Темная сторона разума. Как человек превращается в чудовище
Керри Дейнс
Profiling. Искусство вычислять преступников
Нас всегда будоражат истории о жестоких маньяках и убийцах, их злодеяниях и долгих, запутанных расследованиях. Но что происходит после вынесения приговора?
Керри Дейнс – самый известный психолог-криминалист Великобритании – больше двадцати лет работает с опасными преступниками. Ее задача – понять, почему человек превращается в бездушного монстра, как это предотвратить и можно ли вернуть его к нормальной жизни.
Захватывающие и откровенные мемуары Дейнс посвящены попыткам разгадать природу зла, встретившись с ним лицом к лицу.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Керри Дейнс
Темная сторона разума. Как человек превращается в чудовище
Kerry Danes
The dark side of the mind: true stories from my life as a forensic psychologist
© Новикова Т. О., Каримов Р. Д., перевод на русский язык, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Посвящается маме, папе и старшей сестре
От автора
Истории, рассказанные в книге, основаны на моих воспоминаниях и опыте – это истории из жизни психолога-криминалиста. Имена и некоторые другие персональные данные были изменены в целях защиты конфиденциальности невиновных и преступников, чья виновность доказана. А еще я изменила их, чтобы защитить себя от судебных исков. Я и так почти не покидаю зал суда.
Пролог
И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
Фридрих Ницше
Иногда ты помогаешь своему пациенту во всем разобраться, иногда твой пациент помогает тебе.
Морис разменял уже девятый десяток. Артрит не пощадил высокого, худощавого старика: издалека тот казался иссохшим дубом, на который зачем-то надели костюм Саймона Коуэлла[1 - Саймон Коуэлл – британский телеведущий и продюсер, миллионер и филантроп. – Прим. ред.]: брюки с высокой талией и белую футболку в обтяжку. А еще у него был глазной протез, и из-за этого Морис казался косоглазым.
Он не был моим пациентом, просто уже давно и долго лечился в стационаре со строгим наблюдением. Тогда, на стыке тысячелетий, я только-только устроилась на новую работу психологом и скоро должна была получить свою квалификацию в психиатрии. Больница находилась на самой границе разросшегося бедного района муниципальной застройки на окраине угрюмого северного городка. Суровая обстановка. Для меня эта должность стала второй попыткой сделать карьеру в выбранной сфере, и я твердо решила, что стану высококлассным специалистом в области психиатрии.
Пока человека не поместят принудительно в охраняемое отделение больницы по статье Закона о психическом здоровье, ему трудно понять разницу между этим местом и старой доброй тюрьмой. Но в этих двух учреждениях подход к своим гостям очень разный. Подход тюремной сферы основан не необходимости обеспечить безопасность и защиту граждан, с преступниками там особенно не церемонятся. А в охраняемых больницах, таких, как мое место работы, с «заключенными» стараются обходиться не слишком сурово, скорее активно с ними взаимодействуя. Да, их изолируют от общества, но при этом проявляют заботу о них. Пациенты находятся под стражей: считается, что они опасны для самих себя и для других. Но поскольку зачастую такое учреждение состоит из нескольких маленьких отделений с почти домашним уютом и общей гостиной, нередко сотрудники обедают вместе с больными.
Вот и я по вторникам и четвергам приходила в отделение, где жил Морис, и обедала с обитателями этого отделения больницы «Милтон-Уорд»[2 - Милтон-Уорд – район города Саутэнд-он-Си (графство Эссекс), давший название больнице. – Прим. ред.].
В психиатрических отчетах старика много раз повторялась одна и та же формулировка: «страдает от сексуального садистического расстройства». Меня забавлял термин «страдает». Человек с таким расстройством испытывает сильное сексуальное возбуждение, когда наблюдает боль, унижение и муку другого живого существа. Не путайте это с игривой поркой и прочими неуклюжими обоюдными забавами «рабов» и «господ» в латексных костюмах. Речь идет именно о расстройстве (а расстройства могут затрагивать все аспекты личности, но об этом чуть позже), когда человек реализует свои потребности без согласия жертвы. Отсюда вопрос: кто же в этом случае страдает?
