ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 09.04.2023
– Я вовсе не злодей, просто попал в передрягу, которой нет логического объяснения.
– Для меня всего важней, что мои верные часовые тебя любезно приняли. Во многом я их послушался, не стал звонить в полицию. Когда в мою лавку приходит плохой человек, то часовые сразу подают сигнал. Звенят у них будильники. А тебе, ишь, сразу честь отдали, – я понял, что мастер говорит о деревянных солдатиках с циферблатами на груди. – Я даже в толк не возьму, чем ты им так приглянулся. Уж начал подумывать, что часовые дали мне важный знак. Указали на долгожданного преемника.
– Преемника? – я чуть не подавился чаем.
– Да, ты все правильно услышал, – усмехнулся старик, накрутив длинный ус на палец. – Хочешь получить надежное убежище, еду и даже небольшой доход, стань моим учеником. Это единственное условие, которое тебе позволит здесь остаться. Я не провидец, не могу знать, что у тебя на уме. Но часовые меня еще ни разу не подводили. Потому я склонен им доверять.
– Я вас понимаю, но…
– Слушай и помалкивай, – шикнул на меня мастер Гессир. – Старших перебивать невежливо. Видишь ли, мой странный гость, любое ремесло не может жить без мастера. Некому станет передавать свои знания и умения – и ремесло умрет, потонет в пучине лет. Я много лет пытался в родном городе найти ученика или ученицу, но все без толку. Парни отмахивались, мол, не мужская это работа, не солидная: куклы мастерить. Другое дело – в инженеры пойти по части авиации или кораблестроения. И девицы смеялись, дескать, чем с заготовками для игрушек возиться, мы лучше пойдем работать на ткацкую фабрику, там платят хорошо и много выходных: работа сменами два через два дня. Представь себе, я даже объявления давал в самую известную газету, которая по всей стране распространяется, что ищу способного ученика. Впустую! Ни одного не дождался отклика. Совсем загоревал, что не на кого мне оставить свое наследство. Не все куклы можно продать. Многие тут, считай, живые. Никуда из лавки уходить не хотят, ни с кем из людей не сладят. А тут в ночи являешься ты, как привидение. И часовые, ишь как, сразу отдают салют. Вот и появилась у меня надежда на благополучное решение давней проблемы. А теперь, молодой человек, не знаю, как тебя звать-величать, подошла твоя очередь рассказывать о своих талантах. Видел я, с каким интересом ты смотрел на моих подопечных. Почти как знаток ремесла. Аж глазенки загорелись. Говори же смелей, я внимательно слушаю.
– Да, мастер Гессир, я немного понимаю принцип вашей работы. В детстве ходил в школьный кружок под названием “Рукотворные чудеса”. Мы там делали разные игрушки, собирали летающие модели паропланов и дирижаблей. Всего раз в жизни я сделал куклы для своих племянниц. Вы только представьте, моя старшая сестра родила тройню, и все девчонки. На их шестой день рождения я смастерил каждой племяшке по кукле, и они получились немного волшебные. Первая защищала свою маленькую хозяйку от ночных кошмаров, вторая придавала уверенности в себе, помогала преодолеть страхи и застенчивость, а третья умела говорить. Нет, она не просто механически повторяла слова, а беседовала с девочкой вполне осмысленно. Лучше врача – логопеда помогла ей научиться выговаривать некоторые буквы, которые долго не давались.
– Значит, ты один из тех, кто способен оживить неодушевленный предмет, – серые глаза старика радостно блеснули. – Можешь передать игрушке частичку своей души и сделать ее волшебной.
– Не уверен, что у меня сейчас это получится, – я покачал головой, грея озябшие руки о теплую чашку. – Прошло много лет. Я не учился на артефактора, даже мудреных книг не читал по магической механике.
– Но талант в тебе живет по сей день. Магическая искорка теплится, – мастер Гессир указал на меня пальцем и встал из-за стола. – Так что, дружок, хочешь или нет, а если дорога тебе жизнь, то согласишься стать моим учеником.
– Пожалуй, мне придется согласиться, – вздохнул я, уныло глядя на отражение кончика носа в недопитом чае. – Выбора все равно у меня нет.
– Как тебя звать-то? – старый кукольник оглянулся, приоткрыв дверцу углового кухонного шкафчика.
– Райден, – ответил я.
– Ну что же, мой молодой ученик Райден… – мастер Гессир поставил передо мной на стол половину большого яблочного пирога. – Я надеюсь, у нас еще будет достаточно времени поболтать о том, что с тобой приключилось, каким попутным ветром занесло тебя в наш дальний тихий уголок из шумного большого города. А на сегодня, думается мне, хватит с тебя вопросов и допросов с пристрастием. Вижу, как ты устал. Вот еще пирогом с тобой поделюсь. Кушай на здоровье, считай, заслужил десерт своим согласием на обучение. Мадам Клатинда подрабатывает в маленькой пекарне. Она меня частенько угощает разными вкусностями в благодарность за волшебные игрушки для семерых ее внучат. Ты с ней скоро познакомишься, она тут частая гостья. И тебя своими фирменными пирогами не обделит.
Мастер Гессир подождал, пока я попробую кусок пирога и допью чай, после чего проводил меня в отгороженное пестрой занавеской крошечное подобие гостиной, где главной и единственной достопримечательностью был потрепанный годами раскладной диван.
– Здесь ты хоть ноги сможешь вытянуть для удобства. Я бы уступил свою кровать, но ты там вряд ли поместишься, – кукольник на минуту отошел куда-то и вернулся со свернутым пледом. – Держи для утепления… Желаю приятных сновидений.
Он дернул за свисающий с потолка шнурок, и свет погас. Мастер Гессир привычно потопал в темноте к своей спальне. Я на ощупь разложил диван, найдя нужные рычажки. Собрал в намеченное изголовье две тонкие декоративные подушки, снял тапочки, лег на непривычно жесткое и какое-то малость кривое ложе, укрылся пледом и постарался настроиться на сон. Это была непростая задача.
Да, меня не могло не утешать то, что я жив, мне даже повезло наесться досыта и найти теплое сухое место для ночлега. Подо мной, не считая шевеления диванных пружин, была надежная неподвижная твердь, а не стучащие по рельсам колеса поезда. Уличному бродяге и этого достаточно для счастья. Но я привык к совершенно другим условиям жизни. Несравнимо более комфортным и приятным по испытываемым ощущениям.
О, если б можно было повернуть время вспять… Я бы в столь поздний час оказался не в каморке престарелого кукольника, а в лучшем столичном кабаре. Шальные полуголые красотки в перьях и кружевах скакали бы на сцене прямо передо мной, закидывая длинные ноги выше головы… Это было бы прелестно. Сомкнув слипающиеся от усталости веки, я понадеялся, что те милые танцовщицы мне приснятся и в объятиях самой очаровательной из них я проведу незабываемую ночь…
Но, как назло, во сне мне явился черный паровоз, грохочущий и извергающий дым. Он мчался за мной, сойдя с рельсов и отцепив вагоны, а машинист и кочегар, высунувшись из окошек, грозили кулаками и кричали, что меня надо повесить за измену родине. Обвиняли в том, что из-за моей легкомысленности началась война. Мучимый кошмаром, я заворочался на старом диване и проснулся от скрипа пружин.
Глава 4. Рождение Мастера
Райден
День за днем для меня проходили, как в бредовом кошмаре. Изо всех сил разума я пытался осознать неизбежность привыкания к своей новой роли, но все фибры души усердно сопротивлялись любым доводам и убеждениям. Я не мог смириться с удручающей ситуацией, грозившей затянуться на годы, если не на всю оставшуюся жизнь. Не мог принять свое теперь, прямо сказать, ничтожное положение в обществе.
От прискорбных раздумий отвлекали простые и понятные уроки, которые мне преподавал мастер Гессир. Подумать только, я учился делать игрушки. Сначала самые простые, для малышей, не начиненные сложной магической составляющей. Заодно старался маскировать само присутствие магии. Изделия не должны были фонить так явно, чтобы привлечь внимание специалиста из надзорной службы. Все наши с мастером “живые” творения были в своем роде подпольными. Мы не имели полагающихся для официальной деятельности такого рода дипломов артефактора и соответствующих лицензий.
В доставшемся мне портфеле покойного тезки я нашел его дневник, довольно толстую тетрадь, исписанную до предпоследней страницы. Читая его в свободные минуты, я все больше узнавал о жизни этого человека, случайно подарившего собственной гибелью мне шанс на спасение. Тот Райден с рождения был обречен на жалкое несчастное существование. В отличие от меня, с которого в ранние годы сдували пылинки гувернеры и няньки, этот бедолага вырос в приюте для неизлечимо больных детей.
В строчках дневника не раз он проклинал своих родителей – забулдыг, за то что зачали его в пьяном бреду, наградив целым букетом хворей, а потом еще и отказались от младенца. Обо всем этом он узнал от заведующей приюта, пожилой женщины, которая, как могла, заботилась о нем. Сверстники и старшие дети дразнили его, издевались над ним. У него не было друзей. Благодаря ходатайству заведующей и своему незаурядному уму тот Райден стал участником государственного конкурса юных талантов, сумел его выиграть и получить грант на оплату обучения в университете. После учебы парень устроился работать в Бюро экономического прогнозирования и там впервые за свою унылую жизнь влюбился.
Правда, безответно, еще и как назло, в дочь директора бюро, а не в простую служащую. Красавица, по которой он сходил с ума, лишь едко посмеивалась над его робкими попытками ухаживать за ней. После долгих бессонных терзаний он наконец решился прочитать возлюбленной посвященные ей стихи собственного сочинения. Но вместо хоть малейшего теплого отклика вздорная девица обозвала его хромым уродом и сказала, чтобы он больше даже смотреть в ее сторону не смел. Ослепленный любовью наивный бедняга не внял предупреждению. Вслед за стихами посвятил ей целую поэму. Закончилась эта история совсем не романтично.
Девица пожаловалась отцу, наврала, что парень пристает к ней, не дает проходу, и вообще, он похож на чокнутого маньяка, боится она его. Директор и не подумал разобраться, что на самом деле произошло. Уволил моего тезку, да еще в рекомендательном бланке ему такой дряни понаписал, чтобы ни один работодатель не рискнул взять его в сотрудники. Даже кочегаром в котельную его не приняли. Бедняга совсем впал в депрессию. Одинокий, никому не нужный в целом мире, всеми презираемый калека, он каждый вечер приходил на набережную к Горгульему мосту.
До самой темноты стоял там, на пронизывающем ветру, и думал, броситься прямо сейчас в реку или не брать грех на душу. И каждый раз наставления заведующей приютом, которая была очень набожной, брали верх над стремлением от отчаяния свести счеты с жизнью. Снова и снова парень уходил с моста домой, одетый в самое лучшее и дорогое, что удалось купить с первой зарплаты в бюро, покупал в одном и том же ларьке на ничтожно малое пособие остывшие пирожки на ужин, потом заходил в аптеку за льготными лекарствами и возвращался в каморку ветхого барака, которую ему выделило государство как жилье для сироты.
Мой тезка так живописно и ярко, в изысканных литературных выражениях, которым позавидовали бы иные маститые романисты, повествовал о своих болезнях, страданиях и злоключениях, что даже меня это душещипательное чтиво пробрало до колючих ощущений на сердце. А между тем я по жизни плевать хотел на всех сирых и убогих. Данная категория населения для меня просто не существовала в природе.
Мы словно находились в совершенно разных мирах, разделенных нерушимой прочной стеной. И вот стена неожиданно рухнула, еще и придавила меня, погребая под собой. Стоило мне осознать, что теперь придется продолжать существование в роли хромого нищего неудачника, и в тот же миг по макушке пробежала очень неприятная щекотка. Наверное, не будь мои роскошные ухоженные волосы, предмет гордости истинного аристократа, по привычке заплетены в тугую косу, они бы встали дыбом, как наэлектризованные.
В надежде очнуться наконец от кошмара мне захотелось хлопнуть себя по лицу этой тетрадкой, раскрытой на предпоследней странице, заляпанной скупыми мужскими слезами покойного тезки. Но я понимал, что хоть лоб разбей о ближайшую стенку, а кошмар не закончится, потому что он теперь стал моей реальностью, от которой не убежать никуда, кроме как на плаху, но туда я ничуть не стремился попасть.
Некоторые плюсы в невероятном стечении обстоятельств я все же сумел найти. Мастер Гессир воспитывался в детском доме, потому для контролирующих служб не было ничего удивительного в том, что старый кукольник решил взять в ученики такого же, как он сам, сироту, беженца из столицы. Легенда для моего прикрытия складывалась просто идеальная. Как я узнал из газетных новостей, приют для больных детей, где рос мой тезка, сгорел во время вражеской воздушной атаки.
Стало быть, документов там не сохранилось. Нянечки заботились о спасении своих подопечных, а не бумаг из архива. Мой покойный тезка оказался тем человеком, которого никто и нигде не станет искать. Ни друзей, ни родственников. Заведующая приютом, с которой он долгое время поддерживал переписку, уже не один год как в могиле. Найденный на набережной труп, скорее всего, был захоронен как неопознанный.
Можно сказать, мне крупно повезло заполучить его документы. Мастер Гессир помог аккуратно поменять в них фотографии, искусно подделал краешки печатей. Но каждый раз при мысли о том, чего я лишился, мне становилось плохо. Я обессиленно ложился на скрипучий диван, ощущая сухость в горле, ком в желудке, гул в ушах, нехватку воздуха и туман в голове. Вывести меня из этого состояния мог лишь командный окрик мастера, повелевающий не залеживаться, а браться за работу, ибо времени осталось мало.
– Учись, пока я жив, бездельник ты этакий, – ворчал старик, не давая мне подолгу пропадать в ностальгических фантазиях.
Мне было страшно представить, на кого через год-другой я стану похож: на рабочего со сталелитейного завода с закопченным красноватым лицом, обветренной кожей и мозолями на руках? Во что превратятся мои лицо, тело и волосы, на уход за которыми я ежегодно тратил целое состояние? Да у меня дома разных косметических средств хранилось, пожалуй, не меньше, чем у светской дамы.
Увлажняющие бесцветные помады для разной погоды, всевозможные крема, солнцезащитные лосьоны, помогающие сохранить аристократическую белизну кожи, пенки для душа и бритья нежнее гагачьего пуха, шампуни и бальзамы, лосьоны и духи. Мне было страшно представить, как теперь обходиться без всего этого. А еще страшнее было думать о том, как не разучиться нормально ходить, если на публике все время приходится симулировать хромоту, а в тесной “норе” кукольника нигде особо не разбежишься для простейших тренировок.
И как при стесненном образе жизни не набрать лишний вес, тоже интересный вопрос без ответа. Простонародная еда на поверку оказалась достаточно сытной и даже иногда вкусной, такой как пироги мадам Клатинды, из которых мне больше всего понравился с мясом и яйцом.
В столице я регулярно посещал спортзал, сжигая там наеденные в дорогих ресторанах излишки, а еще любил совершать пробежки в парке. Я следил за своим телом, оно должно было всегда быть идеальным. Я весь, от модной шляпы до сделанных на заказ лакированных ботинок, был образцом стиля, элегантности и красоты. Вызывал на публике восхищенные и завистливые, а не жалостливые вздохи.
За мое внимание сражались светские прелестницы, не жалея хитростей и пакостей, которые они в избытке строили друг другу. Его высочество кронпринц Гарнельд, единственный наследник престола страны, не пользовался такой популярностью у благородных особ, ибо страшен был как смертный грех. Маленького роста, толстый, нескладный, кривоногий, рано начавший лысеть.
Физиономией он походил на одну из тех лупоглазых комнатных собачек с морщинистыми приплюснутыми мордашками и слюнявыми отвисшими брылями, которых дамы не самой привлекательной наружности везде таскают с собой, чтобы на их фоне самим выглядеть симпатичнее. Даже статус будущей королевы в придачу к такой моське, еще и лающей, простите, что-то разгулялась у меня фантазия, говорящей премерзким сиплым голосом, не мог соблазнить здравомыслящих девиц из высшей аристократии, знающих себе цену и гордящихся заслугами своих древних великих родов.
Моя же семья уже не одно столетие подряд считалась едва ли не богаче королевской. И это еще одна из причин, почему наш правитель был против моего возможного брака с иностранной принцессой. Да и глупый отец Ниневии опасался, что став принцем его страны, я могу спустя несколько лет занять престол, оставив далеко от подступов к трону его сына, если тот вообще до этого времени доживет. О моих коварстве, хитрости и способности мастерски плести сети интриг ходили слухи, правда, не имеющие никаких документальных подтверждений.
И разве я мог легко и смиренно, имея в памяти все эти яркие воспоминания, изо дня в день играть роль сутулого, хромого подмастерья, не забывать подволакивать ногу и опираться на трость, прятать глаза и с ними половину лица под огромными окулярами с нагромождением сменных линз, а волосы убирать под старомодную потрепанную шляпу? Нет, разумеется. Мне каждый шаг поначалу давался с трудом.
Адаптироваться к новой жизни было очень и очень непросто. Выручал мастер Гессир, не заставляя меня часто мелькать на людях, он для начала знакомил с постоянными, надежными клиентами, которым сам доверял. Не подозревая о моей истинной природе, он снабжал меня источниками жизненной силы. Я учился довольствоваться малым и действовать стремительно, неощутимо для выбранной жертвы. Никто не должен был понять, чем чревато приветственное рукопожатие со мной или даже мимолетное дружеское прикосновение.
Чаще других горожан в кукольной лавке гостила сердобольная мадам Кладинда. Пухлая улыбчивая старушка только рада была подкормить несчастного ученика кукольника в моем лице, точнее желудке, ведь именно туда отправлялись принесенные ею ароматные пироги, котлеты, фрикадельки и маленькая сладкая сдоба.
Глава 5. Разведка
Райден
В город я выбирался нечасто. Но все же старый мастер иногда чуть ли не пинками выгонял меня на свежий воздух, который действительно в лучшую сторону отличался от столичного. В Белиствиле самым крупным промышленным предприятием была ткацкая фабрика. Загрязнения природы она давала намного меньше, чем, к примеру, завод резинотехнических изделий, извергающий зловонный черный дым. Личный мобиль считался здесь роскошью. В чистейшем небе редко можно было узреть летящий дирижабль, а пароплан и подавно хорошо если раз в неделю увидишь.
Каждая моя вылазка из “норы” кукольника была подобно марш-броску разведчика в тыл врага на войне. Мне приходилось озираться, как чокнутому параноику, проверяя, нет ли за мной погони. Со временем я стал смелее, даже привычная наглость в пока что начальной степени уже давала о себе знать. Ее происками меня занесло темным вечером в квартал увеселительных заведений. Что поделать, мой вполне здоровый организм жуть как истосковался по женской ласке и по искристой энергии раскрепощенных красоток. Светские прелестницы были теперь для меня недоступны. Приходящие за игрушками почтенные матроны, изрядно расплывшиеся вширь или усохшие как палки и на вид годящиеся мне в матери, отпугивали меня, а отнюдь не соблазняли своими нелепыми подмигиваниями и кривыми попытками строить глазки.
Почти без прихрамывания шагая к бару, манящему яркой фривольной вывеской и пикантным названием, я думал, что выбрал меньшее из всех возможных зол. К счастью своему, я вовремя заметил у дверей форменную фуражку с пришитым медным жетоном. Резко притормозил и замер, ссутулившись, опершись обеими руками на рукоять трости.
– Значит, слушай, дорогой, – хозяйка заведения, мадам не первой свежести, с растрепанными, окрашенными в ядовито-рыжий цвет кудрями, смело тронула за плечо склонившегося к ней худощавого полицейского.
Из одежды, если это уродство, казавшееся жалкой пародией на наряды танцовщиц столичного кабаре, можно так назвать, на ней был потертый кожаный корсет и ассиметричная юбка с воланами, сзади ниже колена, а спереди длиной… да там практически не было никакой длины. В дополнение шли кружевные чулки и туфли на высоких каблуках.
– Я слушаю, – сдавленно прошептал полицейский.
Меня они не замечали в свете фонарей и ярких разноцветных вывесок.
– Так вот, – хриплым полушепотом произнесла хозяйка, – дело интересное. Снова у нас тут приблудился странный тип. Нездешний, сразу видать. На прокисшую брагу налегал, к девчонкам нашим приставал. Уже хотела приказать охране выставить его взашей. Тут он сразу очухался и ночь с Виклемой оплатил. Моя девочка посмотрела на него без тех лохмотьев, в которых он сюда заявился, и чуть не ахнула. Ты представляешь, весь в непонятных татуировках и шрамах. Мы сразу подумали, тут не простой дезертир, а уголовник настоящий. Может, беглый каторжник. Ты заходи, милок, не стесняйся. Виклема его без моей отмашки не отпустит. Он там как горячий жареный цыпленок. Хоть голыми руками вяжи.
– Спасибо тебе, Дринетта, за бдительность. Лови вознаграждение, – полицейский отслюнявил из кошелька несколько купюр и сунул их в подвязку чулка на правой ноге женщины.
– Всегда пожалуйста, – усмехнулась хозяйка, сверкнув золотым зубом. – Нам разве сложно помогать своим защитникам? Нас лишь бы проверками не трясли ваши молодчики. Мы тут, считай, все тоже трудимся на благо родной страны. Выявляем шпионов да каторжан. Чего их жалеть и беречь, правда же?
– Правда-правда, – покачал головой полицейский.
Достав из наплечной кобуры импульсный магнетический пистолет и сняв с пояса наручники, он решительно зашагал к дверям.
Нет, решил я для себя, в эти заведения ни ногой. Из них одна дорога – на плаху. И, стараясь прихрамывать естественно, я поспешил обратно к лавке кукольника. Раз тут такие дела творятся, придется привыкать к одиночеству ради спасения жизни.
По пути в свое новое жилище я купил у крикливого разносчика свежий номер вечерней газеты. Жадно пролистав страницы, убедился в том, что нет объявления о моем розыске. Мастер Гессир выписывал почти все главные газеты и журналы страны, и еще несколько местечковых изданий. Каждое утро почтальон приносил ему целый ворох. Но “Желторотым сплетником”, который я приобрел с рук, интеллигентный старик брезговал. Впрочем, теперь даже слухи и домыслы касались по большей части военной темы. На первой полосе красовалась фотография только запущенного в производство нового гигантского танка на гусеничной тяге и паровом ходу. Посмотрев на двухбашенную громадину, рядом с которой солдаты казались букашками, я подумал, что внутри должно быть жарче и душнее, чем в адском котле.
Самопровозглашенные эксперты рассуждали в длинных статьях о возможности нашей скорой победы. Мне их оптимизм не внушал доверия. Я часто бывал в тогда еще официально не враждебном, а партнерском государстве, и достаточно хорошо изучил шотнерские возможности. Их армия была сильнее нашей на момент начала войны, и это очень четко и болезненно почувствовалось в ее первые дни. Уж если их авиация сумела добраться до нашей столицы, есть ли смысл строить оптимистичные прогнозы?
Да, с учетом проведенной мобилизации мужского населения и перевода многих заводов на военные рельсы, наши шансы на победу начали расти. Войска стали понемногу теснить врага. Но, как истинный, а не самоназванный политический эксперт, я не спешил надевать радужные калейдоскопические окуляры и продолжал оценивать наши шансы на победу как чуть выше среднего значения. Расклад был примерно пятьдесят на пятьдесят. Потому о прогнозируемом скорейшем завершении военных действий у меня хватало ума не мечтать. Я понимал, что кровопролитие может затянуться на годы. Удастся ли мне все это время спокойно прожить в провинциальном городишке, если, конечно, враг и сюда не доберется и не сравняет тут все с землей ковровыми бомбардировками?
Тут я рискнул дать аж семьдесят процентов вероятности. С каждой новой прочитанной газетой во мне крепла надежда на то, что меня сочли погибшим при разрушении здания тюрьмы. Неужели меня никто не ищет? Но ведь я не один сумел сбежать из крыла смертников. Сам видел еще одного мужчину, высокого, худого. Он был без усов, но с угловатой черной бородой. Мне его приметная густая и длинная бородища как-то сразу в память врезалась на бегу. Может, и еще кому-то из настоящих преступников удалось так же улизнуть под обстрелами. Я даже предположил, что всех беглецов могут искать тайно, не печатая их физиономии в газетах и на столбовых листовках, дабы не спугнуть. Потому знал, что расслабляться не стоит.
Но как же хотелось пройтись по бульвару быстрой уверенной походкой, гордо выпрямив спину, а не ковылять, подволакивая ногу и согнувшись крючком! За северной окраиной города начинался лес. Я наметил для себя в плане на ближайшие дни добраться туда и сходить на разведку. Надо узнать, много ли там бродит праздного народа. Если в лесу почти никого не бывает, стоит сойти с пешеходной дорожки и удалиться на несколько шагов, как останешься наедине с природой, то имеет смысл облюбовать это замечательное место для тренировок и пробежек.
Попросить мастера Гессира заказать почтой спортивный костюм с дурацкой вязаной шапочкой, под которой удобно прятать волосы, и очки велосипедиста. Буду переодеваться в кустах, прятать “парадную” одежду в дупле и, никем не узнанный, бегать звериными тропами. Опасные хищники близ города не водятся. С каким-нибудь заблудившимся умалишенным я и сам в одиночку справлюсь, приемы борьбы разных народов не зря изучал еще при стажировке в посольстве.
Я решил взять за правило находить для себя что-то хорошее даже в кажущейся беспросветно мрачной, как затянутое грозовыми тучами небо, ситуации. Прогуливаться в лесу, дыша чистым воздухом, приятно пахнущим хвоей и травой – это приятно и полезно для здоровья. Мастерить волшебные игрушки… Разве я в детстве не мечтал стать артефактором, учиться в магической академии? Пусть с академией не срослось, отец и мать со всей влиятельной родней единогласно выступили против, но кто мешает мне на практике проверить силу природной волшебной искры?
Долгое время она во мне искусно пряталась от придворных провидцев и менталистов, а здесь вдруг проявилась и ярко засияла для магического зрения старого кукольника. Быстролетная фантазия мне предложила подать знак своей семье, что я жив и со мной все в порядке, прислать племянницам игрушки, хоть они уже взрослые девицы на выданье, узнают с первого взгляда творения рук дядюшки Райдена. Нет, глупая и опасная мечта должна убраться прочь из моей умной головы. Не только мои родные все поймут, агенты спецслужб – тоже сообразят, откуда ветер дует, вернее, откуда и кем прислана посылка, и быстро выйдут на мой след. Нельзя подставляться, рисковать жизнью даже ради тех, кто мне по-прежнему очень дорог.
Я должен оставаться невидимкой, безымянным подмастерьем, на которого никто не станет обращать лишнего внимания, поскольку до столь ничтожного персонажа никому нет дела. У всех найдутся заботы поважней. А для меня самое главное – выжить. Вот моя единственная цель, определяющая все дальнейшие планы на будущее.
Глава 6. Печальное известие
Полтора года спустя… Город Стантерфинс
Лирана
– Мамочка! А папа скоро вернется? – дочка вбежала в раскрытую дверь комната, которая до начала войны была кабинетом моего мужа.
Теперь же я заходила туда лишь для того, чтобы воспользоваться фонографом, как сейчас. Большой тяжелый прибор с медными пластинками, проводами и украшающими вставками из ценной красной древесины занимал собой четверть массивного письменного стола с резными ножками. Фонограф чаще всего использовался для междугородних звонков, но мог поддерживать и международное соединение через выход на оператора. Еще он мог печатать документы, выдавать краткие справки. Раз в сутки, строго по вечерам, его маленький экранчик передавал главные новости страны.
Перестав прижимать к уху трубку, слушая опостылевшие монотонные гудки ожидания ответа, я положила ее на стол и обняла дочь, свою маленькую принцессу Миссандею. Посмотрела в ее устремленные на меня ясные голубые глаза и нервно кашлянула, не сумев быстро придумать, что сказать на этот раз. Но и молчать было невозможно. В тот момент мы будто бы остались в мире совсем одни: я и самый дорогой моему сердцу маленький человечек, нуждающийся в защите и утешении. Мы словно плыли в вязком мареве, раздираемом противными звуками гудков.
– Не знаю, милая, – ответила я честно. – Видишь, я тоже жду новостей. Пытаюсь дозвониться генерал – майору, командующему дивизией, где служит папа.
– У Дорис папа вернулся, а нашего все нет, – дочка прижалась горячей щекой к моей руке. – Скажи тому генералу, чтобы отпустил его хотя бы на Новый год.
– Обязательно попрошу его об этом, как только дозвонюсь. Я тоже хочу, чтобы папа встретил праздник вместе с нами у большой нарядной елки. А пока беги, поиграй с котенком миссис Пикстит.
Отправив дочь к соседке, чтобы она не слышала возможный предстоящий тяжелый разговор, я вновь прильнула к фонографу, надеясь все же услышать ответ. Не хотелось думать о худшем, но дурные мысли непрестанно лезли в голову. С каждым новым прожитым днем в неведении о судьбе Натангана моя надежда на то, что муж вернется живым и невредимым, становилась все слабее. Полтора года мы с дочкой прожили как в кошмаре. Радовались каждому полученному с фронта письму, гордились подвигами наших защитников. Но потом удача отвернулась от нашей семьи. Летом я получила извещение о гибели отца, а месяц назад, когда победа была уже совсем близка, узнала о том, что муж считается пропавшим без вести. Натан почти успел дойти до вражеской столицы. Он мог попасть в плен, и я утешала себя этой последней надеждой. Война, унесшая множество жизней, закончилась позорной гибелью короля Шотнерии, которому был предъявлен ультиматум. Не смирившись с поражением, вражеский монарх застрелился на балконе своего дворца, перед собравшейся на площади толпой народа. Сменивший его на троне сын подписал акт о безоговорочной капитуляции.
Обмен пленными проходил по согласованному обеими сторонами расписанию, списки продолжали обновляться. На прошлой неделе вернулся после пребывания в магическом госпитале отец Дорис, подружки моей Мисси. Помню, как моя дочка с любопытством рассматривала его механическую руку. Мужчина говорил, что протез был сделан одним из лучших механиков-артефакторов страны, но, хотя работал он исправно, все же не мог полноценно заменить утраченную в бою конечность. Место его присоединения часто болело, ныло по ночам и беспокоило в плохую погоду. Но я в глубине души уже была согласна и на такой исход. Пусть Натан вернется с искусственной ногой или вставным глазом, как многие бойцы, только бы нам с Мисси вновь увидеть его живым.
Гудки прекратились, и я положила трубку на место. Придерживаясь за край стола, я медленно встала и пошла на ослабевших от постоянного стресса ногах прочь из кабинета, где каждая мелочь напоминала о горячо любимом супруге. Но тут послышался специфический треск, заставивший меня снова подойти к письменному столу. Фонограф крякнул, как селезень на пруду, и, выплюнув хвостик бумажной ленты, начал что-то печатать, скрипя чернильной иглой.
Сердце тревожно подпрыгнуло в груди. Я чувствовала, это не к добру. Официальное извещение вместо живой речи в ответ.
Сквозь заволокшую глаза влажную пелену я с трудом разбирала слова, медленно складывающиеся в строчки. Пробежалась взглядом по той части документа, которая уже была напечатана, и чуть не упала без чувств. Судорожно ухватившись за резной край столешницы, осела на пол мимо стула.
В извещении значилось, что мой муж погиб в городе близ вражеской столицы, подорвался на мине и был похоронен в братской могиле.
Сложив руки на сиденье стула и уткнувшись в них лицом, я долго рыдала, вздрагивая от всхлипов. Намочила обивку старого стула, еще и казенного, относящегося к той части обстановки служебной квартиры, которая не менялась долгие годы со сменой жильцов. Но в тот момент я не думала про заботу о мебели.
В горьких, удушливых воспоминаниях муж являлся мне снова и снова. Еще не так давно мы с ним считали те мгновения самыми прекрасными в нашей жизни. Встреча на балу в доме офицеров, свидание поздним вечером на берегу пруда в городском парке, путешествие в медовый месяц, первый день рождения нашей дочери. О, как он был красив, высок и строен, как удивительно шел ему черный форменный мундир с начищенными до блеска медными пуговицами, его синие глаза напоминали мне сапфиры, а гладко зачесанные короткие волосы цвета воронова крыла так и хотелось слегка взъерошить, запустив в них пальцы. Натанган служил в полиции, он мог на законном основании не идти на фронт, но записался в добровольцы. У меня в груди все ныло, голова раскалывалась, а слезы нескончаемым потоком текли из-под зажмуренных припухших век, когда я вспоминала день нашего прощания. Казалось, он был только вчера…
– Звонила твоя мама. Просила с ней поговорить, – скромно напомнила я, ожидая недовольных возражений в ответ.
Почти на цыпочках подошла со спину к мужу, который, примерив темную, грязно-зеленого цвета военную форму, стоял перед зеркалом на двери платяного шкафа, деловито поправляя воротничок.
– Лира, ты знаешь мой ответ, – Натанган повернулся ко мне. – И она его тоже знает. Нет, я не откажусь от своего решения. Позвонит еще раз, так ей и передай. Я не могу больше слушать их с тетушкой рыдания. Отец хотя бы на моей стороне. Он сразу все понял.
– Твой начальник тоже звонил, – скрывая вздох, я опустила взгляд. – И тоже хотел попытаться тебя переубедить. Сказал, что такие, как ты, нужны для поддержания городского порядка в тяжелые времена.
– Сдается мне, матушка и до него добралась, – по-нервному резко улыбнулся муж, взяв меня за руки и вынудив снова посмотреть ему в глаза. – Без ее вмешательства у нас был совсем другой разговор с начальником. Нет, Лира, и ты меня тоже должна понять. Такие опытные бойцы, как я, сейчас всего нужнее на передовой. Помнишь, я был признан лучшим стрелком нашего округа на прошлогодних соревнованиях. Мое место на фронте, где я буду обучать неопытных резервистов. Генерал-майор Перенелл предложил мне стать снайпером – инструктором. Я согласился без раздумий. Поймите вы все, мои самые родные и близкие люди, я пошел на этот шаг и ради вас тоже. Ради мирного неба над вашими головами.
– Мы все понимаем, но тревожимся за тебя, – тихо произнесла я, чувствуя, как нагреваются от волнения его сильные, такие надежные руки. – Нам страшно. Мы не хотим тебя потерять.
– В этот час, когда само существование нашей страны на карте мира поставлено под угрозу, не говоря уже о свободе и безопасности народа, каждый уважающий себя мужчина должен взять в руки оружие и пойти защищать родную землю от врага. Иначе это не мужчина, а тряпка! Жалкий ничтожный трус, не достойный ни капли уважения! – отстранившись от меня, Натанган презрительно махнул рукой. Выйдя в коридор, он снял с вешалки для верхней одежды тяжелую снайперскую винтовку, которую ему выдали в отделении вместе с военной формой. – Общий сбор добровольцев начнется в десять часов. Мне пора идти. Прощаться не хочу, слышал, это плохая примета. Мисси жалко будить. Просто помни, моя радость, что бы ни случилось, вы с дочкой навсегда останетесь для меня самыми дорогими и любимыми на свете. И я обещаю сделать все возможное, чтобы враг не смог добраться до вас.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом