Алексей Александрович Стопичев "Босиком по стеклу…"

– Ребятам! Ребятам несите! У нас итак всё есть. А вы защитники наши! В земле сидите сколько времени! Порадуйте себя сладеньким!

Даже балагур Денис конфузился, благодарил и курил в сторону. А сладкое обещал раздать ребятам на передке.

А Варя отстирывала потрёпанную уже форму на режиме «деликатный». Не включала обороты, чтобы форму не повредить, и сушила во дворе. И капли с одежды падали в пыль двора. А потом бережно выглаживала одежду. Складывала отдельно в два пакета. Один – Сергею, второй – Денису. Увидит Дениса с Сергеем и выносит пакеты. Отдаст стиранное, а те благодарят неловко. Смущаются. Будто не военные, а дети малые!

В одну из ночей гремело очень уж сильно. Пару раз снаряды даже в село залетали. Слава Богу, никого не ранило. А с утра Денис пришёл один. Какой-то мятый, лицом серый. Варя выскочила с пакетами весёлая, радостная. Закричала:

– Спасибо, родненькие! Защитили! А где Серёжа? Я тут пирожков наготовила!

Денис неловко взял свой пакет, прислонил к себе и «спасибо» сказал.

– Его не отпустили? – спрашивала Варя солдата, пытаясь заглянуть в глаза. И сунула пакет с вещами: – Так возьми! Передашь! Скажи, всё постирала и отгладила!

– Спасибо, Варя, – Денис вдруг посмотрел на неё и добавил: – Ему… ему не надо больше…

Развернулся и пошёл боком как-то. Всё так же прижимая неловко пакет к груди. А Варя села на землю. И смотрела вслед, не в силах ничего сказать. И лишь когда Денис скрылся – заорала в голос. Уткнулась лицом в солдатскую одежду и ревела навзрыд. И потом плакала весь день. А перед выплаканными глазами всё стоял, неловко улыбаясь, Серёжа из Подмосковья…

Доширак

Серёга бережно придвигает ко мне тарелку с пирожками и говорит:

– Угощайтесь!

– Спасибо, не нужно, – говорю ему. Неудобно у пацанов еду брать. Мне через неделю назад, к пирожкам, а у них тут такое – редкость. Армейская еда хорошая, калорийная, но не пирожки. А брать у местных – себе дороже. Мне тут случай бойцы рассказали, бабушка божий одуванчик угостила ребят выпечкой. В итоге – трое двухсотых. Яду подсыпала, ведьма оболваненная. Грех на душу взяла и глазом не моргнула. Внучок-то Бандере поклоняется. Весь в свастиках по ту сторону фронта бегает.

Потому в самом начале командировки предупредили – у местных ничего не брать! Воду проверять, чтоб закупорена. Чтобы на бутылке дырочек от иголок не было. Нормальных, тех, кто рад русским – в разы больше. Но даже одна погань может бед наделать…

Серёга, видимо, подумал, что боюсь, говорит быстро:

– Пирожки хорошие! Хозяйка проверенная. Да и мы уже ели их. Нормально всё!

– Спасибо, я, правда, не хочу, – мотаю я головой, – Обожрались перед выездом тушёнки. Не влезет!

– Тогда чайку? – ребятам хочется меня хоть чем-то угостить, и я киваю согласно.

Подают крепкий, наваристый чай. Пьём. Треплемся. Спрашиваю у одного:

– Чем занимаешься?

– «Покемона» вожу, – отвечает он.

Наверное, лицо у меня красноречивым стало, потому как заржали все, и водитель поспешил объяснить:

– Так «Урал» с кунгом прозвали! Покемон! Потому что смешно выглядит.

– Расскажи про службу, – я аккуратно дую на горячий чай.

– Езжу, в наряды хожу, – пожимает плечами боец. – Два колеса недавно пробил – менял. Стартер, зараза, полетел, тоже менять пришлось.

