– Ты опять наденешь какое-нибудь дурацкое платье? – нарушил наконец молчание Николай.
– Кимоно! Это называется кимоно! – возмущенно всплеснул руками Альберт. – Это часть наследия наших предков из далекого дома прошлого.
– С чего ты взял, что и «Далекий дом», и эта твоя «Йипния» вообще когда-то существовали? Какие у тебя доказательства? Только старые записи. Нам не остается ничего, кроме как слепо верить в правдивость этих легенд. А главное, все они представлены в такой форме, что не составит никакого труда изменить их, и – оп, – хлопнул в ладоши Николай, – теперь мы цивилизация, тысячелетиями поклоняющаяся котам.
Пусть по его виду этого нельзя было сказать, но за добродушной пухлощекой ухмылкой в тучноватом теле, неопороченном тяжким трудом, скрывался острый проницательный ум, чаще пробивающийся на свет в виде неуместных острот, нежели глубоких философских изречений. Определенно, Николай мог бы посостязаться в красноречии с Октавианом Августом и Цицероном, если бы не считал их персонажами сказок. Почесывая голову, Альберт обдумывал идею, высказанную спутником.
– Да кому может такое понадобиться?
– О друг мой, как же сильно ты недооцениваешь всю черноту душ политиков…
Дорога перетекла в развилку у длинных кварталов, и, обменявшись быстрым рукопожатием, друзья разошлись в противоположные стороны, условившись встретиться в привычном месте.
* * *
Альберт шагал по обыденному маршруту среди изящных построек района. Улица, где расположилось пристанище юноши, носила имя Архитекторской. Каждый дом по традиции строился и оформлялся по заказу проживающей тут семьей индивидуально – вот двухэтажная избушка, крышу которой облюбовал огромный деревянный дракон, вот возвышался трехэтажный особняк из стекла и металла, где обитал ворчливый дедушка Свенсон. Еще несколько десятков домов спустя взору Альберта предстал широкий дом семьи Коврич – строение невысокое, но фундаментальное. Похожая на крепость постройка из кирпича, возможно, удерживала титул самой длинной в городе, а если и уступала кому-то в этом первенстве, то уж по нарядности ей точно не было равных. Занимающие не последнее место в «Сэконде» Ковричи славились трепетным отношением к традициям, и сегодня их «крепость» утопала в ярких фонарях, букетах, гирляндах и корзинках с угощениями.
Вот и дом Альберта, представлявший собой дерево, – скромное жилище, некогда построенное его дедушкой. Насколько знал сам юноша, бочкообразная форма внешне воспроизводила растение баобаб, семена которого, судя по записям, хоть и сохранялись в арсенале первых поселенцев Колыбели, но всё же не смогли прижиться в ее климате. Для большой семьи домик маловат, но обитавший в нем в гордом одиночестве юноша не испытывал никаких неудобств. В отличие от пестрого убранства соседей в украшениях жилища, Альберт ограничился лишь парой незатейливых лент, чисто символически протянутых над дверью. Преодолев пару ступеней, он совладал с замком и переступил порог.
Древодом представлял собой две небольшие комнаты, до сих пор не обустроенную после въезда нового владельца кухню и крошечный душ. Наибольшая комната на первом этаже своим убранством отражала строгость и выдержанность хозяина: оформленная в аскетичном, «японском», как выражался сам Альберт, стиле, бросалась в глаза своей пустотой – крошечный квадратный столик в центре, пара кресел возле него, обращенных к медиапанели на длинной стене, и небольшой шкаф напротив – вдоль короткой. Вот, пожалуй, и всё.
