Вместо ответа её хозяин задал мальчику вопрос:
– А ты, Ник, знаешь, что такое Свет? – и сам же на него ответил:
Свет – это информация, а я – воин Света, что означает «даритель информации». Это мой долг и предназначение. Я открываю знание для всех, кто в нём нуждается. В этом-то и заключается моя помощь тебе. Те же, кто утаивает информацию от других или выдаёт одно за другое, то есть, попросту, лжёт, – служители тьмы, наподобие Плеона, который таким образом пытается манипулировать менее сведущими. Это есть одна из форм насилия во Вселенной.
Помнишь знаменитую строку из Евангелия от Иоанна: «Вначале было Слово». Воистину слово – основа всего. По слову создаются миры и выстраиваются судьбы. И ты, Ник, Магнус Горнвальд, как никто другой прочувствуешь это на себе. Уважай слово, отвечай за него, ибо за ним – будущее Мироздания, к которому словом причастен и ты, мой друг.
Теперь я отвечу на твой вопрос, исходя из своего видения ситуации. Плеон – мыслеобраз, заключённый в форму слова, получившего реальное воплощение в твоём настоящем, Ник. Ты можешь повергнуть негативное создание тем, что обретёшь целостную память прежних воплощений, чтобы оживить в себе сознание Магнуса Горнвальда, в том числе. Это будет твоим возвращением в прошлое, когда Плеон существовал ещё только как часть твоего потока сознания и не жил отдельно от твоей личности собственной жизнью. Ты ещё мог тогда его контролировать, создавая его судьбу. Всё это похоже на развитие плода в материнской утробе. Пока плод там, он не свободен от места, с которым связан пуповиной.
Когда ты оживишь в себе сознание Магнуса Горнвальда, нужно будет завершить книгу «Северный монастырь», детально описав низложение Плеона и его полное фиаско. По моим предположениям, существуют три большие сложности на этом пути и одна просто грандиозная. Вспомнить всё возможно, лишь поднявшись по ступеням Мерцающей башни. Мерцающая башня является лишь тому, кто построил достаточно мощное Тело Света, позволяющее пройти сквозь Завесу Туманности, которая скрывает её от обычных людей. И третье: ни в коем случае нельзя поддаваться искушению одолеть Плеона физически, ибо умерев, он останется жить как мыслеобраз и обязательно вселится в чьё-либо тело, взяв под свой контроль судьбу невинного человека. Но запомни: пока хоть одна недописанная книга «Северный монастырь» где-либо существует, Плеон будет жить и господствовать, что бы ты ни предпринимал! И он об этом знает. Поэтому держит целую армию писцов, денно и нощно умножающих количество экземпляров «Северного монастыря», скрипя перьями. Они должны обязательно воссоздавать способ появления Плеона на свет Божий.
Услышав последнее из сказанного, Ник закрыл лицо руками, силясь не дать предательской влаге, защипавшей глаза, выйти наружу. Собрав волю в кулак, Ник еле удержался, чтобы не уйти с головой в чувства, и хрипло спросил, желая отвлечься от невольных тягостных размышлений о трудностях предстоящего пути:
– Скрибиус, расскажи, как мы познакомились двести лет назад и что потом стало с Магнусом Горнвальдом? Это последнее, что я хотел бы знать.
Хозяин библиотеки встал во весь свой громадный рост и медленно начал прохаживаться вдоль стеллажей, пригласив взглядом Ника сделать то же самое. Мальчик подошёл к собеседнику и почувствовал, как невероятно длинная рука великана мягко опустилась на его плечо.
– На сей раз Мерцающая башня появилась недалеко от штольни, в которой располагалась тайная лаборатория Магнуса Горнвальда, – негромко начал Скрибиус. – Я спустился по крутым ступеням винтовой лестницы, получил последние наставления моих Ангелов-Хранителей и шагнул через Завесу Туманности, разделяющей миры, оказавшись вот в этом физическом теле.
Конечно же, я знал, куда идти, и направился к старой штольне, вблизи которой, куда ни бросишь взгляд, – россыпи острых скользких камней. Я шёл по узенькой, еле приметной тропке, ведущей к штольне, как вдруг, – засмотревшись на проём в поросшей плющом её стене, – запнулся о торчащий из земли валун и больно рассадил колено. Потекла кровь, и я тщетно пытался унять её, промокая ранку шейным платком: ничего более подходящего у меня с собой не было.
Поглощённый этим неприятным занятием, я не заметил, как рядом оказался молодой человек, предложивший мне свою помощь. Это был Магнус Горнвальд. Я назвался ему Эрлихом Пилигримом, странствующим поэтом, изучающим языки и нравы тех нардов, среди которых доводится некоторое время жить. Он несказанно обрадовался такому повороту дела, восклицая, что само провидение послало меня ему.
