Бастиана возникла у нее за спиной. Он что же, выходит, был здесь все это время? И что за манера – влезать с подобного рода заявлениями в чужую беседу?
– Что ж, мне кажется, это прекрасный вызов! Написать детектив за месяц! Думаю, все мы с нетерпением будем ждать эту книгу.
Йорн улыбнулся – все-таки ему удалось перевести беседу в нужное для себя русло. Что ж, нахальство – второе счастье.
Одобрительные кивки, аплодисменты, вспышки камер, разговоры. Что это было – хитрый медийный трюк или же настоящий конфликт, – никто так до конца и не понял. Развлечение, начинавшееся здесь и сейчас, вышло на новый, пожалуй, даже эпохальный уровень.
Взгляды всех присутствующих были прикованы к Ханне, сама же она переводила глаза с Йорна на Бастиана. Стоя между этими двумя мужчинами, она почувствовала, что утрачивает контроль над ситуацией. Вернуть его можно было только одним способом.
– Через месяц я напишу детектив, который будет лучше всех когда бы то ни было выпущенных тобою.
Заявление Ханны стало сюрпризом для многих, в том числе для нее самой. Круто развернувшись, она твердым шагом пошла прочь от Йорна, от всей этой публики, журналистов. Некоторые последовали за ней, молниеносно среагировавший Бастиан оказался в числе первых. В атмосфере витало данное Ханной обещание.
4
Ханна едва успела поднести зажигалку к сигарете, как в подсобке за стендом появился Бастиан. Судя по тишине у него за спиной, ему удалось стряхнуть с хвоста преследователей.
– Это самый блестящий из всех маркетинговых ходов, которые мне доводилось видеть! Сотни тысяч экземпляров этой книги уже, считай, проданы, задолго до ее фактического появления!
Ханна взглянула на него.
– Дерьмо!
После первой же затяжки Ханна затушила сигарету.
Бастиан тяжко вздохнул – он прекрасно ее знал.
– Ты и не собираешься писать эту книгу?
– Я просто-напросто не могу. Это же детектив, а я пишу интеллектуальную прозу. Я не могу придумать даже простенькую любовную историю.
– А если все же сможешь?
– И что? Тогда это будет самый плохой в мире детектив.
– Почему сразу плохой? Плохо ты писать не умеешь.
– Ты ко мне подлизываешься в надежде на прибыль.
Бастиан положил руку ей на плечо.
– Ты напишешь хороший, совсем другой детектив. За месяц. Он будет хорошо продаваться. Ты уже донесла свою точку зрения и до Йорна, и до всего литературного мира – ты положила начало дебатам. Потом ты вернешься к своим романам, которые вдруг, в одночасье, вызовут в народе широкий интерес. Отныне все, что бы ты ни написала, будут читать и обсуждать. Люди начнут читать твои прежние книги, «Я прихожу в тишине» будет переиздана. Ты обязательно оставишь свой след в истории датской литературы.
Ханна смотрела прямо перед собой невидящим взглядом: постепенно она начинала видеть себя в новом свете.
– Может, я и сумею написать хороший детектив, но уж никак не за месяц. Ведь в этом-то как раз и суть: плохие детективы плохи потому, что пишутся впопыхах и поверхностны, если говорить о языке и содержании. Такой я бы, вероятно, смогла написать за месяц.
– Если справишься, то качество будет не так уж и важно. Равно как и содержание. Главное, чтобы слова «любой идиот сможет за месяц написать детектив» оказались правдой. Это заставит увидеть данный жанр в ином свете.
– А нужно ли вообще тратить бумагу, чтобы печатать на ней плохие книги? Ведь они же не будут стоить потраченной на них древесины.
– Через сто лет твои романы войдут в программу всех гимназий.
Ханна задумалась.
– Мне не пишется.