Если не считать деревянный манекен в полный рост, облаченный в доспех самурая, тщательно воссозданный по заказу Альберта. Манекен в разведенных в стороны руках держал два стилизованных копья и выполнял функцию вешалки, а чтобы ему было не так обидно, обитатель дома дал ему имя Брат Сёгун. Доспех закрывал тело манекена с головы до пят, обнажая лишь голову, поскольку шлем юноша решил повесить под лестницей, ведущей на второй этаж. Зачем? Если бы вы спросили самого Альберта, то он наверняка ответил бы: «Чтобы не мешал Брату Сёгуну дышать», хотя на самом деле, пусть не признавая этого, он просто испытывал дискомфорт от весьма устрашающей маски сомэн, составляющей комплект к шлему кабуто. Пока маска оставалась на месте, Альберта всегда передергивало, когда он видел этого воина-демона в своей прихожей. Но и само лицо манекена обладало карикатурно-сердитым обликом, что придавало ему большую выразительность.
Улыбнувшись манекену, Альберт остановился напротив двери душа, с этой стороны выполнявшей функцию зеркала. В зеркале отразился весьма потасканный и хмурый человек: царапины и ссадины украшали каждый сантиметр тела, а растрепанные волосы походили на птичье гнездо. Неудовлетворенный увиденным юноша юркнул в скромную, всего в квадратный метр, душевую и, не теряя времени, приступил к приведению себя в презентабельный вид. Праздник урожая, столь нелюбимый Николаем из-за стойких ассоциаций с работой в поле, по своей задумке должен был олицетворять связь будущего Колыбели с ее прошлым на планете Земля. Костюмированный карнавал, где во главе угла стояли образы прошлого. Не мудрствуя лукаво, Альберт в качестве своего образа выбрал самурая в традиционном черном шелковом кимоно.
Конечно, если бы настоящий самурай мог увидеть облачение Альберта или, хуже того, Брата Сёгуна, то от позора наверняка совершил бы сэппуку, если бы не скончался от сердечного приступа, но здесь, на Колыбели, всё, что отделяло эту яркую, экзотическую культуру от забвения – лишь несколько сжатых сухих книжек да горстка фотографий произведений искусства, созданных человечеством почти две тысячи лет назад.
Венцом коллекции причудливых реплик юноши выступал выкованный из переплавленного плуга меч катана, за который кузнец потребовал целых два месячных жалования Альберта. Атрибут благородного воина, ради которого тот провел бесчисленные ночи среди файлов архива в поисках чертежей, перекочевал за пояс довольного владельца. Альберт подтянул широкие безразмерные штаны и вновь предстал перед зеркалом. В отражении на него смотрел совсем другой человек. Тем не менее, «самурайчик» получился весьма вымученным. Альберт любил работу, но он был бы более признателен, если бы она хоть иногда отвечала ему взаимностью. Вряд ли у досточтимых воителей дома Токугава были в моде синяки под глазами и царапины от травы.
Решив довольствоваться тем, что есть, Альберт поспешил наружу, но, перехватив глазами немой укор Брата Сёгуна, замер, опозоренный в своем малодушии.
– Сандалии! – воскликнул он. Теплая погода располагала к подобным экспериментам, и вот – на пороге жилища стоял человек в деревянных сандалиях гэта.
Разливающаяся по окрестностям музыка передавала, словно по электрической цепи, атмосферу безмятежности – даже дрянные сойки не осмеливались перебивать ее своими ужасными голосами. Утомленные, но счастливые люди стекались к центральной площади и растворялись в хороводе. Возведенный еще первыми колонистами центральный район не отличался вдохновляющей архитектурой: прямоугольные серые коробки точно противопоставляли себя вычурным и величественным строениям соседних районов, но в праздник центр сиял ярче всего. Именно у входа в ратушу и располагался эпицентр всеобщей эйфории, представлявший собой сцену, где местные музыканты поддерживали и питали, как огромное общее сердце, пульс праздника.
Здесь, у фонтана, Альберт и рассчитывал вновь встретить друга, но Николая нигде не было. С трудом прорвавшийся через какофонию хриплый голос окрикнул юношу:
– Альберт, сынок!