Я знал, что всё идёт по намеченному Магистром Люксамором плану, и не стал опережать события и донимать нового знакомца своими расспросами о роде его занятий, а также причине одинокой жизни вдали от людей, что обычно несвойственно молодости. И однажды Горнвальд сам раскрылся передо мной.
Он показал мне рукописи с арабской вязью и попросил попробовать разобраться в столь замысловатых письменах. Я охотно согласился и тут же бегло прочёл вслух несколько страниц, чем привёл моего приятеля в неописуемое изумление. Мне нельзя было долго скрывать истинную цель своего появления на Земле: просто не было времени – и я раскрыл карты.
Горнвальд не верил ни одному моему слову до тех пор, пока я не посвятил его во всё, что знаю об эликсире доктора Фауста и последствиях его применения. Само упоминание имени учителя мною, человеком со стороны, заставило Магнуса серьёзно вслушаться в то, что обыватель счёл бы шизофреническим бредом. Я рассказал Горнвальду, что теперь, благодаря эликсиру, он ченнелер и стал причиной возникновения в Реальности Третьего Измерения Мерцающей башни и появления меня, Эрлиха Пилигрима. Я поведал, сколько бед он натворил в будущем, ставя эксперименты с незавершённым эликсиром доктора Фауста; и сколько трагедий ещё ждёт миры, если формулу этого варварского зелья не уничтожить теперь же.
Я говорил о силах, которые существуют рядом с людьми и, в том числе, рядом с Магнусом, и весьма заинтересованы в том, чтобы заполучить формулу в своё распоряжение.
После многочисленных продолжительных бесед мои доводы наконец показались Горнвальду убедительными, и он дал согласие на уничтожение всех записей доктора Фауста. На заре на берегу старого Ара запылал костёр забвения, в котором сгорели мечты и надежды всей жизни доктора Фауста и его ученика. Весь день Горнвальд ходил угрюмый и не хотел со мной разговаривать. Но под вечер пара хороших стаканчиков «Арского» развязала ему язык, и я услышал трогательную историю любви Рихарда Фауста и сестры Магнуса, Маргариты; историю, имеющую прямое отношение к гениальному открытию честолюбивого учёного.
Маргарита была удивительным созданием: невероятно способной к наукам и прехорошенькой. Довольно редкое сочетание ума и красоты, да ещё настоящего доброго сердца делали её в глазах соседей и завсегдатаев винного погребка Горнвальдов существом не от мира сего. Родители души не чаяли в дочери, которой было позволено даже поступить в университет.
Она выбрала естественный факультет, с пристрастием изучая ботанику и мечтая вывести однажды уникальный сорт винограда, чтобы прославить доброе имя своего отца и помочь ему достичь настоящего процветания. Но всё это так и осталось лишь её мечтой. Маргарита только год побыла студенткой, как всё в её жизни резко переменилось. Горнвальды понесли серьёзные убытки из-за неурожая винограда и оказались в отчаянном положении.
Тем временем Магнус достиг того возраста, когда следует определяться с выбором жизненного пути. Он напрочь отказался продолжить дело отца-винодела. В его мечтах вырисовывался совсем иной образ будущего. Он грезил о карьере на интеллектуальном поприще, завидуя успехам сестры в университетских занятиях.
Наконец он заявил семье, что также желает стать студентом. Но кто-то должен был помогать стареющим родителям! И Маргарита уступила брату, смирившись с заурядной участью горожанки, вечно занятой хлопотами по дому и работой в винной лавке.
Но год в университете не прошёл бесследно для девушки. Будучи первой среди сокурсников, Маргарита Горнвальд своей неординарностью привлекала внимание многих профессоров, так что некоторые из них прочили ей блестящую карьеру учёной дамы, и все без исключения втайне восхищались её милыми тонкими чертами и, точно выточенной из мрамора, изящной фигурой. Маргарита умудрилась не оставить равнодушным к себе ни одного учёного мужа. Она всегда имела оригинальный взгляд на всё, какого бы вопроса ни касалась; чем просто приводила одних в неописуемое раздражение, в других же умела вызвать невероятное восхищение смелостью суждений и особенной манерой выражать свои мысли. Она делала это непринуждённо и столь уверенно, будто речь всякий раз шла о погоде за окном, а не о тонких научных материях.
Не раз и доктор Фауст оказывался в плену обаяния развитого ума и красоты юной Маргариты. Пожалуй, он единственный из всех умел выслушать её особенно долго, не выказывая при этом снисходительности к нежному возрасту девушки, а держался с ней на равных, давая понять, что ценит и уважает каждое её суждение, какое бы ни слетало с её уст.