Что делал наш герой? Он прятался в укромных местах, чтобы внезапно выскочить и продемонстрировать свое «достоинство» ничего не подозревающим девочкам и женщинам. Шок и испуг на их лицах был для него источником совершенного сексуального удовольствия. Любовь к таким острым ощущениям быстро довела молодого парня до тюрьмы, но разве могла тюрьма его остановить? После освобождения в его доме нашли тела двух женщин с множественными ножевыми ранениями различной глубины, преимущественно в районе груди. Точность, свойственная истязателю. Какое-то время спустя Морис навсегда поселился в стационаре и уже никогда его не покидал.
В один из вторников за обедом Морис подошел ко мне сзади, ловко и быстро вытащил свой глазной протез и закинул мне в томатный суп. Я даже не успела сообразить, что вообще происходит! Только что все было нормально, и вдруг я сижу вся в кроваво-красных пятнах, смотрю в тарелку, а суп… смотрит на меня.
В двадцать четыре года я еще была молода и неопытна, а потому сразу потеряла самообладание и отреагировала на случившееся именно так, как хотел Морис. Вскрикнула, соскочила со стула, моя бледная кельтская физиономия стала еще бледнее. И кто бы отреагировал иначе, увидев глазное яблоко у себя в тарелке?
Я, конечно, знала, что у Мориса протез, вот только когда он оказывается в супе, мозг все равно сначала принимает стеклянный глаз за настоящий. Перед тобой скользкий кусочек чьего-то тела. Рациональное объяснение – что это лишь шарик из стекла – приходит в голову немного позже, когда ты уже испустил вопль.
Я посмотрела на обидчика и увидела затянувшуюся глубокую рану на том месте, куда вставлялся протез. Здоровый глаз внимательно изучал меня и мою реакцию. Я отметила про себя ехидную ухмылку заключенного, которого силой уводил медбрат. Мне стало очень стыдно: этот старик только что одолел меня.
Это был хороший пример «имитации преступления» – попытки воспроизвести эмоциональный результат или структуру преступного поведения. Морис ценил свою невероятную способность вызывать страх и отвращение у женщины внезапной демонстрацией конкретной части тела, и даже со всеми ограничениями больничной среды он сумел добиться нужного эффекта. Как жаль, что на сей раз я попалась в его ловушку! Но этот случай помог мне многое понять о выбранной мной сфере работы. Что делать в случае с Морисом? Загадка этого человека – и моя реакция на него – самым тесным образом связана с сутью профессии судебного психолога, то есть моей повседневной работы.
Иному читателю может показаться, что все довольно просто: надо отобрать у старика протез. Вот только я не садист. У меня нет ни желания, ни права наказывать или унижать своих пациентов. Нельзя решить проблему человека – его непреодолимое желание шокировать других, испытывая при этом сексуальное удовлетворение, – отняв инструмент воздействия. Забери у него стеклянный глаз – он найдет другой способ получить удовлетворение. И не будем забывать, что, отнимая у человека часть тела, пусть даже искусственную, можно ненароком нарушить его права.
Кто-то скажет: сама виновата, нечего было обедать с Морисом. Какой нормальный человек сядет за один стол с осужденными за сексуальное преступление и не рассчитывает привлечь его внимание, хотя бы условно? Ясно ведь, что тот может положить на тебя глаз (в случае Мориса во всех смыслах этого слова). Но это обязывает жертву (в данном случае меня) изменить свое поведение – например, найти другое место, где обедать. Они ждут, что изменится жертва, а не обидчик. Но моя цель – помочь таким осужденным, как Морис, изменить их поведение. Кроме того, даже если перекрыть Морису кислород и лишить возможности видеть женщин, проблема никуда не денется. Более того, он будет еще отчаяннее искать способ реализовать свои порывы.
В тот день мне словно бы напомнили суровым и жестоким образом об эффективнейшем способе свести на нет неадекватное поведение, а именно игнорировать подобные выходки. Конечно, так стоит поступать, только если это безопасно. Любой родитель малыша подтвердит вам это; в конце концов, речь идет об одном из основных приемов бихевиоризма[3 - Бихевиоризм – одно из направлений в современной психологии, придающее первостепенное значение поведению человека. – Прим. ред.]. В дебатах о соотношении влияния природы и воспитания на человеческую личность бихевиористы твердо стоят на том, что каждый при рождении как белый лист. А затем поведение формируется благодаря наблюдению за другими людьми, а также корректируется поощрением или наказанием. Матери и отцы прекрасно знают, что маленькие дети умело манипулируют взрослыми и ожидают определенной реакции на свои выходки. Воздержаться от такой реакции – задача весьма непростая.
