Александр Леонидович Кириллов "Закаленные бурей 1"

– Это почему?

– По кочану, баран.

Он схватил меня за грудки и потряс, отчего я болтался словно Буратино в руках Карабаса Барабаса. Хорошо ещё, что он меня на вбитый в стену гвоздик за шкирку не подвесил, наверное потому, что гвоздя не было.

– Ты че, лапоть, оглох!?

– Нет.

Я пошарил в кармане и нашёл копеек тридцать, достав всё, что было. Естественно, он загрёб себе все деньги.

– Молодец, щегол, завтра ещё тридцатку принесёшь, а не то!..

Парни молча стояли, младшие ученики тоже старались быстрее проскочить мимо разборок. Кабан пошёл покупать себе обед, а вслед за ним и мы.

– Пацаны, это что за кекс?

– Прохор Усладов из 8-Б, сын купца первой гильдии. Здоровый чёрт.

– И часто он так трясёт молодняк?

– По-разному…

Я вспомнил повести "Очерки бурсы" Николая Помяловского, где он рассказывал о нравах бурсаков, Лермонтова и других военных о нравах в кадетских и юнкерских училищах, свою школу конца 20-го века – так было во все времена и всё зависело от наглости учеников.

– Лёх, о чем задумался? Ты бери себе еду, а мы скинемся и заплатим.

– Спасибо, парни. Сейчас подкреплюсь и разберёмся с этим Усладовым.

Прохор поел и вальяжно вышел из столовки, а я выскочил из-за стола и засеменил следом. На выходе я его нагнал.

– Эй ты, толстопузый, с тебя рубль за выход.

Мои товарищи опешили, а Усладов повернулся поглядеть, кто это там пищит.

– Это ты мне, щегол?

– Ты ещё и тупой. Не понимаешь, что я сказал?

– Ах ты, щегол, да я тебя…

Он протянул ко мне руки, пытаясь схватить, но получил серию ударов по лицу и чёткий апперкот в челюсть. У меня аж рука заболела от такого удара. Парня повело, но он устоял на ногах. Я же напал на него снова, обрабатывая кулаками его фэйс. Он схватил меня, но я, выполнив зацеп его ноги, подсек её, навалившись всем телом, отчего он грохнулся на пол, а я оказался сверху. В стиле бойца ММА оседлал и принялся обрабатывать его голову кулаками, разбив нос, губы и бровь, отчего лицо заливала кровь. Мои кулаки тоже были в его крови, как и лицо, которое я иногда протирал рукой. Он уже не сопротивлялся, лишь закрывая лицо руками.

– Шухер, директор.

Парни разбежались, а меня кто-то больно схватил за ухо и попытался оттащить от Услада.

– Ухо отпусти, пока в морду не дал!

Директор понял, что надо отпустить, но принялся оттаскивать меня руками. Я поднялся.

– Зайдёшь ко мне в кабинет, а сейчас умываться.

Через полчаса я был в кабинете директора.

– Завтра родителей ко мне! Ах, да, Семёнов. Что произошло, из-за чего драка?

Мы пообщались у него в кабинете и директор отправил меня на занятия. В гимназии только и было разговоров о том, что Сэмэн Услада избил.

На следующий день после уроков я с Доком и Сержем возвращался домой, когда нам дорогу пересекли два крепких мужика.

– Кто из вас Семёнов?

– Я.

– Это тебе за Прохора!

Мужик ударил кулаком мне в лицо, но я уклонился и зарядил ему серией ударов в ответ. Второй попытался меня обойти, но на нём повисли пацаны. Он раскидал их и кинулся ко мне. Я с лету врезал ему ногой в пах, отчего тот взвыл и упал на мостовую. Я же продолжил разборку с первым охранником. Мужик резво схватил меня за руку и потянул к себе, намереваясь ударить здоровенным кулаком. Но тут я свободной рукой раза три засадил ему в нос и глаз, разбив бровь, а затем наотмаш врезал локтем в зубы. Мужик свалился на попу, а я добавил ещё ногой в скулу. Потом пару раз зарядил ногой и второму заступнику.

– Ещё один такой наезд и вашего Прохора похороните, ясно, уроды!?

