Василий Арсеньев "Путь к свободе"

– Ещё не было сигнала! – кричал он. Но его слова утонули в грохоте пулемётной очереди.

Повстанцы бросились к готовым схлопнуться воротам, но попали под мощный огонь, который открыли по ним с вышек. Подкошенными ложились они на землю и, истекая кровью, умирали…

Наконец, с той стороны (в лагере) прозвучали выстрелы. Вскоре ворота снова отворились, и уцелевшие повстанцы хлынули внутрь, где уже шёл бой…

В тот день русские были полны сюрпризов!

***

Борис и Коба даром времени не теряли и на протяжении месяца тайно готовили бунт в лагере. На их призыв откликнулись с полусотни узников, у которых ещё оставались силы для борьбы… Но теперь случилось, казалось бы, немыслимое. Воодушевлённые примером своих товарищей, заключённые – скелеты, обтянутые кожей! – из последних сил вставали с нар, покидали бараки, отнимали плети у капо и убивали своих угнетателей голыми руками…

Когда раздался вой сирены, Борис понял, что час настал.

– Коба поднял восстание! – воскликнул он и разбудил спящих товарищей. Тогда они проникли на склад оружия, перебили немногочисленную охрану и вооружились немецкими автоматами. Солдаты СС были застигнуты врасплох. Борису удалось протиснуться к воротам и впустить внутрь товарищей с завода.

Тем временем, эсэсовцы, оправившись от первой растерянности, рассредоточились по лагерю и отстреливались от восставших заключённых. Силы повстанцев быстро таяли…

Сталин стоял под сенью продовольственного склада, издали наблюдая за ходом боя.

– Я знал, что вы придёте! – радостно выкрикнул Борис, подбегая к нему с автоматом на плече.

– Я не мог тебя бросить, – проговорил Сталин. – Ты слишком важен! И теперь нам с тобой надо уходить, – туда к гаражам…

– А как же они? – спросил Борис, глядя на гибнущих товарищей.

– Для них смерть – это избавление! – скривил губы в усмешке Сталин. – Им уже не помочь… Россия – превыше всего!

В глазах Бориса вспыхнули огоньки лютой злобы.

– Осталось ещё одно дело, – с этими словами он бросился к офицерскому дому.

– Постой! – прокричал ему вдогонку Сталин, тщетно пытаясь остановить его.

В тот вечер один из офицеров лагеря в кругу друзей праздновал свой День рождения. Они все перепились и тревогу не услышали…

Борис нашёл эсэсовцев беззаботно спящими за столом в окружении бутылок и бокалов. Тогда он выпустил по ним очередь из автомата.

– Это вам за Россию, ублюдки! – мстительно приговаривал юноша, стреляя по спящим. Один эсэсовец вскочил на ноги и выхватил свой пистолет, но тотчас пуля пробила ему грудь.

Офицерский дом, словно потревоженный улей, быстро приходил в движение… Из коридора донёсся шум, и Борис понял, что пора уходить. «Но я не могу не попрощаться с комендантом!» – подумал он, сбегая вниз по лестнице.

Тем временем, бой на улицах лагеря был в самом разгаре. Пули летали в темноте, словно стремительные огненные пчёлы. Охрана коменданта лагеря была брошена на подавление мятежа. Борис вбежал в особняк, расстреляв двоих солдат на входе.

Старый комендант заперся в своем кабинете и, когда Борис выломал закрытую дверь, открыл огонь из пистолета. Пуля прожужжала, чуть царапнув Бориса по щеке. Он отскочил в сторону, сменил магазин, передёрнул затвор и выпустил в ответ автоматную очередь. Комендант пронзительно вскрикнул, падая навзничь…

Тогда Борис приблизился и заглянул в полные предсмертного ужаса глаза этого человека, после чего спустил курок и пригвоздил немца к полу.

– За наших жён, что по вашей вине стали вдовами, за детей, которых вы оставили сиротами… Бил вас, гадов, и буду бить, пока не уничтожу всех до единого! – торжественно поклялся Борис над мёртвым телом коменданта. Он огляделся по сторонам, вытащил из шкафа первые попавшиеся под руку вещи и побежал назад к тому месту, где оставил своего наставника.

Сталин встретил его гневным взглядом.

– Борис, ты не вправе поступать так, как хочется, и, прежде всего, должен думать о стране. Ты мог погибнуть!

– Я должен был, Коба! – в ярости сверкнул глазами юноша.

– И теперь ты доволен собою? – сердито фыркнул Сталин.

– Вполне! – отвечал Борис. – Коба, гляди, что я прихватил в комендантском доме…

Сталин увидел курительную трубку с портсигаром, в котором были папиросы.