Рихард боялся признаться себе, что не равнодушен к Маргарите Горнвальд. Он, бывало, смущался и краснел под напором иногда смело брошенного открытого взгляда больших серых глаз собеседницы или лёгкого прикосновения её одежды.
Маргарита быстро поняла, что ей легко и интересно общаться с Рихардом Фаустом, что она нравится ему и что он также ей весьма симпатичен. И начавшаяся было дружба между ними скоро переросла в нежную влюблённость.
Как только Маргарита приняла решение оставить своё студенчество, Рихард Фауст, недолго думая, подарил Маргарите кольцо в знак того, что придёт время, и они будут навсегда вместе, несмотря на разницу в возрасте почти в двадцать лет. Маргарите ничего не оставалось, как принять судьбоносный подарок, который сулил жизнь, грезившуюся ей в самых смелых мечтах: наконец завершить образование и стать причастной к большой науке наравне с мужем, который понимает её стремления и всегда готов поддержать.
Доктор Фауст был отнюдь не богатым человеком. Он признался Маргарите, что не имеет достаточно средств, чтобы содержать молодую жену и будущих детей; но уверял юную невесту, что работает над весьма прибыльным проектом, и ей осталось ждать совсем недолго. Шли годы, а срок свадьбы всё не приближался.
Влюбившись, как мальчишка, в сорок лет, доктор Фауст сразу стал ломать себе голову над вопросом, где взять достаточно денег на свадьбу и содержание семьи. Он сгорал от любви и мучился от отчаяния, беспрестанно молился, взывая к Небесам; превозмогая себя, карпел над фолиантами, пытаясь породить хоть одну эвристическую идею, обещающую материальное благополучие. И однажды, проснувшись утром, воскликнул: «Эврика!»
Это была мысль о создании эликсира вдохновения. Но это была антинаучная мысль! Её воплощение в жизнь возможно было лишь с помощью алхимии, но никак не в рамках классической науки! И доктор Рихард Фауст пожертвовал ради любви карьерой университетского профессора, заперев себя в тайной алхимической лаборатории, в старой штольне на берегу старого Ара.
Маргарита ежедневно носила обеды своему суженому в его отшельнический приют. Но как-то раз она занемогла и попросила брата навестить Рихарда. Магнус Горнвальд, бывший студент доктора Фауста, увидев, что сотворил с собой столь почитаемый им профессор химии, выразил сожаление, что больше не услышит его замечательных лекций и никогда не сможет иметь честь быть его учеником и последователем. Вскоре после этого разговора Рихард Фауст, решив, что ему не помешал бы толковый ассистент, пригласил Магнуса Горнвальда принять участие в его работе над созданием эликсира вдохновения.
Честолюбивый Горнвальд чрезвычайно увлёкся идеей обезумевшего от любви алхимика Фауста и стал его правой рукой, моментально вникая во все тонкости алхимических процессов. Вскоре доктор Фауст уже ни дня не мог обойтись без действенной помощи столь способного ученика, который сумел приобрести симпатию и дружбу своего учителя. Работая в тесном тандеме с расторопным Магнусом Горнвальдом, Рихард Фауст надеялся на скорое и успешное завершение предприятия.
После той злосчастной ссоры, как я уже рассказывал, – и Скрибиус громко прокашлялся, почему-то похлопав Ника по плечу, – после той злосчастной ссоры, вызванной принципиальными противоречиями во взглядах учителя и ученика на то, каким путём прийти к завершению эликсира вдохновения, Рихард Фауст слёг, сражённый сердечным недугом. К этому моменту ему было уже сорок восемь лет.
Отдав себе отчёт в том, что теперь без помощника ему одному уже не завершить работу, а значит, никогда и не жениться на Маргарите, Рихард Фауст впал в глубокую депрессию и, почувствовав, что дни его сочтены, написал невесте прощальное письмо.
В этом последнем послании он, вместе с признанием в вечной любви, мольбами о прощении за долготерпение и обманутые надежды своей невесты, ставил в известность Маргариту о своей скорой кончине. К письму прилагались дневники, в которых описывалась формула незавершённого эликсира вдохновения, а также указывались имена некоторых алхимиков, которые могли бы заинтересоваться продолжением исследований и дорого выкупить у единственной наследницы доктора Фауста все материалы его изысканий.
Последняя запись в дневнике гласила: «Господа, не доверяйте Магнусу Горнвальду. Он мой идейный враг и губитель всей жизни. Сегодня, видимо, последний мой день на этом свете. Приступы стали всё невыносимее».
Через два часа после того как была сделана эта запись, доктора Рихарда Фауста не стало. Безутешная двадцативосьмилетняя Маргарита поклялась умирающему жениху выполнить все его поручения и спустя некоторое время отыскала человека, назвавшегося Освальдом Варгнером, который выкупил у неё наследие доктора Фауста.