Когда Морис ушел и мое сердце успокоилось, я поняла: если я хочу стать настоящим профессионалом, который действительно умеет решать проблемы своих пациентов, мне придется научиться контролировать собственные эмоции – управлять своим вполне нормальным автоматическим отвращением к такому неадекватному поведению, продолжать работу как ни в чем не бывало.
Не обращать внимания на стеклянный глаз и продолжать есть.
Тот обед с Морисом был лишь одним из многих странных случаев за двадцать лет моей карьеры. Я встречалась с самыми опасными, беспокойными и беспокоящими преступниками в тюрьмах, больницах, судах, в полицейских участках, в обычных кварталах и в неблагополучных районах. Этот опыт навсегда изменил мой взгляд на мир.
Несмотря на то что моя профессия – криминальный психолог, к криминалистике (науке о преступлениях и их профилактике) я почти не имею отношения. Я также не занимаюсь оперативно-разыскной работой. Заламывать преступникам руки и валить их на землю – отличное занятие, но это не мое. И патологическая анатомия тоже (вскрывать трупы я не умею, хотя один серийный убийца как-то научил меня разделывать индейку).
Преступления совершаются людьми против людей. Судебная психология именно о них.
По большей части моя деятельность направлена на то, чтобы уменьшить количество повторных правонарушений среди тех, кто совершил преступление, а значит, сделать мир безопаснее. Пользуясь научными психологическими методами, я пытаюсь понять психические процессы, лежащие в основе совершенного преступления. Главная, я бы даже сказала, святая задача психолога состоит в том, чтобы помочь человеку изменить свое поведение и начать новую жизнь, став законопослушным гражданином. Однако чаще мне приходится давать другим советы о том, как безопаснее и адекватнее реагировать на экстремальное поведение, среди которых кого только нет – от поджигателей до детоубийц. Моя экспертная оценка и показания свидетелей помогают судьям и присяжным, комиссиям по условно-досрочному освобождению, полиции и психиатрам принимать информированное решение. Решение, которое в корне изменит жизнь подсудимого – и не только.
Моя роль неуклюже вписана в промежуток между системой уголовного правосудия и психиатрической помощи. Это две перегруженные, полные несовершенств системы, сосуществующие словно обрюзгшие старые супруги из книжки «Чарли и шоколадная фабрика» Роальда Даля. Если помните, они были вынуждены делить постель, поскольку ожирение и медлительность не позволяют им выбраться из нее.
Я предпочитаю называть людей, с которыми работаю, «клиентами». Это может звучать раздражающе политкорректно, как будто я не судебный психолог, а мастер ногтевого сервиса, но я использую этот термин как знак уважения для самых разных людей, с которыми я работаю. Не буду отрицать, что по большей части приходится заниматься мужчинами, но иногда встречаются и женщины. Я работаю как с преступниками, так и с жертвами. Зачастую выясняется, что один и тот же клиент побывал в обеих ролях.
Люди всегда были болезненно увлечены преступностью. И преступники – от Джека-потрошителя[4 - Джек – потрошитель – предполагаемый преступник, совершивший серию убийств проституток в Лондоне в 1888 г. – Прим. ред.] до спорно осужденного Стивена Эйвери[5 - Согласно одной из версий, причастный к смерти более чем двадцати кошек в лондонском районе Кройдон в 2015 г. По заключению полиции, все животные погибли не от рук человека. – Прим. ред.] – часто привлекают болезненный интерес публики, особенно если попирают священные ценности общества, совершая безумные в своей жестокости преступления и сексуальное насилие, трудно представимое для обычного человека. Те, кто играет не по правилам, вызывают любопытство и в то же время отвращение у законопослушных граждан. Поэтому не стоит удивляться, что новостные ленты пестрят рассказами о тех, кто преступил закон: сложно вообразить, что когда-то наш интерес к подобным сообщениям утихнет.
