Буран
Люба Абрамич
Падает самолет…и через какое-то время в кабинете психолога Ульяны раздается звонок с просьбой поучаствовать в общем сборе – поработать с потерпевшими. Согласившись чересчур поспешно, девушка сама не понимает во что она ввязалась…С самого начала все пошло не так, как она планировала! В первый же день в автобус группы вломился человек, который превращал ее жизнь в ад целых два года. Хабиб! Сейчас он психолог МЧС. Но, страхуя друг друга на передовой, Ульяна уже не видит в нем того жестокого юношу, каким он был изначально. Однако, все оставшиеся маски с них срывает снежный буран и они сами на какое-то время становятся потерпевшими….
Люба Абрамич
Буран
Наш автобус отъезжает. Я осматриваюсь по сторонам. Нас немного. Удивляюсь, когда понимаю сколько специалистов отказалось от поездки. Но некоторых я знаю. Алла принимает в центре. Сергей замкадом. Уже темно и я плохо вижу их лица, поэтому не могу считать их эмоций. Свет то и дело мигает. Я сижу около окна, как и в самолете. Полет был долгим. Но удалось поспать несколько часов. Никто не собирался оплачивать нам бизнес-класс и поэтому мы летели обычным рейсом. Мысленно я настраиваюсь на тяжелую работу, придется завязать свои нервы в кулак. Головой прикладываюсь к холодному стеклу и тяжело вздыхаю. Мне тридцать два года. Я давно уже не работала с родственниками погибших. Справлюсь ли я? Психологов МЧС вокруг меня мало, всего несколько человек. Именно поэтому здесь и обычные специалисты и профессионалы. Самолет разбился всего шестнадцать часов назад и нам предстоит помочь не одному десятку людей. В их числе: пострадавшие, их родственники и конечно же спасатели. Некоторым из нас после этой работы и самим потребуется помощь…
Когда в мой офис позвонили и попросили поучаствовать в общем сборе я, не раздумывая, согласилась. Уже потом до меня дошло во что я ввязываюсь. Разговаривать с родственниками погибших…это не то же самое, что утешать жен крутых бизнесменов. Я так же принимала в центре, как и Алла. Иногда я подкидывала ей своих клиентов, когда их становилось чересчур много. Я неплохо зарабатывала по Московским меркам. В эти дни мне пришлось отменить все назначенные сеансы, и я ощутимо потеряю в деньгах, но долг психолога, как врача, быть там, где от него больше пользы. Надеюсь, хоть кому-то после моей работы станет легче. Я погружаюсь в собственные мысли и перебираю в голове разные методики, даже не замечая, как наш автобус набирает скорость. Аэропорт остается позади. Нам предстоит многочасовая поездка до маленького городка, а именно до дома культуры, где временно разместился штаб психологической помощи и поддержки. Стараюсь быть безучастной и объективной, но воображение работает против меня. В голову лезут разные ненужные мысли. Вот самолет поднимается в серое небо. Его двигатели рычат как овчарки! Что-то происходит и грозовое небо начинает наказывать лайнер. Крики детей сменяются криками взрослых. Стекла трещат. Потом трескаются. Самолет с шумом меняет свое направление и ускоряется в сторону темно-коричневой земли. Эта земля, такая мягкая и плодородная…,и она становится для многих из них могилой, последним пристанищем…
Внезапно автобус резко останавливается, и я больно стукаюсь о стекло.
– Там какой-то ненормальный мужик машет руками прямо перед колесами, – предупредил водитель. – Придурок!
– Откройте дверь. Этот с нами – распорядился Иван, ведущий специалист МЧС. – Предупреждал, что догонит нас по дороге.
От резкой остановки меня начинает подташнивать. Все-таки я очень устала. Но это ощущение сразу проходит, как только я понимаю, кто именно заходит в автобус. Я судорожно вжимаюсь в кресло и на место самоуверенной молодой женщины возвращается восемнадцатилетняя студентка Уля в разорванных кедах. Потому что в автобус только что поднялся Хабиб!