Мы разошлись. Мужики остались зализывать раны, а парни наперебой обсуждали мои удары, при этом потирая свои фингалы. Я же подумал о том, что если бы у меня были кондиции Калинина, то всё было намного проще – нокаутировал бы их и всех делов. А так с непривычки отбил себе обе руки. Силы нет, пришлось брать изворотливостью. Если бы не мои знания бывшего спецназовца, то всё было бы печально – уделали бы меня до состояния тяжелобольного.

Однако, после этой драки в школу приходил районный следователь Орлов Олег Петрович, который долго беседовал со мной. После бесед я был поставлен на учёт в полиции, как потенциально опасный субъект.

Так совершенно в разных направлениях шло моё вживание в новую жизнь. А впереди меня ждали забавные или поучительные юношеские шалости и подвиги, отчего я вновь оказывался на особом учёте школьной администрации, столичной полиции и даже жандармерии.

Глава 3. Приобщение к культуре

Мои друзья были обычными ребятами, имеющими нормальные интересы, присущие 17-летним юношам. Это я был очень старым «суперстаром», но всё равно, мой юношеский организм тянуло на подвиги.

У петербуржцев популярным развлечением стал синематограф. Мне же после интереснейших серьёзных и комедийных фильмов СССР, Франции, Италии и США середины и конца 20-го, а также суперспецэффектных фантастик начала 21-го века, смотреть всякую чухню было скучно. Зато народ был в восторге, ходя по два-три раза на эти "кина".

Время великого француза Макса Линдера ещё не пришло, сейчас он начинающий актёр второсортных парижских театров. Его звёздный час придётся на период 1910-1914 годы. Когда я впервые смотрел его фильмы в киноподборке «В компании с Максом Линдером», то плакал от смеха. Потом также с удовольствием пересматривал его фильмы, реагируя уже не так бурно. Чарли Чаплин и Бастер Китон учились на его фильмах, но их шедевры появятся только после первой мировой войны. Так что я засыпал на ужастиках и боевиках тех лет типа "Графа Дракулы", не говоря уже о всяких киноаналогах «Ромео и Джульетт».

Ещё одним повальным увлечением среди молодёжи являлся театр. Мои друзья все были же реальными пацанами, так что романтические сопли не жевали, но возле театров частенько, особенно девицы или женоподобные юнцы, восторженно делились впечатлениями: «Он так на неё посмотрел, она так на него посмотрела» – тьфу, срамота! Но за компанию, да и надоедало всё время чего-то делать – хотелось обычного отдыха, я ходил с ними.

Ребята взрослели, в крови играли гормоны и их тянуло к «высокой культуре». В субботу утром в классе было бурление.

– Чего за кипеш, мужики?

– Лёх, сегодня дают новый спектакль в театре "Арт-Модерн".

– И?…

– Наши все идут, ты как?

– А чего дают?

– Крутая эротика, девки канкан танцевать будут.

Я чуть не подавился от такого анонса.

– Это они так ноги задирать будут, что панталоны видны?

– Ну да, это так сексуально!

Я чуть было не брякнул: "Откройте инет, там валом любой порнухи", – но вовремя одумался.

– Мужики, давайте без меня.

– Сэм, нельзя отрываться от коллектива, пошли.

Стар сумел через родных или знакомых прикупить билетов на нашу банду, так что мы были «белыми людьми». Зато народ в очереди у касс стоял толпой и спрашивал у заходящих в театр, не продаст ли кто лишний билетик или контрамарку.

Народу в зал набилось тьма. Мы сидели близко к сцене во втором ряду с самого края, а я так вообще на последнем месте ряда. Передо мной восседали почтенные тётушки из богатых разночинцев с дочками.

В кабинете директора театра.

– Господин директор, поднимите мне жалование на рубль.

– Вы играете роли эпизода, причём, беспринципных злодеев, зачем вам жалование?

– Даже злодеи хотят есть и им нужно одеваться.

– Кукушкин, идите и работайте. Если вам что-то не по душе, после премьеры заявление на мой стол.

– Хорошо, господин директор.

– Так идите и не занимайте моё время. Девочки, у вас все готово, идёмте на сцену, зритель уже ждёт.

Я сидел и глазел на зрительный зал, когда ко мне подошёл молодой мужчина примерно моей комплекции и одного цвета волос.

– Сударь, вы не сядете на моё место, а то мне очень неловко сидеть возле барышень.

– Отчего ж неловко, сударь?

