* * *
Ночи здесь, в бесконечных горных высотах, особо холодны. Пронизывающе холодные, точно ледяное дыхание нимфы. Даже на Родине мне не приходилось чувствовать столь сухой мороз.
Но сегодня нам повезло: хотя бы буря отступила. Олав разогнал её при помощи волшебного посоха (так мощно стукнул, что я бы на месте злых духов тоже испугалась) и приказал тут же осесть с лагерем. Было нетрудно: мы разобрали вещи сравнительно быстро. Ездовые олени, на которых здесь передвигались все жители, разбрелись по жалким клочкам леса вниз по склону. Когда Гили забеспокоилась о них, Брюнхильда сказала, что волноваться не стоит: их олени знают дорогу к своим хозяевам и никогда не потеряются. Так, Гили расслабилась, но всё равно, пока разбивала палатки, приглядывала за младшими копытными братьями. Захария же отправился готовить вместе с поварами походную стряпню. А я осталась у костра.
Который без труда разжёг Феникс. Искорки тепла по-прежнему плясали в его глазах, и я сама не заметила, как уставилась на них в этом суровом молчании. Все занимались делом, лишь я позволила себе отдыхать. В светлой тьме, озаряемой звёздами и луной, я неуютно сжалась.
Дрова для костра уютно потрескивали, а пламя – манило.
– Может, сядешь поближе? – спросил Феникс, взглянув на меня вполоборота.
– И спустя час ты решил меня об этом спросить? – отозвалась я на его издевательский вопрос.
Он подумал. Может быть, даже догадался, как глупо прозвучали его слова.
– Могу подвинуться, – слегка раздражённо отмахнулся он.
И, прежде чем я успела ответить, отсел по другую сторону костра. Я молча подвинулась не в настроении благодарить его за то, о чём я не просила. Теперь, вблизи, я могла видеть его целиком.
Высокий, почти долговязый, Феникс согнулся в три погибели, собирая телом остатки тепла от собственного же волшебства. Тем более его одежда была на удивление тонкой – настолько, что во мне взыграло желание снять шубу и отдать ему. В конце концов, я тут закалённая Медведица – не он.
– Я так понял, ты обиделась на меня за то, что я хочу позаботиться о тебе.
Расхотелось. Он же чудесник – пускай сам себе огонь и наколдует. А мне, кроме шубы, греться-то и нечем.
Я промолчала. Должно быть очевидно, что я обиделась по другим, гораздо более серьёзным причинам.
– Знаешь, мы должны быть союзниками, а не врагами, – вдруг заметил он, благодарно кивая кому-то, пока ему подавали хворост для костра.
– Знаешь, не тебе это говорить, – наконец ответила я, осознавая, что без меня он совсем ничего не поймёт. – Не тебе, который хотел спровадить меня обратно на родину после…
Я замялась. Нет, я не стану унижаться и оправдываться! Пускай он и обещал быть всегда рядом.
– После чего? – спросил он, вскинув бровь.
Насмешливо улыбается! Я почувствовала, как краснею: то ли от стыда, то ли от злобы, то ли от всего и сразу.
– После всего, что я для тебя сделала, – вывернулась я. – Вообще-то я не раз помогала тебе и спасала тебя. Разве я бесполезная, скажи мне?
– Ты же сама вспомнила, что помогала мне, значит, полезная, – неожиданно справедливо рассудил он.
– Тогда в чём дело? Не хочешь, чтобы я затмевала твои заслуги, что ли? – ехидно предположила я. Хотя сама мало в это верила.
– Только вот, великая княжна Мира, после этих подвигов ты можешь стать мёртвой. А потенциально мёртвой ты не только не полезна – ты можешь подорвать всю нашу миссию.
Обаятельно улыбнувшись, точно после хитрой победы, он обвёл мою фигуру палкой и бросил ту в огонь. Зверка во мне видела даже детский восторг в его глазах.
– Вот это да! Посмотрите на него: Царь во дворце, Царь во дворце! – изобразила я, пока Феникс снисходительно усмехался в мою сторону. – А ты знаешь, что я тут княжна и ты мне не указ?
– Заметь, я веду себя расчётливо. А вот ты, как «Царь во дворце», приказываешь, что мне делать. А я не любитель этого.