*****
Я так ненавижу его, что готова выскочить наружу через запаянное окно и идти часами по снегу до самого центра поддержки. Внешне он уже не тот мальчик, что чмырил меня больше года в университете. Высокий и широкоплечий мужчина сейчас жал руку Ивану. А потом он стал осматриваться. Его черные глаза изучали каждого живого в автобусе. И они без слов говорили: годен ты или нет для данного мероприятия. Хабиб бесцеремонно ходил между рядами.
– Это все? – спросил он грубым пугающим голосом. Голос у него тоже изменился и мягче не стал, скорее наоборот.
– Да.
– Не густо! – разозлился он. – Там сотни родственников, а нас всего двенадцать человек. – Сколько здесь штатских?
– Четверо, – отвечает Иван. – Ты пятый.
Они, совсем не скрывая своих чувств, считали нас неподходящими для всего этого.
– Пять человек! – злился Хабиб. – Остальные кто?
– Добровольцы из Москвы, – пояснил Иван.
– Они вымотаны перелетом. Посмотри на них! Ты сказал им что, как только мы приедем, к ним ринутся убитые горем люди? Или они рассчитывают на душ, кофе и номер в гостинице?
– А, может, вы перестанете общаться так, как будто нас здесь нет? – это была Алла. И она была смелой. – Мы бросили все свои дела, летели десять часов, чтобы помочь! Имейте хоть грамм уважения!
– Как вас зовут? – Хабиб переключил свое внимание на Аллу.
– Алла, – с вызовом ответила она.
– Алла, у вас большой опыт в общении с пострадавшими в катастрофах? – спокойно спросил у нее Хабиб.
– Нет, – честно ответила она.
– Вы уверены, что можете помочь, а не навредить еще больше? – задал он провокационный вопрос и глаза Алла забегали по сторонам в поисках поддержки. Но никто не решался спорить с этим человеком. От него исходила сила, как от горы, которую никто никогда не сдвинет с места. Черная короткая борода закрывала его рот и невозможно было понять насколько сильно он злился сейчас. Только его глаза говорили о нарастающем недовольстве.
– Хорошо, пока мы едем проинструктируйте нас, – предложила Алла.
– Вы шутите что ли! – психанул он. – Там у людей дети погибли! Вы хотите, чтобы я вам в несколько предложений рассказал, как вернуть родителям смысл жизни?
– Ну вы же как-то планируете это сделать! – не сдавалась Алла.
– Я психолог МЧС! А вы кто? – переспросил Хабиб. – Внешне вы выглядите так, словно помогаете своим клиенткам выбирать сумки в дорогих магазинах!
– Знаете что! – возмутилась Алла. – Границы соблюдайте!
– Про границы вы все забудьте! Там их не будет, – печально добавил он. – Люди будут лезть плакать у вас на груди, на плечах, на коленях. Огромные мужики в соплях будут вытирать свои слюни о вашу дорогую блузку, Алла! А ваша задача, как психолога МЧС на эти дни, добиться того, чтобы они плакали как можно дольше. Если человек уходит от вас с сухими глазами и не сказав ни слова – значит, вы не справились. Их эмоции должны выйти наружу сейчас. Отрицание – штука более сильная нежели о ней написано в учебниках. Стремитесь к разрядке пострадавшего любыми методами, он не должен погрузиться в себя. И ваша задача подойти первыми. Это не ваш дорогой кабинет, Алла, где симпатичная секретарша приглашает клиентов. Мы сами ищем кому нужна помощь! И, пожалуйста, слушайте их! Будет очень тяжело. Предупреждаю. После своего первого ЧС происшествия я написал заявление, – честно признался Хабиб. – Но потом передумал!
Повисло тяжелое молчание в автобусе.
– Ну что, так стало понятнее, Алла? – Хабиб пристально смотрел на мою коллегу.
Я разглядывала его и не понимала каким образом он вырос до такого уровня? В универе его интересовали только девушки, на учебу он иногда полностью забивал и временами приходил только на зачеты. Но то, что он говорил, сейчас все слушали с открытым ртом.