Не рассказывают пацаны о геройских подвигах. Хотя многие на СВО с самого начала. Но как-то не принято у них хвастать ни наградами, ни боями, ни обстрелами. Делают своё дело, да пошучивают друг над другом. Так оно веселее время проходит. Да и страх от смеха убегает, прячется. Впрочем, один боец мне про обстрел рассказал…

Служит у них Паша, связист. Парень юморной, весёлый и бесстрашный до одури. Душа компании и источник постоянных шуток и розыгрышей. Он-то и оказался героем истории с дошираками. Его просят рассказать, и Паша, немного смущаясь, начинает:

– Стояли мы под Харьковом. Обстрелы постоянно были. И такие, серьёзные. Один раз нас часов семь без перерыва долбили. Ну, а ели – понятно что – армейская еда.

В заброшенной избе, где мы сидим, горит лампочка, и блики её посвёркивают в глазах вечно улыбающегося связиста.

– А тут нам дошираки привезли и сосиски гражданские.

– И сок! – кричит кто-то весело и Паша кивает:

– И сок, – окружающие ржут, а Паша продолжает рассказ: – И только мы дошираки заварили, сосиски туда накрошили – обстрел!

– И обстрел лютый! – смеётся его друг, – А столовая на улице, естественно! И все в укрытие рванули!

– Я тоже вначале побежал, – связист обводит всех глазами: – А потом думаю: хана дошираку! И сосискам! И назад. Схватил миску, бегу и ем на ходу. Ну, думаю, прилетит, так хоть доширака пожру!

– А сок? – опять смеются вокруг.

– Про сок тоже вспомнил, – смеётся и Паша. – Вернулся и за ним. Схватил, и опять в укрытие. Залетаю туда, сажусь и ем доширак с сосисками. И чувствую – не то что-то. Поднимаю взгляд, а на меня остальные та-а-акими глазами злыми и голодными смотрят!

Все уже в голос ржут, и Серёга сквозь смех объясняет:

– Конечно, один Паша пожрать и успел!

– Кто смел, тот и съел, – связист разводит руками, и пацаны опять смеются беззлобно. Связиста они любят. За юмор. За умение над собой посмеяться. И за доширак, про который вспоминают при каждом удобном случае. Оно и понятно – доширак-то с сосисками был!

Руки…

Иса смотрел на свои руки – мозолистые, крепкие, натруженные. В мирное время этим рукам любая работа бы покорилась. А сейчас они привычно разбирают автомат. Управляются с гранатами. Ловко подгоняют снаряжение. Впрочем, работы солдатским рукам на фронте всегда хватает. Окопы копать. Блиндажи строить и землянки. Тут утеплить, там сетку натянуть, здесь подправить. По паспорту Исе двадцать три. По глазам – все пятьдесят. А руки и вовсе возраста не имеют. Бессмертные руки российского солдата. И глаза серьёзные, с прищуром. Даже когда солдат улыбается, они остаются цепкими, вдумчивыми.

Парня могло ждать большое будущее в спорте. Занимался единоборствами. Имел серьёзные успехи. Да дурацкая авария, когда не он за рулём был, перечеркнула спортивные мечты. Впрочем, Иса не расстроился. Пошёл в армию на контракт и параллельно поступил в вуз. Сейчас командир отделения, а мечтает полками командовать. Как дядя. Кстати сказать, дядя у Исы – целый генерал. И отец при должности немаленькой. А парень тут, на передовой. Тянет лямку со всеми наравне. И вечером, когда пьёт кофе со сгущёнкой, всё смотрит на свои руки. Эти руки кидалась целовать женщина там, в Изюме, где парень стоял со своей ротой.