– Ну, иногда приходится мириться с трудностями.
– Я подданный своей страны, поэтому не обязан.
Снова подбросил хвороста в огонь. В огонь моей злобы…
– Ну ты, Феникс. – процедила я.
– Что? Сдаёшься? – усмехнулся он и отвернулся.
И неожиданно, из ниоткуда – снежок. Прилетает из-за моей спины в спину Феникса и разлетается на кусочки.
Ошарашенная, я навострила уши. Что?.. Кто?
Я обернулась. Олав! На кончике его посоха белели крохотные снежинки. Единожды Олав ударил им по земле – и опять как новенький.
Так, надо объяснить Фениксу, что произошло. Олав решил поиграть среди ночи?
Но не успела я собраться с мыслями, как, оборачиваясь, поймала лицом снежок. По лицу пробежала волна мурашек, мех на ушах встал дыбом и тут же слёг под тяжестью влаги. А я застыла, смахивая перчаткой снег с глаз.
Феникс! Смеялся, глядя на меня!
– Ну! Глаз за глаз, великая княжна! – развёл руками он. – Если мы не умеем сражаться честно, будем сражаться в грязную.
– Ты не понял! Это была не я.
Он даже договорить не дал! Но от этого снежка я увернулась, и тот мгновенно утонул в снегу.
– Феникс! – вскрикнула я. – Так нечестно, это не я.
– Лови, Мира! – продолжал он, словно не слыша меня.
А я изворачивалась и изворачивалась, как могла, пока не…
– Аргх. Ну тебя, Феникс!
Хвост мой ощетинился, а уши встали, готовые улавливать любой свист снежков. Я тут же загребла снега и как бросила его в сторону Феникса! А тот заставил его вмиг растаять. И улыбается ехидно, превесело, словно обманул дурочку!
– Ну, погоди! – Сказав это, я опустилась и собрала ещё немного снега. Но, разогнувшись, увидела, как Феникс дал дёру. – Стоять! Куда напр-р-равился?!
Ему-то от меня не убежать! Стой, жар-птенчик, сейчас как водицей-то огрею!
Злобно и пугающе хохоча, я погналась за ним сквозь толпу воинов Брюнхильды. Те же покорно расходились, улыбаясь нам в спины. Да-да! Моя месть священна: расходитесь перед великой княжной Мирой!
А Феникс тем временем петлял и вилял, словно в танце. Ловкий, юркий! Но я не хуже: у меня вообще, в отличие от него, дар есть.
Наконец мы достигли конца лагеря, где он уже не убежит. Он взбежал на холм и стал вязнуть в снегу, тогда как я по нему легко прыгала, как Гили – на копытцах.
Раз, два, три! И я уже у него за спиной. Раз, два, три! Я запорошила его лицо снегом, смеясь от злорадства и… странной радости. Но Феникс оказался не промах!
Схватив меня за запястья, он подло поставил мне подножку, и мы оба повалились в снег. Точнее, он – спиной, а я – прямиком на него. Больно ударившись носом о его грудь, я на мгновение потеряла нюх, но потом приподнялась и, обретя его, едва не сошла с ума.
Его смуглое, едва румяное лицо. Терпкий запах благовоний и трав. Белозубая улыбка, окутанная горячим туманом. И глаза – голубые небеса на земле.
Вдруг стало так хорошо. И сразу же так обидно. Я толкнула Феникса ладонью в грудь и едва не расплакалась: какой же он хороший! Матушка, почему он такой?! Хороший, но такой глупый!
Как я скучала по нему, такому хорошему!
– Не обижайся, пожалуйста, – неожиданно сказал он, слегка ослабив хватку. – Я же просто хочу о тебе позаботиться. Будь на моей стороне.
– Ну почему? Я же не хочу, – заныла я, не убирая рук. – Я не хочу уезжать. Не хочу, чтобы это приключение заканчивалось… Не хочу…
Я сглотнула подступающие слёзы. Плакса-Мира. Какой была, такой и осталась…
– Надо, Мира. Мы не можем… путешествовать вместе.
Он опечалился. Не знаю, от того ли, что ему приходится в очередной раз мне что-то доказывать, или от того, что я сейчас опять разревусь.