– У меня бурчит живот, а дамы-с. У меня место на первом ряду, вам будет лучше видно. Войдите в положение, умоляю.

– Хорошо, давайте поменяемся.

Я уселся на его кресло, поздоровавшись со взрослыми дамами из обеспеченных мещан, сидящими по обе стороны от моего нового места.

Занавес открылся, спектакль начался и народ с энтузиазмом окунулся в перипетии, происходящие на сцене. Артисты старались, играли вдохновенно, все-таки премьера. По ходу пьесы все мы погрузились в атмосферу парижских улиц и театров. У девицы Мадлен, которая являлась актрисой и танцовщицей какого-то парижского кабаре типа «Мулен Руж» был самый главный воздыхатель по имени Жульен, любящий её больше жизни, своей или её, я так и не понял.

Все было бы хорошо, если бы у девицы не было бы жизненных исканий. Богема, гламурная жизнь, любовники – всем этим жила героиня, а Жульен страдал, причём, так невыносимо печальны были его монологи на природе, что тётки вначале всхлипывали, а затем плакали навзрыд от его терзаний и ревности, скажем прямо, обоснованной.

А любовников она выбирала таких, которые вместо подарков, пользовались её добротой и деньгами. Как только у неё заканчивались деньги, заканчивалась и любовь любовника. Весь спектакль были сплошные переживания из-за расставаний со старыми и встречами с новыми кавалерами. Причём, в самый ответственный момент появлялся главный возлюбленный, из-за большой любви немного неуравновешенный психически, но всегда с пистолетом, поэтому с успехом разгоняющий толпы поклонников.

И вот по сюжету спектакля она встречается на Монмартре со своим очередным, третьим любовником по имени Люсьен. Артист был невысокий, пухленький, лысоватый и лупоглазый – типичная жаба.

Встретившись, они жарко целуются, он обнимает женщину, когда как бы издалека слышится крик Жульена: «Любимая, это я, твой Жуль, я лечу к тебе!»

Она отталкивает Люсьена, говоря ему: «Это Жульен, он убьёт тебя, он революционер, беги!».

Люсьен отбегает и прячется за фонарный столб. Это он опрометчиво сделал – там надо было ставить афишную тумбу, чтобы он смог полностью за ней поместиться.

Сержа от спектакля отвлекло какое-то движение слева и он повернул голову. Сидящий рядом с ним молодой человек встал и собирался выйти из зала.

– Живот прихватило, извините.

Серёга кивнул в ответ и продолжил дальше смотреть спектакль .

– Любимая, я видел возле тебя мужчину, где он?

– Да, милый, ко мне пристал один поклонник, я не знаю, как от него отделаться!

– Где же он, я помогу тебе!

«Вот он, прячется среди тех людей! – и Мадлен ткнула пальцем в меня. – Вон этот мерзкий тип!».

Мне стало интересно, как они обыграют дальше сценку с типом из народа. Было понятно, что Мадлен, отводя опасность от своего Люсьена, ткнула пальцем в первого попавшегося в толпе мужчину. Просто толпы не было, а были зрители зала.

В сюжет включился герой, который почему-то тоже обратился ко мне: «Негодяй, как можешь ты домогаться женщины, которая не любит тебя! Что ты молчишь, собака?!»

Я «на автомате» пробормотал в ответ: «Я и не домогаюсь этой женщины, я вообще её в первый раз вижу».

Народ в зале захихикал, а Жульен, проглотив смешок, продолжал.

– Ты лжёшь, подлец! Иди ко мне, объяснись. Будь же мужчиной!

Я начинаю понимать, что оказался на месте «подставного зрителя», и козёл с бурчащим животом меня, именно, что подставил. Надо что-то делать, раз уж попал в такую ситуацию, как-то подыграть артистам. Я и подыграл.

– Да не переживай ты так, Жульен. Ты у неё после меня пятый на очереди, так что расслабься.

– Как смеешь ты говорить мне такие вещи. Ты – жалкий трус, ты – вошь!

Тут не удержался интеллигентный и спокойный Виля.

– Сэм, я бы не потерпел таких обзывательств!

Я уже сам почувствовал себя «не в своей тарелке», когда на меня смотрят все зрители.

– Чего это я вошь!? Ты, олень, обороты сбавь, пока рога не пообломал.