Они охраняли КПП. Укрепились основательно: мешки с песком, нашли даже пару бетонных блоков. Игорь – ротный балагур – договорился с местным, и тот трактором притащил блоки, установил как надо, и парни почувствовали себя более защищёнными. Вражеские дээргэ, так зовут здесь диверсионно-разведывательные группы, прорывались часто. Открывали шквальный огонь. И если против пуль мешки с песком помогут, то против выстрела из ручного гранатомёта могут и не спасти. А так – можно сколько угодно времени отбиваться до прихода подкрепления. Даже вшестером.

Да, там они стояли вшестером. Сам Иса – командир отделения. Пулемётчик Игорь, тот самый балагур и балабол. Два Сашки, которых, чтобы не запутаться, называли по отчествам – Лексеич и Иваныч. Боря – самый возрастной, самый опытный и при этом самый молчаливый. И Серёга – снайпер. Вечно чуть прищуренный, ухмыляющийся. Который винтовку свою чуть ли не больше, чем супругу любил. Отчего Игорь под смех сослуживцев грозил написать серёгиной жене, что тот ей вовсю изменяет с железякой!

Туда и выбрела эта женщина. По меркам Исы почти пожилая – лет сорока, наверное. С родинкой на лице и смешным говором. Впрочем, возраст могла добавить и измождённость. И постоянный слой землистой пыли на лице. Нацисты с непонятным российским солдатам упорством били по жилым кварталам из артиллерии, отчего местные постоянно сидели в подвалах. Про этих людей и рассказала женщина с родинкой. Пришла к контрольно-пропускному пункту, постояла рядом с солдатами. Те примолкли сразу, а Иса, как старший, спросил:

– Нужно что?

Женщина помялась немного и спросила:

– Вы не знаете, гуманитарки не будет? А то у нас дети в подвале голодные сидят…

– Как дети? – вскинулся Серёга, которого две дочки дома дожидались.

Женщина как-то нервно дёрнула плечом вместо ответа и оглянулась тоскливо на улицу.

– А ну, пойдёмте, – решительно сказал Иса и бросил своим: – Серёга, со мной. Остальные – бдеть!

Они шли втроём по пустынной улице, мимо школы, забывшей смех детей. Мимо угрюмых, многоквартирных затаившихся домов. Под ногами изредка хрустело стекло из выбитых стёкол. Недалеко работала артиллерия. Возле одного из домов женщина прошла к подъезду и нырнула в подвал. Бойцы переглянулись, Иса поудобнее перехватил автомат и привычно щёлкнул предохранителем. Патрон уже был в патроннике, так как пацаны давно привыкли ходить так, чтобы не тратить драгоценные секунды на клацанье затвора. командир отделения аккуратно пошёл по ступеням вниз, максимально быстро приноравливаясь к полумраку. А когда вслед за женщиной спустился вниз, поражённо замер. В небольшом подвале сидело человек сорок. На ветоши, на каких-то ящиках и досках. И десяток детей. Мальчики и девочки. Тихие и угрюмые. Отвыкшие плакать и капризничать.

Идущий сзади Серёга заматерился и Иса бросил через плечо:

– Отставить!

Снайпер сразу замолчал пристыженно, потом осмотрел притихших жителей и спросил:

– Кушать совсем нечего?

– Почти ничего не осталось, – проговорил пожилой мужчина, пошамкав губами. – И выйти боимся. Захистники видишь, головы высунуть не дают.

– Да мы бы ещё ничего, – жалобно проговорила женщина, – Деток жалко!

Иса повернулся к Серёге:

– Иди, «сухпаи» наши принеси! И ещё, что есть…

И порадовался, что не успели они пообедать. Что целых шесть сухпаёв есть. Да «гуманитарка», которую им передавали.

Пока Серёга бегал за продуктами, пока вернулся с Игорьком, Иса говорил с местными. А женщина, вышедшая к ним на КПП, всё смотрела заискивающе и повторяла:

– Вы ж родненькие наши! Не то что те… – и грозила куда-то в сторону кулачком. А Иса смотрел на родинку на лице, слушал южнорусский говор, и в душе переворачивалось всё от жалости.