– Нет другого выбора. Так нельзя.
Звучит как приговор. Но это же не так…
Надежда… Неужели у меня не может её быть?
– Выбор есть всегда, Феникс, – пробормотала я. – Я докажу тебе это.
Его брови вдруг взметнулись, и он стал выглядеть растерянным. Редко мне удавалось видеть его таким: кажется, он стоял на распутье. Тогда как утверждал, что всё решил.
– Мира, я…
– Феникс! Ты что там забыл?! – послышался издалека знакомый голос.
Опомнившись, я тут же отпрыгнула и очутилась лицом в снегу. Дура… Зачем позволила ему так расположиться?
Вдруг я почувствовала тёплое прикосновение. Кожа вмиг потеплела, а по телу прошлась горячая волна, заставившая хвост завилять. Ласковым движением Феникс испарил снег на моём лице. А мне тут же захотелось нырнуть обратно, чтобы с головой провалиться под землю.
– Прости, Захария… Увлёкся немного, – сказал Феникс, неловко улыбаясь.
– Я просил тебя держать костёр зажжённым, а ты взял и подставил всех поваров.
Я вскинула голову. Ожидая увидеть пухлые щёки Захарии, налившиеся румянцем злобы, я неожиданно для себя заметила, как его взгляд бегал между мной и Фениксом. Взгляд широко открытых глаз – неожиданно взволнованный для такого спокойного юноши.
– Подай руку, друг, – попросил Феникс, и Захария тут же помог ему встать. – Спасибо, Захария… Спасибо, что пришёл за мной.
Я удивлённо навострила уши. Что-то тут неладное творится… Явно неладное!
И я хотела было подслушать, о чём же они так оживлённо зашептались, как голос за моей спиной возвестил:
– Великая княжна М-мира!
Я вздрогнула и, попутно отряхивая одежду, обернулась. Надо мной возвышался Олав – как всегда, вместе со своим посохом. Казалось, рядом с Олавом утихает любая буря… даже душевная.
– Привет, – неловко отозвалась я, поднимаясь. И тут же спросила: – Зачем… ты это сделал?
– Что? Я н-не понимаю, о чём ты, – говорил он, лукаво улыбаясь.
Ну вы, мужчины и зверы, дураки. Не понимаете, что всё гораздо сложнее, чем вам кажется.
– Если ты подумал, что мы с Фениксом.
– Знаешь, в одной книге я вычитал берское выражение… «Бранятся – только тешатся». Вот, – припомнил он. Вновь его улыбка дрогнула.
– Мы… Это не совсем так, Олав.
Кажется, именно на этих словах его плечи вдруг опустились. Руками он прочно держался за посох.
– Ох, – только и выдавил он.
– Ну, ничего! – вырвалось у меня, и я непроизвольно похлопала Олава по плечу. – В любом случае спасибо тебе. Я… Я узнала много нового, вот!
И снова почувствовала тот самый запах, который, как я думала, скоро совсем забуду.
Зато Олав воодушевился. Хоть и пальцы его только сильнее сжали посох.
– Я… рад, что п-помог.
Его улыбка слабела. Я взяла было Олава под локоть, но тот остановил меня движением руки.
– Послушай, Олав… Это правда?
– Что? – тихо отозвался он. Я едва слышала его в той лагерной кутерьме, которую улавливали мои уши.
– Ну… Что тебе так больно, когда ты чувствуешь что-то хорошее? Радость, счастье…
– Благодарность, желание помочь… Да, правда.
Казалось, он сказал это непроизвольно. Заученно.
– Прости, я… – Не зная, что сказать, я отпрянула.
– Я понимаю, Мира, в-всё понимаю, – ответил он мягко, как старший братец, которого у меня никогда не было. – Ты не хочешь меня обидеть.
– Да! Это я и хотела сказать.
Неловкое молчание. Уши окунулись в свист горного ветра.
В тот миг Олав обернулся на далёкие вершины. Здесь, на склоне, они напоминали рисунки, наброски. До сих пор мне порой кажется, что я во сне, а тело моё по-прежнему в Звёзграде, а завтра – по-прежнему свадьба.