Вот только зачастую в новостях не рассказывают главного. Журналист поведает зрителю или читателю о совершенном злодеянии, о расследовании, о судебных слушаниях, о вынесенном вердикте и его исполнении. О том, что происходит потом, история нередко умалчивает, как будто преступник и последствия его действий растворились в тумане. Вот только с вынесением приговора жизнь осужденного, членов его семьи, жертв не заканчивается. Им всем придется научиться жить с этим. Психолог может вмешаться в происходящее на любом этапе, но, как правило, мы с коллегами приступаем к делу уже после того, как суд закончил свою работу, а интерес со стороны общественности и СМИ угас.
То, о чем рассказывает эта книга, не опишут в газетах. Здесь я привожу истории о ежедневном труде судебного психолога со всеми его разочарованиями, противоречиями и редкими жизнеутверждающими моментами.
Я решила поведать о конкретных делах и случаях по многим причинам; некоторые эпизоды покажутся вам душераздирающими, другие – странными, третьи вызовут гнев. Но, так или иначе, все они оказали влияние на меня и на мою жизнь. Благодаря им я лучше стала разбираться в крайностях нашего общего человеческого состояния.
Простой таксист, с которым завязался разговор по душам, или судья, интересующийся моим профессиональным мнением, – все задают один и тот же вопрос: что, черт возьми, не так с этими людьми? Формулировка, разумеется, может быть разной, но интересует всех по существу одно и то же. Что толкает человека на серьезное преступление? Ведь если понять, в чем «поломка», можно попытаться это исправить, не правда ли? Ну или изолировать преступника от греха подальше. Мне понадобилось немало времени – пожалуй, даже слишком много, – чтобы понять: мы задаем себе совершенно неправильный вопрос.
1. Дом с монстрами
Об уровне цивилизации народа можно судить, когда открываешь ворота его тюрем.
Федор Достоевский
Когда я говорю, что работаю судебным психологом, все удивляются и судорожно начинают придумывать способы, как бы повежливее сказать, что я не похожа на человека с таким родом занятий (большинство людей ассоциирует судебного психолога с Крекером[6 - Крекер – прозвище главного героя британского телесериала «Метод Крекера». – Прим. ред.], пресыщенного жизнью алкоголика, патологического игрока, настоящего «беспредельщика», сыгранного Робби Колтрейном в сериале 90-х годов). Мне часто говорят, что я слишком миниатюрная и хрупкая. И еще иногда делают неловкое движение, как бы обрисовывая мою фигуру. На самом деле они думают другое, но не решаются сказать об этом: я – женщина.
На самом деле большинство известных мне судебных психологов – представительницы прекрасного пола. Они составляют 73 % членов Британского психологического общества (профессиональной ассоциации практикующих психологов в Великобритании) и 80 % отделения судебных психологов этого общества[7 - Данные Британского психологического общества на август 2018 года.][8 - Ссылки на примечания автора указываются в квадратных скобках, они приведены в конце книги. – Прим. пер.]. Почему же так много Х-хромосом[9 - Хромосома в генетике – элемент ядра клетки, определяющий наследственность и пол человека. Хромосомный набор у женщин состоит из двух Х-хромосом, тогда как у мужчин – из одной Х-хромосомы и одной Y-хромосомы. – Прим. ред.]? Не могу сказать за всех (а нас 2035!), но меня лично психология привлекает тем, что эта область знания дает возможность понять факты, модели и теории, объясняющие наш сложнейший мир. Если составить некое «руководство пользователя», жизнь будет безопаснее и стабильнее. Кроме того, психология бесконечно увлекательна, ведь таким образом мы погружаемся в чужой разум. В молодости меня это очень увлекало.
В реальности, надо сказать, меня больше всего увлекал студент-юрист, имя которого я запомню навсегда: Стивен П. Инглиш. Мое решение изучать юриспруденцию в рамках курса психологии в Шеффилдском университете было принято (как и все решения, принимаемые первокурсниками) под влиянием гормонов и дешевого сидра. Я выбрала такую специализацию исключительно для того, чтобы иметь возможность любоваться его красивой головой с задних парт студенческой аудитории, гадая, что же означает буква «П» в его имени. Превосходство? Привлекательность? Скорее всего.