– Вот это подарок! – улыбнулся он. – Но нам пора уходить отсюда.

***

У гаражей повстанцы натолкнулись на яростное сопротивление нацистов. Протрезвевшие офицеры СС отчаянно защищали своё добро. Борис и Коба были вынуждены повернуть назад.

– Мы выбираем трудный путь! – усмехнулся юноша.

– Да, придётся уходить на своих двоих, – мрачно заметил Сталин (каждый шаг отзывался болью в распухшей ноге его).

Наши беглецы покинули лагерь, как раз когда неожиданно испортилась погода: пошёл снег, дунул пронзительный ветер, и закружила метель. Для марта явление редкое, но на сей раз причуда природы была по душе этим двоим.

Тем временем, бой на улицах лагеря продолжался.

Однако вскоре наступил перелом.

Повстанцы, прячась за бараками, с трудом отстреливались от превосходящего числом противника; патроны у них были на исходе. Эсэсовцы вели непрерывный огонь. Наконец, последнюю группу мятежников они окружили в районе барака первого блока. Потом выстрелы стихли.

Нацисты подошли к бараку, за которым притаились заключённые, как вдруг прогремел мощный взрыв…

***

Луна, выплывая из-за облаков, изливала тусклый свет на землю. Ветер несколько стих, но снег все еще шел. Борис и Коба бежали по лесу, надев на лагерную одежду костюмы, добытые в кабинете коменданта.

– Это хорошо, что снег… Удача, наконец-то, улыбнулась нам! Теперь собаки не смогут нас учуять! – кричал Борис, оглядываясь назад, на своего наставника.

«Я не ошибся в этом парне!» – подумал Сталин. Старику тяжело было поспевать за молодым, да и больная нога, по-прежнему, напоминала о себе, но из последних сил он припустил… Как вдруг кольнула острая боль в сердце, свет померк в глазах, – Сталин рухнул на землю, запорошённую весенним снегом.

Борис не сразу заметил отсутствия своего наставника, после чего остановился и растерянно оглядывался по сторонам.

– Коба, где ты? – прокричал он, бросаясь назад, и вскоре нашёл Сталина лежащим без сознания.

Юноша пытался привести старика в чувство, растирал ему лицо снегом, но ничто не помогало.

– Что же мне делать?! – в отчаянии вскричал он тогда. В этот миг до его слуха донеслись какие-то звуки, как будто голоса. «Это не могут быть эсэсовцы: они сейчас заняты делами в лагере!» – подумал он и вдруг отчетливо расслышал русскую речь.

– Братцы, – тогда вскричал Борис, бросившись навстречу голосам, – братцы, помогите!

Сквозь пелену снега он с трудом разглядел двух длиннобородых стариков с котомками за плечами.

– Дедушки, помогите: мой отец потерял сознание, и мы заблудились! – прокричал, подбегая к ним, Борис.

Те переглянулись.

– Где же он?

Борис с удивлением понял, что обознался.

– Идёмте. Я покажу вам, отцы.

***

В то время, когда отшельники переносили товарища Сталина в свою подземную обитель, Александр Васильев ехал на комендантском автомобиле по дороге на Гитлербург.

Ранее, едва открылись ворота, он бросился к дому коменданта. На его счастье во дворе стоял новенький фольксваген, на котором начальник лагеря недавно приехал из города, где был с тайным визитом у девушки Анхен. Тогда Васильев позабыл о коменданте (он так же, как Борис, хотел отомстить ему) и сел за руль.

У ворот автомобиль был обстрелян из пулемёта; но все же ему удалось, пригнувшись, благополучно покинуть лагерь.

Васильев не знал, что делать дальше: без денег, без документов и приличной одежды…

Он ехал по дороге, ведущей в Гитлербург, и этот путь прошел без происшествий. Однако, будучи уже на подступах к городу, впереди на перекрёстке он вдруг заметил патрульную машину и остановился в нерешительности.

– Что делать? А, была – ни была! – сказал Васильев после недолгого колебания, нажимая на педаль газа.

Он тронулся навстречу неизвестности. Полицейский предсказуемо подал знак остановиться.

– Хорошо, будь, по-твоему, – проговорил Васильев и съехал на обочину, остановив автомобиль, после чего открыл окно и потихоньку передёрнул затвор автомата.

Выпустив короткую очередь, он вышел из автомобиля, забрал из кармана истекающего кровью еще живого немца кошелёк с деньгами и поехал дальше как ни в чём не бывало…

В кошельке нашлось три тысячи рейхсмарок. «Неплохо для начала!» – подумал Васильев и невесело усмехнулся.