Повернувшись на оклик, он увидел его источник – щуплого лысеющего старикана шестидесяти-семидесяти лет внешне и как минимум ста внутренне. Седой мужчина в черном смокинге с ярким красным галстуком либо надел первое, что попалось ему на глаза, либо идея его костюма была слишком сложна для понимания простого парня вроде Альберта. Несмотря на морщины и седину, человек излучал уверенность и достоинство – это Барнаби Коврич, владелец фермы, где работают Альберт и Николай. Но если для второго тот представлял лишь угрюмое воплощение вечно недовольного начальника, то для первого приходился еще и старшим по званию. Барнаби – высокопоставленный офицер «Сэконды». Именно из его рук многочисленные работники фермы получали честно заработанное, и каждый раз, когда благодаря надбавке за звание сумма на руках Альберта оказывалась значительно больше, возмущению Николая не было предела. Сам же Барнаби без особого энтузиазма относился ко всем формальностям, полагающимся его чину, с отеческой теплотой улыбаясь приветствовавшему его салютом Альберту.
– Мистер Коврич, добрый вечер, сэр!
– Какой я тебе «мистер», мы ж с тобой баланду из одного корыта хлещем! Зови меня просто Барни, сколько раз тебе повторять…
– Хорошо, мистер Барни, сэр, – быстро протараторил Альберт.
– Да ты безнадежен, парень, – расхохотался старик. Дав себе возможность отдышаться, он продолжил: – Ты не видел моих оболтусов? Я слышал, Джош ходит в костюме динозавра! Хочу посмотреть на этого балбеса.
– Нет, я только что пришел, – покачал головой юноша, поглядывая по сторонам в поисках Вика или Джоша.
– Ладно, веселись, но если кто-то из них тебе попадется, пошли их ко мне.
Старик махнул рукой и отправился на поиски внуков, оставив Альберта наедине со своими думами, в результате коих спустя всего несколько минут тот пришел к однозначному выводу: назвать поведение Николая иначе как абсолютным свинством попросту невозможно. Но от праведного гнева не осталось и следа, едва на горизонте появилась иная, не менее интересная персона.
– Лидия! – крикнул Альберт и воодушевленно замахал рукой.
Заприметив сигнал, девушка улыбнулась и, ускорив шаг, поспешила навстречу. Легкий белый верх ее одежды с высоким воротником плавно перетекал в пышную темно-зеленую юбку, придававшую хрупкой фигуре Лидии непривычные габариты. Длинные, черные, как смоль, причудливым образом уложенные волосы венчал крупный белый цветок с яркой желтой сердцевиной. Аналогичный ему девушка носила в виде браслета. Тонкие черты лица, глубокие темные глаза и любимый ярко-желтый цвет, неизменно присутствующий на ее губах и глазах, хорошо сочетались в образе Лидии, который Альберт, тем не менее, никак не мог разгадать.
– Так ты… Не птица, верно? – попытался зайти издалека он, едва девушка успела закончить приветственный реверанс.
Возмущенно надув тонкие губы, Лидия показала ряд жестов, обозначавших «Я кувшинка. Растение». Не многие могли себе позволить диалог с Лидией в силу особенностей коммуникации последней: лишенная дара речи за всю жизнь девушка не проронила ни слова, оставаясь беззвучной, даже испытывая боль. Да и выдающимся слухом природа ее не баловала, и наиболее комфортным она находила язык жестов, с таким трудом воспринимаемый большинством окружающих.
«Ты. Асигару?» – спросила она, медленно составляя тонкими пальцами буквы последнего слова.
– Я самурай, – гордо ответил Альберт, упираясь рукой в бок и важно выпячивая вперед грудь.
Беззвучно хихикнув и прикрыв ладонью рот, она спросила: «В чем разница?», но, не дождавшись ответа, обратила свой взор к небесам.
– Насколько я понял, асигару мог стать кто угодно, а вот самураем требовалось родиться… Что-то увидела? – проследив за ее взглядом, он тоже пристально всматривался в черноту ночи.