Он сел впереди меня рядом с Иваном. Они продолжали разговаривать о своем.
– Они совсем сырые, – расстроился он. – Почему нам никого не прислали?
– Все остальные работают с беженцами. Ты разве не знаешь?
– Здесь сейчас погибло триста человек! Разве это не важно? – изумился Хабиб.
– Все важно! И это то же. Может, ты зря так накручиваешь себя? – пытался успокоить его Иван. – Но они все-таки тоже психологи.
– Да какие они психологи! – выплюнул Хабиб. – Я работал в Москве. Парень не позвонил вот уже проблема века! Клиенты по полгода воют об одном и том же, не желая двигаться дальше
– Ты сейчас обесцениваешь чужие переживания, – деликатно намекнул Иван.
– Жизнь – только она имеет свою цену. Все остальное пустое, – ответил Хабиб и, как и я, отвернулся к окну.
Он не узнал меня. Неужели я так сильно изменилась?
****
Я успел догнать автобус. То, что я увидел внутри, печально разочаровало меня. Четверо мужчин и четыре женщины. Две совсем пожилые. На них вся надежда. Остальные две как будто из салона только что вышли. Уставшие, но нереально красивые! Сразу видно, что из Москвы. И совсем не подготовленные. Алла смелая. Вторая блондинка какая-то перепуганная. Кто и них сбежит в туалет рыдать первой? Или одновременно? Мужики чересчур холеные. Белые рубашечки и пиджачки. Куда они собирались? На конференцию? Я снял свою шапку и вытер ей лицо. Оно огрубело от мороза. Я два часа шел по снегу, боясь пропустить автобус.
Я помнил свое первое ЧС. Зеленый мальчишка, только недавно получивший диплом, прибыл на место аварии автобуса. Двое детей погибли. Много раненых. У половины шок, вторая половина без сознания. Я как ребенок бегал за Федором и боялся, что он оставит меня одного со всеми ними. Все эти лекции и скрины, что я читал буквально за час до прибытия, повылетали у меня из головы. В тот момент мне самому требовалась помощь. От увиденного меня размотало похлеще чем пассажиров того автобуса. Хотелось и плакать, и смеяться одновременно. И еще очень хотелось к маме. Зарыться в ее пышную грудь. И никогда больше не слышать этих стонов. Федор дал мне тогда по морде, да так сильно, что отпустило сразу. И я пошел работать. Я использовал все, что я знал, но все равно получалось коряво и пострадавшие начинали уходить в себя. Подобрать слова в таких ситуациях очень сложно. Один способ работает беспроигрышно – это присоединится к страданиям. Но есть минус – быстрое выгорание. Поэтому надо умудриться быть как бы НАД всем этим. Но это очень сложно. И, на самом деле, я все еще до сих пор учусь. Хотя за плечами не один десяток ЧС. Мы для них всех супергерои – но если бы они только знали, как мы боимся!
– Дорогие мужики! – обратился я к сильной стороне. – Предупреждаю сразу! Если у кого из вас начнутся истерика или же паника – я сразу врежу! На вас сейчас совсем нет времени. Старайтесь держать себя в руках. Девушек это не касается. Но вы тоже постарайтесь не раскисать сразу.
До центра культуры ехать еще четыре часа. Если я сейчас не посплю я ничем не смогу помочь этим людям. Блондинка за мной, похоже, была того же мнения. Она долго ворочалась позади, но потом все-таки затихла. Ее лицо расслабилось так же, как и дыхание. Она уснула. Чуть позже уснул и я.
****
Я боюсь этого мальчика. Хоть он очень красивый и все девчонки по нему с ума сходят. Как только он появился на курсе, я сразу поняла – быть беде. И я не прогадала. Он каждый день с презрением смотрел на мои кеды, заклеенные по бокам. В этих кедах я ходила и зимой, и летом. Другой обуви первый год у меня не было. А потом он подошел и сказал мне.
– Тебе здесь не место, оборванка!