Юриспруденция подвернулась совершенно случайно, но очень понравилась. И судебная психология показалась идеальным выбором карьеры. Впрочем, абсолютно счастливые истории бывают только в сказках. Я так никогда и не набралась смелости заговорить со Стивеном П. Инглишем и стала встречаться с другим старшекурсником. У него были длинные темные волосы, он непрерывно курил и носил плащ-дризабон[10 - Дризабон – удлиненная куртка или короткий плащ из непромокаемой прорезиненной материи или кожи. – Прим. ред.]. Когда шел дождь (а в Шеффилде он идет всегда), мой друг надевал широкополую шляпу. В студенческий бар он вваливался, как Клинт Иствуд в салун Дикого Запада. Когда он был пьян или под наркотиками (тоже почти всегда), то становился сентиментальным и твердил, что «справедливости в мире не существует, есть только мы». Я не понимала, о чем он говорит. Подозреваю, ему это тоже было не вполне ясно.
В детстве я часто проводила субботние вечера в бабушкином доме. Мы смотрели вестерны по ее черно-белому телевизору. Бабушка была классической ирландской католичкой, настоящей главой семьи. Такие женщины всегда ухитряются выглядеть лет на пятьдесят старше, чем на самом деле: мелкая химическая завивка на голове, голубоватая краска для волос, кримпленовые платья и клеенчатая шляпа. Бабушка работала на фабрике йогуртов в Манчестере. В комплект ее рабочей одежды входили зеленые резиновые сапоги, так что вся семья была обеспечена такой обувью.
Обычно мы смотрели ковбойские фильмы или картины с Джоном Уэйном[11 - Джон Уэйн – американский киноактер, игравший преимущественно в классических вестернах 1930–1960-х годов. – Прим. пер.]. Больше всего бабушка любила «Тихого человека»[12 - «Тихий человек» – фильм американского кинорежиссера Джона Форда, вышедший на экраны в 1952 г. В главной роли снялся Джон Форд. Действие картины происходит в Ирландии. – Прим. пер.]. Мне этот фильм тоже нравился, потому что Морин О’Хара[13 - Морин О’ Хара – ирландская киноактриса, популярная в 1940–1960-х годах. – Прим. пер.] была единственной известной мне рыжей кинозвездой. Пройдет еще много лет, прежде чем рыжие волосы войдут в моду. Мы сидели у телевизора втроем – бабушка, я и Джоуи, желтая канарейка дяди Джона.
Люди, которые совершали дурные поступки («плохие парни», как называла их бабушка, стоило им лишь появиться на экране), казались мне совершенно не похожими на нас, словно они явились с другой планеты.
Эти фильмы научили меня четко разделять добро и зло и верить в неизбежный триумф добра. Счастливое и безоблачное детство меня в этом убедило. Мне повезло в жизни. Детские годы были комфортными и спокойными, ни я, ни члены моей семьи не сталкивались с преступностью.
В подростковом возрасте я считала плохими парнями эксгибиционистов в парке, о которых шептались мои одноклассницы, или квартирных воров. Много позднее университетские разговоры о законе и порядке заставили меня задуматься о том, кто такие настоящие преступники. Лишь в студенческую пору я стала интересоваться историями громких преступлений.
В университете я училась с 1992 по 1995 год. В этот период правопорядок стал краеугольным камнем политической повестки дня. В феврале 1993 года Роберт Томпсон и Джон Венейблз замучили и убили двухлетнего Джеймса Балджера. Вся страна из телевизионных программ узнала, что один из убийц попросту увел Джейми из торгового центра. Ужас и ярость объединили всю страну. Заголовки таблоидов призывали к отмщению (никакой терпимости к убийцам – даже к десятилетним убийцам, особенно к десятилетним убийцам!). Две главные политические партии почувствовали, что голоса избирателей можно завоевать призывами к суровой борьбе с нарушителями закона.