Новый владелец формулы незавершённого эликсира вдохновения не значился в списках алхимиков, упомянутых в письме умирающего доктора. Но Маргарита Горнвальд, желая всё-таки выполнить его последнюю волю, по трагической оплошности позволила чернокнижнику, выдавшему себя за давнего почитателя профессора Фауста, прикоснуться к тайне, которая не должна была быть явлена миру через служителя тьмы. Довольно и того, что натворил Магнус Горнвальд, ставя на себе опыты и пытаясь завершить эликсир!
– Чего же ужасного натворил Освальд Варгнер, заполучив формулу доктора Фауста? – не удержался от вопроса Ник.
– Чернокнижник приготовил снадобье, как было указано в инструкции его первосоздателя. Острая зависть овладела всем его существом. Освальд Варгнер, в отличие от Магнуса Горнвальда, завидовал успеху великих композиторов, а не писателей. Ну и ты можешь догадаться, мой друг, что Варгнер натворил в мире звуков! Ты легко можешь себе представить, кого и на какие злодеяния могла вдохновить та музыка преисподней, которая рождалась в недрах тёмной души новоиспечённого композитора! – с горечью произнёс Скрибиус, на минуту умолк, видимо, восстанавливая в памяти канву прошлых событий, затем продолжил воспоминания вслух. – Когда я услышал историю любви Рихарда и Маргариты, то сразу понял, что злосчастная формула всё ещё существует. Я отправился к Маргарите и рассказал ей всё о своей миссии. Она же, в свою очередь, плача, поведала мне о последней воле умирающего и своих стараниях найти достойного преемника доктора Фауста.
И вместо того чтобы вернуться Домой, я вынужден был остаться ещё на два столетия и гоняться за злополучной формулой, которая как проклятье появлялась то там, то здесь, коверкая судьбы людей и миров!
– Но что стало с Магнусом, который теперь потерял смысл жизни? – недоумённо вопрошал Ник. – И почему ты, Скрибиус, не уговорил его сразу всё исправить, чтобы не ждать, пока написанное материализуется?
– Я так и поступил, мой друг, предложив Магнусу Горнвальду завершить свою книгу так, чтобы доброе начало восторжествовало. Но Магнус попросту не смог. В нём не было той движущей силы, которая заставляет художника творить: у него не было вдохновения! – и горечь сожаления послышалась в голосе Скрибиуса.
– А как же эликсир вдохновения, который всё-таки удалось завершить Магнусу Горнвальду?! – почти прокричал недоумевающий мальчик и остановился перед собеседником, глядя ему прямо в глаза.
– Не всё так просто, Ник! Не всё так просто! Эликсира вдохновения – в буквальном смысле этого слова – и не существовало! Столь красиво лишь называлось снадобье, переключающее сознание человека на иной, более тонкий, уровень восприятия реальности. С помощью этого средства можно было проникать в область Пятого Измерения. Я уже говорил тебе, что доктор Фауст как выдающийся мыслитель и исследователь опередил своё время на два столетия. Сейчас я подробнее на этом остановлюсь.
Видишь ли, в процессе эволюции человечество рано или поздно получит возможность естественным путём, путём усовершенствования механизмов восприятия, постигать реальность абсолютно по-новому. Я говорю о более высоком уровне развития сознания, которому доступно иное видение реальности.
А Магнус Горнвальд, употребив завершённый им эликсир, искусственно получил возможность общаться с Высшими Личностями, населяющими более тонко организованный мир, часть общей Реальности, ставшей доступной его обострившемуся восприятию. Но природа художника слова всё же не была присуща Горнвальду! Магнус стал ченнелером, приёмником информации, а не творцом искусства!
– Правда, у Магнуса Горнвальда был ещё один способ, чтобы всё исправить при жизни! – и Скрибиус улыбнулся, но в глазах его не было радости.
И Ник понял, что Горнвальд не использовал и этот, второй, шанс.
– Ты прав, Ник, – прочёл мысли мальчика его проницательный собеседник, – Горнвальд не смог воплотить в реальность и то, другое, что я ему предложил. Я хотел, чтобы Магнус построил Тело Света и проник за Завесу Туманности, разделяющей миры, поднялся по ступеням Мерцающей башни и воссоединился со своим всемогущим Высшим Началом, источником вдохновения в человеке. Вот тогда книга Магнуса Горнвальда получила бы необходимое завершение!
Понимаешь, Мерцающая башня и сама Завеса Туманности не видимы и не проницаемы для грубого физического тела человека. Поэтому его нужно переструктурировать определённым образом. Исполниться Света Магнус Горнвальд должен был при помощи святого слова псалмов, читаемых утром и вечером в порядке, указанном в принятых им самим ангельских посланиях.
Магнус Горнвальд начал эту работу, поселившись в одном из монастырей З-га под именем Сунгам Дальвангор, и до конца своих дней её старательно исполнял. Тело Света он построить не успел, окончив свои дни в возрасте восьмидесяти девяти лет, ибо так распорядилась судьба.
Скрибиус умолк, направившись к столу.
– Так вот почему во мне существует такая неодолимая жажда достичь Мерцающей башни! Там моя сила, там я могу ощутить себя единым целым со своим Высшим Началом. Так вот почему мне грезилось, что там мой Дом! – потрясённый этим новым осознанием своих некогда смутных стремлений, Ник с жаром обнял Скрибиуса и, исполненный благодарности к этому странному и теперь единственному на свете близкому человеку, расплакался, уже ничуть не стесняясь своих слёз.
Скрибиус нежно гладил Ника по его тёмным волнистым волосам и молча улыбался. Мальчик поднял на него полные слёз глаза и почти прошептал:
– Ты так и не поднимался больше по ступеням Мерцающей башни с тех пор, как спустился из-за меня на Землю двести лет назад?
Скрибиус покачал головой:
– Нет, Ник! Как бы я ни хотел снова оказаться в родной обители Света, я не мог отказать Им. Высшие попросили меня остаться и продолжить работу здесь.
После того как я всё-таки уничтожил формулу, предав огню последнюю копию дневников доктора Фауста, я поселился в этом монастыре в те времена, когда он был ещё чист. Мне было известно, что его ждут чёрные дни. Я пришёл сюда, чтобы помочь спасти монастырь, сохранив фундамент Света хотя бы в малюсеньком его уголке. Иначе это последнее пристанище детей божьих рухнуло бы, находясь только под властью тьмы. Я поддерживал живой дух монастыря, общаясь с Высшими, записывая их слова, читая молитвы и псалмы, очищал это место, как мог. Но чтобы всё исправить, моих сил не хватало. Я ждал тебя, Ник, ибо только вместе нам предначертано одолеть тьму! Теперь ты пришёл, мы наконец встретились, и я счастлив, по-настоящему счастлив за последние двести лет!
– Ты пойдёшь со мной, Скрибиус? – робко спросил мальчик.
– Нет, дорогой, мне нельзя покидать свой пост. Я нужен здесь, чтобы удерживать Свет. Всю остальную работу ты должен проделать сам. Ты уже достаточно подготовил себя, читая псалмы и молясь, будучи Сунгамом Дальвангором, монахом З-ского монастыря. В твоей душе уже много Cвета, так много, что Ангелы заметили его и вышли с тобой на связь, дав тебе новый способ построения Тела Света. Скоро ты завершишь его сотворение, и Мерцающая башня откроет тебе свои Врата. Однажды тебе представится возможность вернуться в вожделенную обитель Света! Ты наконец по-настоящему почувствуешь, что значит быть дома! Только верь, Ник!
Теперь, когда ты всё узнал, нельзя терять времени, мой мальчик, ибо каждое мгновение порождает где-то во Вселенной новую цепную реакцию разрушения миров. Иди, – и Скрибиус крепко обнял Ника.
– Да, конечно, мне надо идти, но я не хотел бы прощаться, Скрибиус! – медленно произнёс мальчик.
– Я тоже, Ник! – великан улыбнулся, подошёл к узкому стеллажу у стены и легонько толкнул его.
Стеллаж повернулся вокруг своей оси, и с улицы потянуло ночной прохладой. В библиотеку ворвались запахи влажной травы и цветов монастырского сада.
Перед Ником открывался путь, путь победителя или побеждённого. Послушник оглянулся на своего единственного друга, который был как всегда спокоен, потому что многое знал наверняка. Но можно ли до конца понять тайну жизни двенадцатилетнего монастырского подкидыша, который вступил на Путь Служения? Что преподнесёт ему судьба воина Света? Сможет ли он в этой жизни свершить то, что не удалось когда-то ни Магнусу Горнвальду, ни Сунгаму Дальвангору? Или придётся ждать своего часа целую Вечность? Ник шагнул в ночь неизвестности.
Глава 6
ПОЛНОЛУНИЕ
Юный послушник брёл по сырой траве монастырского сада, казалось, ничуть не заботясь о своей невидимости. Тем временем круглый глаз луны-соглядатая зорко всматривался в полуночную темноту, силясь разглядеть из-за облаков всех, кто в эту ночь способен отбрасывать тени. Послушник неспешно шёл, сбивая с травы носками обуток холодные дождевые капли. Тени следом не было, как не было, в каком-то смысле, и самого идущего. Ник изо всех сил старался удерживать в воображении вокруг себя золотой поток, позволяющий прятаться за ним от недружелюбных взоров. Беспокойные мысли роились в голове отрока: одни больно жалили в самое сердце, другие назойливо мельтишили вопросами, пытаясь превратиться в ответы. Те, в свою очередь, возникнув в смутных глубинах души, проносились мимо, не пойманные в жёсткие сети сознания.
Вдруг в голову Ника ворвалась странная мысль, мысль о Скрибиусе. И не она сама была необычной. Удивительным было то, что появилась она только теперь, когда все слова между друзьями были сказаны. Но эта мысль, этот вопрос, очевидный до невероятности, так и не прозвучал там, в стенах библиотеки. Во время столь продолжительного разговора Нику так и не довелось задуматься над тем, как это Скрибиусу удалось так потрясающе молодо для двухсотлетнего человека сохраниться, в то время как Магнусу Горнвальду суждено было умереть от старости, не завершив поэтому работу над созданием Тела Света? Вернуться и спросить об этом?
Ник оглянулся – в полумраке ночи шевельнулись от ветра мохнатые кусты. Входа в библиотеку не было. Зоркий глаз луны выкатился из-за облаков и бросил жёлтый взгляд на поляну, открывающуюся впереди. Ник оставил мысль о возвращении, отложив разгадку тайны Скрибиуса на потом, и решил продолжать путь. Вынырнув из-за деревьев на освещённое луной место, Ник отпрянул, вдруг забыв о своей невидимости, и спрятался в мохнатой зелени кустов.
Навстречу ему с противоположной стороны поляны выступали трое. Две длинные и коротенькая тени упали на траву – и из мрачной кущи деревьев заброшенной части сада под лучами полной луны появились фигуры в монашеских одеяниях. Одну из них Ник узнал сразу. Её нельзя было не узнать! Это был тот самый злосчастный омерзительный карлик, ужасная ошибка Магнуса Горнвальда! Сюда пожаловал сам владыка Плеон, проклятие всей его жизни! Интересно зачем? Что Плеон тут делает с этими двумя? И кто они?
Один – толстяк-громадина с блестящей лысиной. Другой – не откидывает куколь – длинный и чрезвычайно худой, как швабра в балахоне. Странно движется, с трудом перемещая конечности по траве; будто пугало огородное, при свете солнца исправно караулившее монастырские грядки, вдруг ожило под магическими лучами полной луны и принялось учиться ходить, подражая человеку.
Ник невидимкой сидел в своём убежище, вдобавок укрытый темнотой и зарослями мохнатого кустарника. Он не смел шевельнуться, хотя ветер шуршал зеленью ветвей и скрывал малейшие признаки присутствия четвёртого вблизи поляны. Оттуда вдруг послышались голоса.
– Дальше мы не пойдём, Мортон. Остановимся здесь. Тебе же нужен свет луны! Там, впереди, снова заросли. Брат Савл тебя, наверняка, не разглядит! Трапеза может быть испорчена! – раздался знакомый пронзительный голосок карлика, в котором теперь сквозила ядовитая усмешка.
Лысый толстый монах по имени Савл, стоявший рядом с владыкой Плеоном, почуял неладное и попятился, собравшись было бежать. Но сделав неудачную попытку, вдруг замер как вкопанный перед зрелищем, открывшимся ему вдруг.
Худой и длинный откинул куколь, и голый череп скелета, освещённый полной луной, обратил свои пустые глазницы на остолбеневшего Савла. Тот, которого карлик именовал Мортоном, издал звук, напоминающий свист, и, будто прочищая горло, проскрипел:
– Это ведь ты, Савл, упустил мальчишку, не так ли? За ошибки здесь платят смертью! Ха-ха-ха! – и окрестности огласил жуткий трескучий хохот скелетоголового. – Гляди мне в прямо глаза, Савл! – скомандовал Мортон.
И монах безвольно уставился в пустые его глазницы.
Ник похолодел от ужаса того зрелища, которое разворачивалось перед ним. Толстый Савл вдруг стал усыхать на глазах: кожа его одрябла, и сгорбленным стариком он замертво упал на траву. Но что стало с Мортоном! Голый череп вдруг приобрёл кожу и волосы, появившиеся глаза отразили лунный свет!
– Ну вот, Плеон, я снова в форме до следующего полнолуния! Это так приятно и весьма удобно. Не хотел бы ты перенять мой способ восстановления жизненных сил? – и Мортон хрипло захохотал. – Не надоело тебе, Плеон трястись от страха, что твои писцы все в одночасье передохнут от старости или однажды взбунтуются, а новые не успеют народиться на свет! И клонов я тебе не дам! Что тогда будешь делать? Может, вспомнишь меня? А я предлагал!
– Ты, что же, шутить надо мной вздумал, Хем? – процедил сквозь зубы карлик, метнув в сторону насмешника злобный взгляд.
– Ну я же просил не называть меня Хемом! Ведь я на Земле, Плеон, на планете свободного выбора! И я выбрал для себя другое имя: здесь я Мортон, понял?! Вот на Нибутуме я, действительно, Хем, «повелитель»! А здесь забудь это имя навсегда, карлик! Здесь это просто насмешка надо мной! Лишнее напоминание о моём ничтожестве! Не задевай меня за живое, Плеон! А то! – прорычал Хем-Мортон.
Следом раздался пронзительный писк:
– Ты, что же, Хем, угрожать мне вздумал? Да вспомни, кто даёт тебе и твоей жалкой планете возможность существовать! Я! Я даю! Из моих узников Астуса ты сосёшь свои хрононы и без конца и края транслируешь на Нибутум! Да такими темпами, что мои писцы так быстро стареют и мрут как мухи, что я, действительно, не успеваю их обновлять! Никакими клонами в жизнь не расплатишься! Уймись, Хем! Твои амбиции слишком раздулись, не лопни, спесивый дурень! Запомни: твой Нибутум живёт, пока живу я!
– А ты не слишком много на себя берёшь, владыка? Ты владыка этого монастыря – да! Но до тех пор пока я не рассказал писцам Астуса, почему им следует прекратить копировать «Северный монастырь» и уничтожить всё до последней строчки о тебе! В конце концов, ты не единственный, Плеон, кто может создать мне идеальные условия для работы! Я могу найти любого другого диктатора, кто держит под страхом смерти сотни, а может, и тысячи! И если не найду подходящего на Земле – найду на любой другой планете! Мало ли кому потребуются мои клоны! – самоуверенно прохрипел Хем-Мортон.
– Ты как был тупым ничтожеством, так и останешься таковым, тёмный, убогий нибутумиец! Да будет тебе известно, невежда, что только земляне, но не выходцы с других планет, способны источать хрононы, пребывая в постоянном страхе смерти, ибо так устроена их гнилая начинка под названием «душа»! Подобной конструкции души ты не встретишь ни на одной планете в пределах Вселенной! Поэтому на других планетах тебе делать нечего, Хем! – изо всех сил умничал Плеон, пытаясь «переплюнуть» хоть в чём-нибудь своего учёного компаньона. – А что касается меня, то я – вечный диктатор, в то время как другие приходят и уходят! И тебе совершенно невыгодно разрушать наш альянс! Тебе лучше не ссориться со мной, Мортон, – ядовито усмехнулся карлик. – К тому же, ни одному заказчику на всей Земле не требуется столько клонов, сколько их запрашиваю я!
– Да ладно, Святейшество! Я ведь только начал эксперимент по трансляции хрононов на Нибутум, – как всегда стал подыгрывать владыке Мортон. – И если моя планета признает новый способ питания единственным, то я навсегда останусь повелителем нибутумийцев! И тогда я, может быть, скажу «спасибо» Сатурнаилу за этот дрянной кусок, который вывалился из пояса его чёрной планеты и потерялся в глубоком космосе! Я выращу из него настоящую планету и стану по праву её властелином. И пусть миры содрогнутся под натиском мощи Нибутума! Сатурнаилу и не снилось такое! Пусть затрепещет и он, мой бывший хозяин! Он увидит, на что я способен! Когда-нибудь Хем Игитон, жалкий вассал, перестанет прятаться под чужими именами, скитаясь по чужим мирам, и вернётся домой героем! Я стану живой легендой Нибутума! Признаю: не без твоей помощи, Святейшество!
– Уймись. Мортон! Этот твой высокопарный бред я слышал не раз! Ты до сих пор не властелин, а жалкий изгнанник, сбежавший от своих преследователей! И здесь я – твой хозяин! Это я дал тебе приют! И пока у тебя нигде нет ничего другого, зарвавшийся мечтатель! Служи мне верой и правдой и всегда будешь сыт, по крайней мере! И жив! – ворчливо процедил владыка Плеон и, высоко подняв голову, сошёл с поляны и скрылся во тьме садовых зарослей. Следом за ним в куще деревьев исчез Мортон.
Невероятно испуганный круглый глаз луны кидал свои робкие взоры сквозь щель между облаками, будто сожалея, что оказался невольным свидетелем появления на поляне скрюченного трупа в монашеском одеянии.
Как только Ник убедился в том, что убийцы скрылись из виду, он вышел из своего убежища и приблизился к тому, кто раньше был братом Савлом. Мальчик хорошо помнил толстяка при жизни, но ничего особенного о нём теперь не приходило на ум. Некогда розовощёкий тридцати с лишним лет обжора лежал перед ним на боку, но это был вовсе не прежний Савл, а высохший сморщенный старичок! Нику из-за кустов действительно не померещилось: именно старичок. Надо же! За какие-нибудь пять минут у него высосали всю жизненную силу! Всю до капельки! Выходит, он за пять минут прожил почти целую жизнь! Это невероятно! Ника залихорадило от негодования. «Я остановлю Мортона! – пронеслось в горевшей голове послушника. – И Плеона остановлю! И Плеона! Но как? С чего начать?»
Ник шёл по бурелому неухоженной части сада, спотыкаясь о ветки, как вдруг набрёл на крохотную калитку в каменной стене монастырской ограды. Почему-то калитка легко поддалась слабому толчку, и Ник оказался прямо на кладбище. «Понятно! Эти двое позаботились о том, чтобы сегодня охраны у стен было как можно меньше или совсем не было. Они собираются вынести из сада труп!» – подумал послушник.
В кустах за оградой монастыря кто-то зашевелился. «А вот и они! Видать, несут тело Савла», – мелькнула в голове Ника мысль, от которой его передёрнуло. Но это были не Плеон и не Мортон. В высоком, худощавом, сутулом, поминутно подёргивающем головой человеке, который тащил за ноги скрюченный труп старика, мальчик узнал юродивого Афа, жившего и зимой и летом в холодной пристройке к зданию монастыря и почти никогда не покидавшего своего жилища. Ник, надёжно окутанный пеленой невидимости, направился вслед за Афом.
Юродивый, достигнув овражка, поросшего бурьяном, скинул туда труп и завалил его ветками. Исполнив свою нехитрую работу, Аф поспешил удалиться. Ник услышал, как еле скрипнула калитка и заскрежетал ключ в замке.
Всё! Теперь он вне стен монастыря! Наконец-то, наконец-то он выбрался из своей омерзительной тюрьмы, державшей его, словно в тисках, все двенадцать лет! Тюрьма! Так отчётливо отрок не осознавал, чем на самом деле был для него монастырь. За его каменной оградой притаилось это жуткое сборище палачей и могильщиков! И Ник бросил тоскливый взгляд на овражек, поводив плечами, кое-как справился с подкатившей к горлу волной тошноты. Мальчик стоял посреди частокола деревьев, скрывавших под своими корнями сотни разлагавшихся тел невинных жертв, павших от кровавых рук его воспитателей. При этой мысли ему захотелось бежать, бежать как можно скорее от этого гиблого места и больше никогда, никогда в жизни сюда не возвращаться!
Ник нёсся по мокрой траве что было сил. Зоркий лунный глаз всматривался в бегущего, пока тот не замедлил движение, чуть не врезавшись в высокую каменную плиту, вертикально вкопанную в землю. С трудом переводя дыхание, Ник попытался обойти её, как вдруг упал, сбитый с ног выросшим будто из-под земли человеческим существом. Существо, ударившись о то, что было невидимым Ником, завопило на весь лес, заглушая раздававшийся то там, то сям вой кладбищенских собак, вдруг умолкло и огляделось по сторонам. Поднявшись на ноги, Ник вгляделся в полумрак лунной ночи и ахнул от удивления: вопившим существом оказалась девочка лет двенадцати-тринадцати, стоявшая теперь на коленях у надгробной плиты и, закрыв лицо руками, горестно всхлипывала:
– Папа, папочка, зачем ты оставил меня совсем одну на белом свете! Куда мне идти? Что мне делать без тебя? Зачем ты ушёл и не взял меня с собой? Забери меня к себе! Слышишь?! Слышишь ли ты меня?!
Ник осторожно подошёл к плачущей девочке и бросил взгляд на могилу того, к которому так неистово взывала она. «Светослав Грымов. Профессор Н-ского университета», – прочёл мальчик выгравированные строки на надгробной плите. Сырая земля комьями кое-где была разбросана вокруг захоронения. «Видать, сегодня днём погребли, – пронеслось в голове Ника. И вдруг вспышка озарения, как молния, резанула сознание: – Надо открыться ей, побыть с ней, а то, чего доброго, изведёт себя, свихнётся, такая истеричная! И одинокая!»
Ник перестал удерживать в сознании образ золотого потока, свивающегося вокруг него в кокон невидимости. И постепенно в темноте за спиной плачущей девочки стали прорисовываться очертания юного послушника с взъерошенными вьющимися волосами до плеч. Послушник легонько тронул девочку за руку. Та резко обернулась и упала, потеряв равновесие.