В Гитлербурге он нырнул в первый попавшийся дворик, где на верёвках висели чьи-то вещи. Тогда он скинул свой арестантский наряд и облачился в чужие брюки и куртку.

Так, Александр Васильев оказался на свободе и снова воспылал жаждой мести…

Глава седьмая. Незримый фронт

Вальтер Зиберт, группенфюрер СС, заместитель руководителя отдела гестапо по решению церковного вопроса, погрузился в свои размышления и не замечал слежку: четверть часа за ним неотступно ехала чёрная машина. Эта оплошность едва не стоила ему жизни…

«Старею! Что же это: я мог сам привести их к Хельге?! Так, без паники! Скорее всего, у них ничего на меня нет, – рассуждал про себя Зиберт, – иначе они были бы более решительны. Если теперь я начну дёргаться, это вызовет лишние подозрения. Но слежка вряд ли прекратится сегодня или завтра, а мне надо поговорить с Хельгой! Остаётся лишь одно. Кто не рискует… Чёрт возьми!»

Хельга была его связной и жила на окраине Берлина. Теперь Вальтер остановился перед ее домом и, выйдя из автомобиля, нажал на кнопку звонка. Вскоре послышались шаги, и дверь отворилась. Красивая молодая женщина встречала его ослепительной улыбкой и нежным поцелуем. «К чему бы это?» – с удивлением подумал Вальтер, вспомнив, что они давно расстались, и вгляделся в ее лицо. Потом он зашёл в дом и снял одежду.

– Как прошёл день, милый? – спросила Хельга.

– Хорошо, – отвечал Вальтер, – только устал немного да жутко проголодался.

– Всё готово. Сейчас накрою на стол, – проговорила Хельга, подавая ему листок бумаги. Он прочёл: «Дом прослушивается!» – и мгновенно побледнел: «Стало быть, они всё знают?! Нет. Если бы это было так, меня бы сейчас уже допрашивали в застенках гестапо!»

За ужином Хельга поднялась из-за стола и сходила в гостиную. Оттуда она вернулась с карандашами и чистыми листами бумаги.

– Я видела тётушку сегодня, – сказала Хельга, что-то написав на листке. Вальтер прочёл: «За нами следят!»

Он кивнул.

– Как поживает тётушка? На здоровье не жалуется?

– Она снова спрашивала, почему мы до сих пор не женаты? – сказала Хельга и придвинула ему листок: «Что нам делать?»

Вальтер написал карандашом на бумаге ответ: «Продолжать в том же духе. Мы – обычные любовники».

Она прочла и улыбнулась.

– И что ты ответила? – спросил он вслух и придвинул ей листок: «Я приехал к тебе с новым заданием из Центра. Мне поручено собрать сведения о нацистском сверхоружии – атомной бомбе».

Хельга изменилась в лице. Вальтер скривил губы в усмешке: «Простенькое заданьице, не правда ли? Они, видимо, думают, что Мюллер – мой близкий друг!»

– Я сказала, что мы любим друг друга, а брак – не главное в жизни! – отвечала на вопрос, заданный Вальтером вслух, Хельга и написала ему на бумаге: «Что передать в Центр?»

«Попробую действовать через знакомых учёных», – отвечал он таким же образом. Хельга с тревогой поглядела на него: «Будь осторожен, Вальтер!»

– Какая ты у меня умница, Хельга! Ты понимаешь меня буквально с полуслова. Без тебя моя жизнь была бы лишена всяческого смысла… – рассыпался в комплиментах Вальтер. Хельга с укоризною покачала головой: дескать, не переигрывай!

– Я люблю тебя! Иди ко мне… – он поцеловал её в губы, поднял на руки и понёс в спальню.

***

Дом Хельги был взят под контроль агентами Мюллера со времени последнего визита Вальтера, который в прошлый раз не заметил наружного наблюдения.

– Старею я… – думал он, глядя на лицо спящей женщины, в которую когда-то был влюблён. – И себя, и её подставил, и всё дело наше!

Вальтер Зиберт был в шаге от разоблачения, и лишь по счастливой случайности удалось избежать катастрофы. Накануне вечером Хельга мыла окно в гостиной, неосторожно махнула рукой и разбила горшок с цветком. В рассыпавшейся земле она нашла крохотное устройство с проводами…

Слежка поставила под угрозу выполнение задания Центра. Но вскоре наружное наблюдение было снято, и Вальтер понял, что они прошли проверку Мюллера, о которой по гестапо уже давно ходили упорные слухи. Если бы схватили Хельгу, всё было бы кончено. Но, по-видимому, рейхсфюрер хотел лишь убедиться, что среди его людей нет предателей.