Вообще-то в начальной школе убийства происходят крайне редко. Но Тони Блэр, занимавший должность министра внутренних дел в теневом кабинете, сразу же объявил этот случай символом «спящей» моральной совести страны под правлением тори и заявил, что лейбористы будут «суровы к преступности и еще более суровы к ее причинам». Через несколько дней после ареста убийц Джеймса тогдашний премьер-министр Джон Мейджор также призвал общество «чуть больше осуждать и чуть меньше понимать». Количество заключенных в тюрьмах стало стремительно расти. За время моей карьеры этот показатель увеличился больше чем вдвое: с 44 000 в 1992 году до почти 87 000 в 2018-м[14 - Commons Library Briefing Paper CBP-04334, accessed online at https://researchbriefings.files.parliament.uk/documents/SN04334/SN04334.pdf 23 июля 2018. Лига Говарда дает подробную статистику по количеству заключенных – см. https://howardleague.org/.].
Тюрьмы – главное место трудоустройства судебных психологов в Великобритании, поэтому я сразу поняла, что мне предстоит набраться опыта «изнутри». Тюремные психологи проводят различные программы коррекции поведения, пытаются изменить мышление преступников и таким образом снизить риск рецидива после освобождения. Общество считает, что это эффективно. Оно «купилось» на эту идею – в буквальном смысле, поскольку на финансирование подобных программ пошли миллионы фунтов налогоплательщиков. Я считала, что в местах лишения свободы должны не только наказывать и изолировать, но и реабилитировать. Я была готова закатать рукава и с головой уйти в работу. К тому времени у меня уже был опыт волонтерства: я выступала посредником в общении между жертвой и преступником (чаще всего моя роль заключалась в том, чтобы удержать стороны от перехода к применению физической силы). В качестве квалифицированного взрослого специалиста я присутствовала на полицейских допросах особо уязвимых подозреваемых – молодые люди, попавшие в беду или испытывающие трудности в обучении или психические проблемы. В тот период я не понимала, что мне самой пока еще нужна поддержка квалифицированного взрослого.
Первым из мест лишения свободы, где я побывала (хотя провела там очень немного времени), стала тюрьма Манчестера. Ее недавно перестроили, после того как там произошли серьезные бунты заключенных.
Мне едва исполнилось двадцать. Я должна была пройти краткое собеседование с тюремным психологом, а затем побывать в крыльях Е и F, где располагались камеры и помещения для групповых занятий. Сопровождающий меня сотрудник не скрывал, что подобная экскурсия была для него в тягость. Он быстро провел меня по первому этажу крыла Е. Свежевыкрашенный кирпич, синие металлические двери и поручни. Там было очень мало естественного света, а запахи мало чем отличались от студенческих квартир, где я жила. Я семенила за своим «гидом», улыбаясь заключенным – мужчинам в одинаковых серых футболках, запертым в одинаковых серых камерах. Мы шли вперед, а за нашими спинами раздавалось громкое мяуканье и завывание, отдававшееся громким эхом под викторианскими сводами. Я спросила своего спутника, почему они мяукают, но тот лишь закатил глаза. (На случай, если вы не догадались: так осужденные сообщали друг другу о том, что по коридору прогуливается «киска».)
Обстановка в тюрьме Уэйкфилд была менее оживленной.
Я попала туда летом 1996-го, через год после окончания университета. Я горячо мечтала работать по специальности и отправила заявления во все тюрьмы северного региона, предлагая свои услуги. Ответили мне только из Уэйкфилда («подмышки Йоркшира», как называют его местные жители). Предложили проект без оплаты, но меня это не волновало. Мне хотелось внести свой вклад в сокращение преступности, к тому же неплохо будет внести строчку о практическом опыте в свое резюме. Кроме того, работающему на моей должности полагалось пособие в размере 36 фунтов в неделю. А если пройти особую подготовку, которую предлагал центр занятости, то оно увеличивалось еще на десятку. Я купила себе новый костюм в C&A и сняла обшарпанную квартирку над китайской забегаловкой. К старту готова!
В Уэйкфилде содержали более взрослых заключенных, чем в Манчестере, и сроки заключения у них были куда выше. Они не утруждали себя тем, чтобы улюлюкать вслед девушке-психологу. Впрочем, это в любом случае было бы затруднительно, так как порядки здесь были очень строгие. Мы работали с осужденными категорий А и В, изолированными всерьез и надолго. Категория А требует максимально строгой охраны, поскольку в случае бегства такие преступники представляют серьезную опасность для общества и даже для национальной безопасности. Категория В менее опасна, но эти люди тоже далеко «не подарки».