К удивлению солдат жители не накинулись на еду, а сразу стали перебирать, откладывать на сегодня, на завтра. И делить между всеми. Дети, как самые нетерпеливые, под артиллерийскую канонаду тут же принялись грызть галеты. А бойцы, чтобы не смущать остальных, пошли к выходу.

– Родненькие! Родненькие вы наши! – причитала женщина и всё пыталась поцеловать Исе руки. Он отбивался смущённо и говорил:

– Да вы что? Перестаньте, пожалуйста!

И двигался, двигался к выходу.

Так и повелось с тех пор. Солдаты выпрашивали еды побольше и относили в подвал жителям. А женщина с родинкой всё благодарила, всё норовила руки солдатам целовать и клялась, что вовек доброту не забудет. А потом поступил приказ уходить. Пацаны собирали свои немногочисленные вещи, когда опять пришла женщина с родинкой. И заплакала вдруг невпопад: – Как же мы без вас, родненькие?

– Хотите – пойдёмте с нами, – проговорил Серёга. – Там всех желающих эвакуируют в Россию. Помогут и с жильём, и с работой.

– Да куда я квартиру брошу? – всплеснула руками женщина, перестала плакать и спросила: – А у вас консервов не будет ещё?

Игорёк молча выгреб оставшуюся еду и отдал женщине. Та привычно перегрузила всё в клеёнчатую сумку и поковыляла к дому. Один из Сашек, который Иваныч, тяжело вздохнул, но промолчал. Отдавали уже сколько дней свою еду, а сами перебивались кое-как. Но не жаловались. Сообща решили местным помогать. Даже мысли не возникло свою долю зажать.

А потом был Купянск, Сватово, Троицк. Ребят помотала фронтовая круговерть. Но нет-нет и вспоминал Иса ту женщину с родинкой, да подвал с детьми. Интернет тут выпадал редко, когда случалось вырваться в районный центр. В одно из таких посещений ребята пошли в магазин за свежими булками. А Иса присел на улице и задумчиво смотрел на собачку, лениво лежащую возле входа. Из магазина с телефоном в руке вдруг вышел Игорёк с какой-то кривой, горькой и будто чуть смущённой ухмылкой. Присел рядом и ткнул гаджет в руки друга:

– Не узнаёшь тётку?

Иса глянул вначале равнодушно, и вдруг впился в экран. На видео та самая, с родинкой, бежала с украинским флагом навстречу въезжающим в город ВСУ и орала в экстазе:

– Родненькие! Родненькие вы наши!

Иса не поверил. Перелистнул видео на начало, но сомнений не было.

– Да погоди, это не всё, – ухмылка Игоря стала больше похожа на оскал, он открыл другое видео. И там та самая, с родинкой, рассказывала на камеру, как издевались над ними подлые орки. Как избивали и насиловали. Когда Иса поднял голову, рядом с ним стояло всё отделение.

– А, та? Из Изюма? – процедил Серёга. А Сашка, который Иваныч, проговорил с сожалением:

– А мы сколько дней не доедали. И надо было кормить?

– Надо, – закаменевшими губами сказал Иса. Втянул воздух через стиснутые зубы и повторил твёрже: – Надо!

– Детей кормили, дети-то ни при чём, – примиряюще сказал Иванычу снайпер.

Иса кивнул согласно головой и посмотрел на свои руки – мозолистые, крепкие, натруженные. Именно их всё время пыталась поцеловать та женщина, с родинкой. Потом поднял голову. Посмотрел на пацанов своих, и сказал как всегда веско, тщательно подбирая слова:

– Кто знает, что с ними там и почему они так говорят? Каждый жить хочет.

Пацаны тихо пошли к машине, и даже балагур Игорь молчал подавленно. Пацаны ещё не понимали, что не просто людей кормили. Они сами людьми оставались…

Правда земли…