Это было только начало. Рванье, уродина, приживала – все это сыпалось на меня с утра и до самого вечера. Я не решалась пожаловаться на него. Его отец был меценатом и мне казалось это все бесполезным. Университету было проще отчислить меня, нежели вступать в конфликт с наследным принцем.
Но я совру если скажу, что мне было плевать на высказывания Хабиба. Его слова больно ранили мое самолюбие. Раньше никто меня не оскорблял. Было ужасно стыдно за свой внешний вид. Девчонки с курса просто хихикали за спиной и тыкали пальцем, но никто из них не высказывался в открытую.
Я выросла в сельской местности и ходила в простую школу. Там мы были все равны. Поступив на бюджет, я словно в другой мир попала. Москва город-людоед. И она норовила сожрать меня с первого дня. Хабиб терпеть не мог вот таких выскочек и всезнаек, а еще он терпеть не мог нищебродок. Он считал, что бедным место на навозной куче, туда он и пытался меня определить каждый день, оскорбляя и унижая как крепостную. Но не распуская руки. Он ни разу меня не ударил и даже не толкнул. За это ему я, как не странно, благодарна. Отец бил меня часто и я испытывала большой страх перед физической расправой.
Я ненавидела в Москву и мечтала сбежать. Но сбегать мне было некуда. Дома меня ждали только завалившийся забор, грязный двор, отец алкаш и забитая мать. Поэтому я терпела как могла. Скрипя зубами. А еще я много училась…В школе я была лучшей во всем. Я мечтала вырваться из родительского дома и никогда не видеть этот наш замызганный пол, следы на стенах от мух, позорную нищету… и поэтому я была готова на все.
Уже в тринадцать я стала ходить в местный центр реабилитации и помогать воспитателям и педагогам. Я хорошо ладила с детьми и они мне все рассказывали. Марья Ивановна, корректор проблемного поведения, посоветовала мне поступать на психологический.
– Уля, у тебя талант – восхищалась она. – Ты умеешь слушать! А люди любят слушать тебя! Ты должна попробовать! – уговаривала она.
В пятнадцать я проводила полноценные сеансы с детьми, которые подвергались насилию. Все в этом же центре. В шестнадцать меня оформили как практикантку. Но у меня уже был свой кабинет и свои «пациенты». Мир психологии заворожил меня. Я даже представить себя не могла на другом месте.
Моя мама простая сельская учительница – бедная забитая женщина с огромным чувством вины передо мной за то, что она выбрала в отцы своей дочери алкаша. Я простила ее, хотя раньше на меня накатывали волны гнева за то, что мне так стыдно за свою семью. Сейчас, в свои тридцать два, у меня практически здоровая психика. Как я считаю. Но я никогда не допущу, чтобы мой ребенок ходил в рванной обуви. Этот «пунктик» остался на всю жизнь.
Через пару лет Хабиб все-таки отстал от меня. Он женился и перевелся на заочку. Видела я его крайне редко. Что стало с его женой и как проходила его жизнь я понятия не имела. Я лишь обрадовалась, что этот высокомерный ублюдок больше никогда ко мне не приблизится…И вот сейчас он здесь. Как все-таки непредсказуема жизнь!
****
Я проспал целых три часа. Чувствовал себя гораздо лучше. Нам повезло. А вот там, где сейчас раскопки, специалисты иногда не спять по двойным сменам, особенно если не хватает людей. На данный момент уже триста погибших. Остальных пока еще не идентифицировали или же не нашли. Но есть выжившие. И я благодарю Бога за это. Понимаю необходимость выступить перед этой автобусной публикой и попытаться их настроить на работу. За окном по-прежнему темно. Хотя уже пять часов утра. В автобусе очень холодно. Представляю какого сейчас на улице и мысленно сочувствую всем сотрудникам МЧС.
Я иду в начало автобуса и по пути растираю замерзшие руки.
– Так, – завожу я. – Мы не очень хорош начали. Извиняюсь за свою резкость. Все же вы правы. Вы откликнулись на зов о помощи, и я очень благодарен вам. Меня зовут Хабиб. Я ведущий психолог МЧС. Через час мы прибудем в штаб. Там будет очень шумно! Уже есть триста погибших. Опознанных. И есть их родственники. Завтра пострадавших будет больше. Пострадавшими я буду называть всех! И родственников погибших, и выживших, и спасателей, и даже нас с вами! Повторюсь, в штабе будут стоять такой гул и гам! Работать в такой обстановке очень некомфортно. И у нас не будет отдельных кабинетов с дуечкой на полу… Вам нужно моментально настроиться на крики и тесноту общения. В штабе будет много штатских. Но штатских психологов там мало. В основном, это руководители поискных работ. Волонтеры тоже будут там. Не стесняйтесь и обращайтесь к ним за помощь. Если вы понимаете, что сейчас упадете от усталости, попросите принести вам кофе или же аспирин в случае головной боли. Сейчас нужен каждый специалист способный сказать хоть что-то адекватное. Мужчинам и девушкам нужно переодеться. У вас есть более простая одежда? – спрашиваю я у парней. – Не такая вычурная. Девушки вам нужно смыть всю косметику.
– Зачем? – не понимает Алла.
– Для того, Алла, что когда вы начнете рыдать, а вы начнете, поверьте, ваша тушь под глазами и черные синяки не пугали родственников еще больше.
– Вы не считаете нас профессионалами, верно? – спросила Алла.
– Честно? – переспрашиваю я. – Не считаю. Но все равно спасибо, что приехали. И поешьте что-нибудь. Сейчас мы по дороге заедем в пит стоп и возьмем всем кофе и что-то из еды. Что вы будете есть, Алла?
– Я не голодна, – отвечает Алла.
– Я понимаю, что пит-стоп не ваш вариант, – догадываюсь я по ее недовольному лицу. – Но на это все сейчас нет времени. И сходите все в туалет. Стоянка пятнадцать минут. Не больше. Так вы, –обращаюсь я ко второй блондинке. Она поспала и выглядит сейчас отдохнувшей. – Что вам взять?
– Я сама выберу. Спасибо, – коротко отрезала она.
– Обязательно поешьте! – настаиваю я. – Мне там голодные обмороки не нужны. Так, мужики, вы должны поесть очень плотно. Когда девушки устанут нам придется их отпустить, поэтому всю их нагрузку возьмем на себя.
– Да что вы из нас сейчас делаете маленьких девочек! – вдруг не выдерживает вторая блондинка и взрывается. Она резко встает. – Все прекрасно понимали куда едут! Мы будем работать наравне со всеми. И никто никуда сбегать не собирается. Согласна, что у вас колоссальный опыт работы с пострадавшими. Но мы справимся! И давайте больше не будем поднимать тему нашей бабской никчемности. Там на месте все само решится, кто тут лишний, а кто нет!
Я смотрю на нее, не произнося ни слова. Так вот кто тут смелый на самом деле. Она злится. На щеках у нее играет румянец. Похоже, я ее реально достал. Но эту гневную тираду поддерживает женская часть автобуса аплодисментами. Я улыбаюсь под бородой.
– Ну, настрой у вас боевой, – это меня радует. Как вас зовут? – спрашиваю я у блондинки.
– Неважно! – резко отвечает она. – Мы сюда не знакомиться приехали.
– Умыться не забудьте, – напоминаю я. – Вы дорого одеты. Переоденьтесь. Людям не очень приятно будет видеть в момент их горя разряженных. Толстовка есть?
Она мотает головой.
– А говорили, что знаете куда едете.
Я достаю из сумки черную толстовку и кидаю ей.
– Мою наденьте, – распоряжаюсь я тоном, которому нереально противиться. И если она не полная дура, то согласится.
– Хорошо, – девушка моментально начинает стягивать с себя красную водолазку. Не стесняясь и не отворачиваясь. У нее дорогой красный лифчик и большая грудь. Все, до глубины смущенные мужчины, начинают поспешно отворачиваться. И я в их числе.
– Так лучше? – раздраженно спрашивает она.