Около 10 % тюремного населения в Великобритании в те годы составляли преступники, совершившие сексуальные преступления. Их и сейчас подавляющее большинство заключенных Уэйкфилда. Многие из них совершили страшные преступления, получившие широкую известность. Неудивительно, что журналисты испытывают нездоровый интерес к месту их содержания. В прессе оно получило название «Дом монстров».
Я с детства боялась монстров. Как-то вечером отец позволил мне засидеться допоздна, чтобы посмотреть по телевизору «Тварь из Черной лагуны»[15 - Фильм ужасов американского режиссера Джека Арнольда, вышедший в прокат в 1954 году. – Прим. пер.] (я росла в 70-е годы, и главным источником впечатлений для меня был телевизор). Мама в тот день работала в ночную смену в психиатрической больнице, так что она не могла указать папе, что он поступает неправильно. Не знаю, почему ему показалось, что мне это понравится. Меня и так пришлось уводить с «Инопланетянина» через десять минут после начала фильма – так напугал меня маленький пришелец со странной походкой. «Тварь из Черной лагуны» я успела посмотреть всего три минуты. Этого мне хватило: чешуйчатая перепончатая лапа невидимого чудовища появилась из воды, а потом медленно исчезла, оставив на песке следы когтей. Почему-то тот факт, что чудовище прячется, напугал меня гораздо больше, чем сам его вид. Этот старый фильм впервые заставил меня задуматься, что опасные вещи не всегда находятся на виду.
Тюрьма в Уэйкфилде существовала с XVI века, но большинство ее зданий относится к Викторианской эпохе: длинные многоэтажные галереи камер, расходящиеся от центральной площадки в разные стороны, словно разбитый циферблат (время здесь действительно отсчитывалось и учитывалось очень тщательно). Такое радиальное устройство тюрем диктовалось теорией паноптикона[16 - Паноптикон (паноптикум) – проект тюрьмы, в которой заключенные находятся под постоянным наблюдением. – Прим. ред.], предложенной английским философом XVIII века Джереми Бентамом. Он считал, что при подобной планировке один надсмотрщик, располагающийся в центре, сможет с легкостью следить за всеми камерами, а заключенные будут чувствовать постоянное потенциальное наблюдение, и это заставит их менять свое поведение к лучшему. Разумеется, на практике все время смотреть за всеми невозможно, и, если кто-то хочет совершить что-то недозволенное, достаточно всего лишь выбрать удобный момент. Когда я работала в этой тюрьме, дохлые голуби частенько выпадали из окон камер крыла А, выходящих наружу. Заключенные подкармливали птиц через отверстия, пробитые давным-давно, а потом (если им приходила в голову такая мысль) сворачивали им шеи и отправляли несчастных в последний полет, желательно в тот момент, когда внизу проходил кто-то из тюремщиков.
Психологи тюрьмы Уэйкфилд поручили мне черновую работу для исследовательского проекта. Мне предстояло беседовать со всеми заключенными, которые насиловали и убивали женщин. Цель состояла в том, чтобы разобраться с нарастанием агрессии и понять, что заставило насильника превратиться в убийцу. Я собирала информацию для последующего анализа, связанного с мотивационными типами насильников. Важно было понять, пытались ли осужденные компенсировать сексуальные нарушения, действовали ли под влиянием гнева, стремились ли ощутить власть и контроль, были ли садистами или последовали случайному порыву в подходящих обстоятельствах? Эти данные планировалось использовать для составления руководства для женщин – как следует действовать в случае сексуального нападения. Идея была такова: женщина, находящаяся под физическим и эмоциональным давлением нападавшего, должна была быстро определить мотивационный профиль преступника и выбрать определенную линию поведения, чтобы не быть убитой.
Поразительно, что такой серьезный опрос поручили юной выпускнице университета, не имевшей ни специальной подготовки, ни профессионального опыта! Не менее удивительно и то, что организаторы проекта изначально полагали, что отвечать за то, насколько жестоким будет в итоге преступление, должна сама жертва, а не напавший на нее злодей. Могу представить себе итоговый буклет (нечто подобное мы иногда видим в приемных у врачей): «Женщины! Невежество может привести вас к гибели! Мы настоятельно рекомендуем избегать изнасилования, но если оно все же произошло, используйте наше простое и удобное руководство!»