«Звезды странные», – не опуская глаз, показала Лидия.
– Да, очень красивые… – начал было Альберт, но прервался, наткнувшись на взгляд девушки. Не нужно обладать особыми способностями, дабы понять: в свою последнюю реплику она вкладывала совсем другой смысл. Вновь обратившись к созерцанию бескрайних просторов космоса, он тоже начал понимать.
– Они словно ярче?
«Ближе», – ответила девушка, коротко прикоснувшись к своему плечу.
– Р-р-р-я-а-а! – зарычал прямо у них за спиной ужасный монстр, грозно оскалившись надувными зубами. Джош, младший из внуков Коврича, нанес свой внезапный удар, отчего Лидия подпрыгнула на месте и возмущенно погрозила пальцем вымершей рептилии.
– У-р-э-э-э! – продолжал кривляться подошедший парень. – Я злой и страшный бистахиэверсор! Сейчас я вас съем!
– Ты долбоящер, Джош! – еще не решив, злиться ему или смеяться, повысил голос Альберт. – Тебя, кстати, дедушка искал. Он к ратуше пошел.
Пожав самураю руку, динозавр поблагодарил того за сведения и, предварительно испросив прощения у дамы, клятвенно пообещал больше так не делать.
– А давай к Эцио? – проводив резиновую рептилию взглядом, предложил Альберт.
Лидия еще раз бросила взгляд на звезды и, довольно улыбнувшись, кивнула.
Всего в паре сотен метров от фонтана длинными рядами протянулись широкие столы, обильно уставленные всевозможными яствами. И простой палаточник, и шеф-повар высокой кухни здесь наравне конкурировали за внимание прохожих, предлагая безвозмездно попробовать шедевры кулинарии. Ресторан Эцио «Легале» как раз находился в конце улицы, избавляя хозяина заведения от необходимости ютиться за общим столом.
– Mi amore, какие голубки! – воскликнул Эцио, едва колокольчик на двери оповестил о появлении новых гостей. Радушно проводив их до свободного столика и щедро осыпая комплиментами, владелец, повар и иногда официант принял заказ завсегдатаев заведения и отправился его исполнять, оставив на посту у двери пятнадцатилетнюю дочь Хлою.
Колокольчик вновь тихонько зазвонил, но на пороге никого не было. Всё здание слегка завибрировало: загуляли на столах бокалы, попадали со стен тарелки, закачалась люстра. Тряска нарастала, пока, не достигнув пика, не разродилась раскатом грома где-то в отдалении, попутно заставив мигать лампы в светильниках.
– Й-и-и! – вскрикнула Хлоя, обхватив голову руками.
– Culo! – выругался выбежавший с кухни Эцио, как тут же еще один громовой раскат встряхнул ресторан, полностью отрубив всё освещение. Погасли даже уличные фонари за окном. Как ужаленный, Альберт вылетел наружу и присоединился к сотням взволнованных людей, запрокинув головы смотревших в небо. Несколько огненных шаров, зловеще поблескивая, пробивали себе путь сквозь облака, стремительно приближаясь к поверхности планеты. День, к которому народ Колыбели готовился несколько веков, наконец настал.
Акт I
Солдат
Прокладывая себе путь сквозь толпу хаотично суетившихся людей, Альберт что было сил сжимал руку Лидии. Погрузившаяся во тьму площадь освещалась исключительно декоративными свечами, как назло, столь немногочисленными в этом году. Стихла музыка, счастливые голоса переменились испуганным бормотанием. Где-то вдали загудела сирена. Проталкиваться через близких к паническому состоянию сограждан оказалось несколько труднее, чем рисовал у себя в голове Альберт, но, прижимаясь к стенам зданий, им удалось выбраться из столпотворения.
Обстоятельства угрожали Лидии наибольшим образом, и пред лицом эпохального события более всего Альберта занимала безопасность его друзей. Юноша достал коммуникатор, пытаясь связаться с Николаем. Мигающий красный крестик в углу тонкого голографического экрана недвусмысленно намекал о некоторой бесперспективности затеи, но Альберт всё равно раз за разом нажимал на кнопку вызова.
– Ни связи, ни электричества… – прошептал он.
– Пожалуйста, сохраняйте спокойствие! – разнесся со стороны площади усиленный рупором знакомый женский голос. Скорее всего, это Мириам, мать братьев Джоша и Вика, также представитель «Сэконды». – Это не учебная тревога, – стараясь сохранять самообладание, продолжала она в темноте. – Не поддавайтесь панике, следуйте к пунктам эвакуации в точности как на учениях.
В точности как на учениях! Как Альберт ни старался, не смог припомнить учений посреди ночи без связи и электричества. Нервно потирая кнопки коммуникатора, он обдумывал варианты, когда Лидия потянула его за рукав. Завладев вниманием юноши, она указала на приходивших в себя и зажигающих фонари людей, медленно потянувшихся к переулкам и даже находящих силы на шутки и слова утешения.
– Ты права, надо уходить…
Оставалось надеяться, что Нику хватит благоразумия не искать на свою голову неприятностей и просто проследовать к ближайшему пункту эвакуации.
Сам же Альберт так поступать не собирался. Едва не срываясь на бег, он твердо решил отвести девушку в дом семьи Коврич – дорогу туда он знал буквально как дорогу домой. Здесь же соберется большая часть местной ячейки «Сэконды», и вряд ли в городе найдется более безопасное место для немой беззащитной девушки. Обрывки голосов долетали до ушей ускорившей шаги пары. Кто-то выдвинул теорию, что это мог быть метеорит, расколовшийся в небе на множество частей. Надежда на благополучный исход еще теплилась во множестве сердец, но они понимали всю иллюзорность этих грез. Таинственные призраки прошлого напомнили о себе.
– Пожалуйста, следуйте к пунктам эвакуации! – повторил оставленный далеко позади рупор.
Звонко стуча деревянными сандалиями по мостовой, Альберт и его спутница бежали по узким переулкам, никогда еще не казавшимся столь длинными. Запыхавшись, молодые люди влетели в гостеприимно распахнутые двери поместья Ковричей, что часто критиковались за склонность к излишеству: семья пожертвовала целям «Сэконды» собственное жилище. Блестящая идея укрыться в «крепости» посетила людей во множестве, и теперь прихожая сердито поскрипывала половицами, страдая от грязи, принесенной в изобилии многочисленными сапогами. Ах, если бы это была наибольшая из проблем…
– Альберт! – крикнул кто-то в толпе и замахал над головами блокнотом. Винсент, первый из братьев-погодок. Тощий долговязый блондин совсем не походил на коренастого, куда более атлетичного Джоша, что время от времени наводило на некоторые мысли о его происхождении, но, когда дело доходило до чудных проделок, никто не сомневался: это настоящий Коврич. Винсент записывал всех прибывающих, особенно отмечая членов «Сэконды».
– А девушка из наших? – на мгновение оторвавшись от своего занятия, спросил Вик; Альберт отрицательно мотнул головой.
– Наши засели в столовой. Забегай, а я покажу девушке, откуда заберут гражданских.
Ручка провернулась в пальцах Вика, кончиком указав направление Альберту, и, приняв Лидию под свою ответственность, он удалился в противоположный коридор. Альберт запустил в волосы пятерню, наконец позволив себе выдохнуть.
Порог переступило еще несколько человек, среди них юноша разглядел и Эцио с дочерью, и Джоша, всё еще одетого в костюм динозавра. Собственный генератор позволял дому Ковричей обладать теперь настоящей роскошью – электричеством, но связи не было даже у них. Как в тумане Альберт побрел по коридорам, не глядя обменивался приветствиями со знакомыми и, нащупав лавку, сел за одним из столов. Люди прибывали и, разобрав все места за столами, начинали размещаться на полу. Покачивая ярким надувным хвостом и удерживая в нелепых коротких лапках папку с бумагами, динозавр занял место перед собравшимися и без вступления начал:
– Итак, у нас шесть объектов в четырех часах езды от Времянки-2, связи нет ни со столицей, ни с Времянкой-1. Это точно не метеорит, но намерения прибывших неизвестны. Всё еще не исключен вариант мирного контакта. Я был бы рад подискутировать и ответить на вопросы, но вообще-то я динозавр, – прекрасно осознавая абсурдность происходящего, Джош указал пальцами обеих рук на зубастую голову своего костюма. И в этом был весь Джош. Какая бы темная неизвестность не нависала над окружающими, он всегда был готов разрядить атмосферу шуткой.
Позволив себе лишь несколько сдержанных смешков, сэкондары решали, что делать дальше. Для начала стоило избавиться от неподобающего столь ответственной ситуации облачения, но даже в доме Ковричей не было достаточного количества одежды для такой оравы мужчин и женщин, так что те, чьи костюмы не стесняли движений и не весили как рыцарский доспех, благородно уступили одежду более нуждающимся. Оставшись в кимоно, Альберт тем не менее всё же сменил деревянные сандалии на прорезиненные сапоги, а тяжелый длинный меч попросту оставил лежать посреди стола. Гудок подошедшего грузовика поторопил находящихся в здании сэкондаров, и, бросив прощальный взгляд на одиноко лежащий меч самурая, Альберт вышел из комнаты.
В прихожей уже яблоку упасть было некуда, но люди всё прибывали и прибывали.
– Альберт! Папа говорит, что это метеорит, но я-то знаю, это не метеорит, – стоявшая особняком вместе с Лидией Хлоя замахала руками, едва завидев юношу. – Ты же сэкондар, ты должен знать, скажи мне.
– Да мы еще и сами толком не знаем, что это. Может и метеорит, – улыбнувшись, солгал девочке Альберт, поймав взглядом осуждающий укор Лидии. – Мы сейчас как раз поедем смотреть.
«У вас есть оружие. Вы солдаты», – жестами показала Лидия.
– Ну-у-у… Да, но это больше формальность, – попытался успокоить ее Альберт. – Драться с пришельцами в случае чего будет в основном «Прима». Не бойся, я скоро вернусь, обещаю.
– Прише-е-ельцы! – восторженно протянула девочка, блеснув заинтригованными глазами. Проболтавшийся Альберт хлопнул себя ладонью по лицу.
Автомобиль снаружи снова посигналил.
– Пошустрее, народ! – крикнул Джош сэкондарам. – Первые три машины наши, остальные подбирают гражданских!
Транспортом для переброски солдат выступали примитивнейшие грузовички с тканевым тентом, куда чаще перевозившие картошку, нежели людей. Альберт забрался в кузов и, разложив неудобное сиденье, устроился на самом краю машины. Стоящая на пороге дома Лидия провожала его. Поймав на прощание взгляд Альберта, она сложила руки в жесте «Я с тобой».
Недовольно урча мотором, перегруженный грузовичок покатил по грунтовой дороге, подскакивая на колдобинах, уносясь прочь всё дальше и дальше, пока фигура Лидии, превратившаяся в белую точку, вовсе не исчезла из поля зрения. Люди пребывали в напряжении: кто-то постукивал костяшками пальцев по борту автомобиля, кто-то всё время пересаживался, не находя себе места, кто-то безуспешно пытался воспользоваться коммуникатором. Раздвинулась перегородка между кабиной и кузовом, и в отверстие с трудом протиснулась голова Джоша.
– Ну что вы, готовы надрать задницу пришельцам?
В машине повисло молчание, прерванное сидящим неподалеку от Джоша мужчиной с густыми серыми усами.
– Если она у них вообще есть.
Но суперспособность Джоша опять сработала. Сумев немного отвлечься от тяжелых мыслей, обитатели кузова обсудили концептуальные вопросы наличия задниц у пришельцев, что будет, если они не надерут пришельцам задницы, и насколько позорным выйдет, если им надерут задницу пришельцы, у которых даже нет задниц. В конце концов, нет ничего удивительного в том, что событие, к которому вся цивилизация готовилась на протяжении всей своей истории, наконец произошло. И нельзя было осуждать людей за некоторую нервозность перед главным выступлением, раз более не будет репетиций.
Получасовая поездка завершилась под стенами лагеря «Нова-13»: сюда со множества сборных пунктов прибывали сэкондары со всех концов города Времянка-2. Казармы для размещения сотен солдат, колючая проволока и вышки с дозорными куда как нагляднее отражали истинный милитаристский дух «Сэконды», регулярно подвергавшийся нападкам со стороны профессиональной армии – «Примы», что регулярно поднимала вопросы о нецелесообразности выделения средств на содержание второй активной армии. «Сэконда» в свою очередь апеллировала к излишним издержкам на авантюры примаров – вроде неуместного обновления танкового парка и чересчур консервативного мышления, что никоим образом не способствовало укреплению отношений между организациями. Тем не менее, два столпа Колыбели кое-как уживались вместе и пользовались практически одинаковым набором привилегий.
Проводивший здесь каждую зиму Альберт хорошо знал лагерь. Не теряя времени, он тут же отправился к ближайшей казарме: следовало переодеться в форму и вооружиться. Только успев занять свободный шкафчик, он тут же услышал:
– Альберт, если ты стащил это из женской раздевалки, я тебя выгораживать не буду.
Этот голос Альберт узнал бы где угодно. Подобный камню, царапающему стекло. Это Митчелл Кенд, удивительно сильный раздражитель для простого человека. И человек ли он? Может ли человек, чье становление как вида зависело от способности к сотрудничеству, быть настолько конфликтным? Спектр эмоций, через которые непрерывно предстояло проходить любому несчастному, оказавшемуся на пути Митча, необычно широк: от смущения до гнева, и всё за считаные мгновения. Тем не менее, его Альберт смело мог назвать своим другом.
– Это называется кимоно, Митч. Оно мужское, – вскинув указательный палец, ответил Альберт, открывая шкафчик. – И я тоже рад тебя видеть.
Восседая на верхнем этаже двухярусной кровати, Митч качал ногами, разглядывая облачение Альберта. Несмотря на ужасный характер, Митчелл на самом деле был отличным парнем, просто немного любил поскандалить и помахать кулаками. Усмехнувшись, он покачал головой и принялся перешнуровывать ботинок, закинув ногу на край соседней кровати. Митч выглядел обыденно: угольные давно не стриженные волосы, уложенные в прическу «Здесь был ураган», непроницаемые холодные глаза и теперь еще и любимая форма Митча «ночь» – черная ткань служила для поглощения света, делая своего носителя почти неприметным. Альберт был уверен, Митч выбрал бы «ночь», даже если бы на дворе сейчас стоял ясный день. Просто потому что он Дитя Тьмы, как любил называть его Альберт, и благодаря ему – всё отделение.
– Я слышал, в центре хорошо было видно. Ты видел, Ал?
– Да. Что-то вроде огненных шаров.
Альберт достал из шкафчика оружие – лучевую винтовку компактных размеров – и проверил на нем ремешки. В каждом шкафчике хранилось по паре ружей и несколько комплектов формы на все возможные случаи плюс рюкзак с запасом питания и скромным снаряжением. Переодевшись, Альберт сложил кимоно в рюкзак скорее на автомате, нежели продумав возможные последствия.
– А может, это типа метеоров? – услышав разговор, поинтересовался кто-то с другого конца казармы.
– Нет, метеоры бы… – начал Альберт, но был перебит Митчем, не способным упустить повод с кем-нибудь поругаться:
