– Ты можешь не торопиться, не забывай про бабушкины банки. – Сообщила Санна с подоконника, не отрываясь от книги.
– О да, она всегда собирает нас, будто мы едем на войну.
– Господи, зачем кому – то нужна война?– Нахмурилась Санна. – К сожалению, люди часто поддаются эмоциям и часто мыслят неразумно.
– А как же «дятлам снова есть до нас дело»? – Уселась я на свой багаж.
– Нет, Молотов.– Опустив очки, повернула голову ко мне сестра. – Сейчас другое время.
– Удивительно. – Взмахнула я руками. – Как у такой глупой девушки может быть такая умная сестра?
– К сожалению, умственные способности не передаются по наследству. – Не отрываясь от книги, почесала розовые тапочки Санна. – Ты крайне ленива, но не глупа, Виктория Лехтонен. Кстати, на Севере ты сойдешь за свою. Если верить «Калевале», лапландки тоже ленивые. У тебя будет отличная компания.
– Спасибо. – Поклонилась я, убирая волосы в хвост. – Только буду выделяться на их фоне. Я для них слишком "черная".
– Да, ты, скорее, напоминаешь герцогиню из графства Суррей. – Согласилась Санна.– В остальном – типичный папа. А широкий лоб, наверное, от той женщины, которая называет себя нашей мамой.
– Действительно. – Я подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Лапландкой тут и не пахло. Черные, как смоль, волосы. Темны, как ночь, глаза. Лишь широкий лоб и вздернутый нос выдавали во мне возможные финские корни – наследие матери, которую я смутно помнила. Мелкие черты – глаза, рот, вытянутое лицо. Уже проступающие морщины – остаток нервного детства. Сначала мама называла меня Lapsi- ребенок, а затем psykopaatti. Круговорот ее отношения ко мне. Тетю Йоханну спасло лишь то, что она была такой же. Psykopaatti. Мама пыталась со мной бороться, тетя Йоханна – понять. Вот и вся разница.
Я вновь уселась на чемодан. Меня не будет дома почти полгода. За свои 20 я выезжала из страны всего пару раз и все это время страшно скучала. По своей огромной семье. Страшная вещь – зона комфорта. Но такая приятная.
– Ты справишься, Ви. – Сказала сестра, по – прежнему не отрываясь от книги. – Верь в себя.
Я не ответила. Взглянула на старые часы с красным циферблатом. В детстве я боялась, что они остановятся и станет совсем тихо. Тревожно тихо. Так, что я буду слышать свое сердце.
– Как много идет из детства, правда, Санна Лехтонен?
– Законы природы. – Пожала плечами сестра и слезла с подоконника. – В том числе, и любовь к зоне комфорта. – Она присела рядом, на бежевый ковролин. – Помнишь, наши возвращения домой? Утро, темнота, и эта комната. Две кровати рядом, как в больнице. Фотообои и тишина, утренняя свежесть.
– Когда-то нас встречала мама. – Усмехнулась я. – Никогда не думала, почему она ушла?
– Не – а. – Вновь пожала плечами Санна.– У нас было прекрасное детство, Лехтонен, не о чем жалеть. Через полгода ты вернешься другим человеком. И вновь, утром, войдешь сюда, улыбнешься. Все встанет на свои места.
– О, да. – Хитро улыбнулась я. – А знаешь, что я сделаю?
– Ммм?
– Вот это! – Я схватила сестру, посадила ее на офисное кресло и покатила вниз по лестнице.
– Нет, нет, Ви – и – и – ка!– Подпрыгивая на ступеньках, кричала Санна. – Чертова кукла, клянусь финскими богами, я убью тебя, дай мне только выбраться!
– Вика. – Негромко позвал меня папа, и кресло выскользнуло из моих рук. – Пойдем, прогуляемся. Надо поговорить. – Кресло укатилось на кухню, где бабушка готовила ужин. Судя по звукам, посадка прошла удачно.
«Господи! Да что же это такое?! Вика!»
– Да, конечно. – Я схватила пальто и вытолкнула папу наружу, прежде чем гнев пострадавших настигнет меня. – Идем, идем.
Записки непутевой дочери. Лист отрывной, четвёртый.
Жвачки на асфальте,дерево,маленькая девочка, сложный папа и любимые тётушки. Apua!
Я уселась на старые качели во дворе и внимательно посмотрела на папу. Он не смотрел на меня. Глядел куда-то в сторону. Подошел к качелям, такой, уже не молодой, грустный. В своих мыслях. Которые не угадать. О чем он думает? Что меня не будет рядом? Интересно, он вообще будет скучать?
– Хочешь сказать, что будешь скучать? – Так и спросила я, улыбнувшись. Отец не ответил, только приподнял воротник серого пальто – подул холодный ветер. Сложно с ним. С тетей Йоханной проще. Боится он, что ли? Кого, меня? Бред, ну.
– Знаешь, я когда молодой был. – Вдруг улыбнулся папа. – Всегда дочь хотел. И вот у меня их две. А как разговаривать – не знаю. Когда ты была маленькая, с тобой было проще. Было проще объяснять, что нельзя брать жвачки с асфальта…
– Ооо, папа… – Закрыла я лицо руками и рассмеялась.
– Кататься по дому на роликах…
– Ха-ха, хватит! – Расхохоталась я и схватила его за руки. – Прекрати, закрой эту доску позора. Я выросла, отец. И уже не отскребываю жвачки с асфальта. У меня другие тараканы. Я живой человек, и разговаривать со мной можно так же, как и со всеми. Как тетя Йоханна, например, это делает.
– Просто, она такая же ненормальная. – Усмехнулся отец. Но руки не убрал.
– Это да. – Кивнула я. Да, его глаза – мои глаза. Даже выражение такое же. Разрез. Миндалины. Один в один. – Нам нужен был мой отъезд, чтобы понять – надо сближаться? Почему ты раньше этого не делал? – Сердце забилось чаще. Ну, да. Я ждала этого разговора. Я же его любила. И он. Наверное. Вот именно, что я не знала. Подробности его жизни и то рассказывала бабушка.
