Лиана Риде "Черные очки"

Про человека, который видит вокруг только хорошее, говорят, что он смотрит на мир сквозь розовые очки. А если человек замечает только плохое? Героиня повести «Черные очки» погрузилась во тьму злобы, где мир рисовался ей черным цветом. Только дружба и любовь откроют для нее мир во всем многообразии красок.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785005988331

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 13.04.2023

Черные очки
Лиана Риде

Про человека, который видит вокруг только хорошее, говорят, что он смотрит на мир сквозь розовые очки. А если человек замечает только плохое? Героиня повести «Черные очки» погрузилась во тьму злобы, где мир рисовался ей черным цветом. Только дружба и любовь откроют для нее мир во всем многообразии красок.

Черные очки

Лиана Риде




© Лиана Риде, 2023

ISBN 978-5-0059-8833-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мой мир

Моя жизнь в школьные годы была похожа на черно-белое кино, нет, скорее на черный квадрат. Все, что я чувствовала и о чем думала, все было черного цвета. Все, что со мной происходило, тоже было окрашено черным.

Я выросла в неполной семье. Меня воспитывала одна мать, ну как воспитывала, пыталась. Сколько я себя помню, она все время была где-то там, говорила, что на работе. Детство мое проходило в круглосуточных садах и интернатах. А мать все работала и работала. Конечно, у нас потом появилось какое никакое жилье, объедками не питались, но зато в нашей семье воцарилось полное непонимание. Я не понимала, зачем мать вдруг стала интересоваться моей жизнью, а она не понимала, почему я не удовлетворяю ее интерес и не доверяю ей.

Все детство я тянулась к ней, нуждалась в ее общении, в ее ласке и добром слове, но не получала ничего. За 14 лет такой жизни я научилась жить одна, подавлять свои желания и засовывать их далеко и глубоко.

Я стала волчицей одиночкой, которой никто уже не был нужен. Конечно, я училась в школе, и мне приходилось жить среди людей. Но общество меня сильно угнетало. Я устала от сверстников еще в интернате. Там я жадно мечтала об отдельной комнатке, пусть даже это была бы крохотная коморка, но чтобы рядом никого не было. Вместо этого я все детство провела в большой спальне, где было много кроватей, на каждой из которых жил малолетний сопляк. И вот в 14 лет у меня появилась отдельная комната, где я наконец-то могла предаться своим мыслям и мечтам.

Я часто мечтала о какой-нибудь глобальной катастрофе, после которой выжила бы только я, а остальные сгинули бы навечно. Но я понимала, что это была только мечта, осуществить которую я не в силах. Единственное, что я могла, так это игнорировать всех, отталкивать от себя, избегать общения. На деле это оказалось не так уж и трудно сделать. Иногда достаточно было злобного взгляда и мрачного вида, и к тебе никто не обратиться и не подойдет. Если этого оказывалось недостаточно, то грубое слово срабатывало всегда.

– Дочка, как дела? – спросила мать и, не дождавшись ответа, вошла в комнату.

– Я тебе купила джинсы, кофточки разные. Ты в магазин со мной не хочешь идти, ну я сама решила. Если что по размеру не подойдет, я могу сходить поменять, – каким-то заискивающе-осторожным голосом залепетала мать.

– Не надо мне ничего. У меня все есть, – раздраженно сказала я.

– Доча. Ну, у тебя все какое-то черное. А я тебе яркое разноцветное купила. И вот еще, я хотела с тобой насчет косметики поговорить. Я, конечно, не самая стильная женщина, но толк в косметике знаю, – начала было говорить мать, все глубже пробираясь ко мне в комнату. Тут я поняла, что ее нужно было поскорее выпроваживать, пока она опять со своими журналами ко мне не пристала.

– И косметика у меня есть. Я хочу побыть одна, – почти криком сказала я и стала отворачиваться от матери.

– Да, ты всегда одна. Хоть бы подружку какую-нибудь привела, Катя, – продолжала мать.

– Уходи. Или мне выйти? – категорично бросила я матери. Она остановилась и через минуту промямлила:

– Ну, зачем ты так? Я же стараюсь.

– Не хочешь ссоры, уходи, – снова сказала я, как отрезала.

Мать вышла. На кровати остались лежать вещи.

«Она меня никогда не понимала, не понимает и сейчас. Мне нравится черная одежда, черные волосы, глаза и даже губы. Это мой выбор и менять его я не собираюсь. А эти попугайские вещи пусть носят другие», – возмущалась моя душа. Я небрежно бросила цветные обновки в шкаф.

Утром я, как обычно, страдала от необходимости идти в школу. Не то чтобы я не любила учиться, нет. Да и школьная программа давалась мне достаточно легко. Просто ужасно не хотелось видеться со своими одноклассниками. Я как-то просила класснуху, чтобы она перевела меня на индивидуальное обучение. Но моего желания для этого оказалось недостаточным. Нужно было быть больным или дебилом, чтобы учиться на индивидуалке.

Я привыкла к тому, что мои желания не исполнялись. Я даже смирилась с этим и тихо страдала в одиночестве. Как ни странно я осознавала все свои страдания и принимала их. Я жила с ними и относилась к ним, как к части своей жизни. Можно сказать, моя индивидуальность, непохожесть на других заключалась в бесконечном страдании. Все это стало выражаться в моей одежде, моем макияже и вечно скорбном выражении лица.

Утром, надев черные штаны и водолазку, сверху все это прикрыв черной накидкой, еще набросав на лицо привычный макияж, состоящий из черных теней на глазах и черной помады на губах, я выдвигалась в школу. Я всегда немного опаздывала, потому что любила ходить по пустым коридорам школы. Учителя отчаялись воспитывать во мне пунктуальность, быстро поняли бесполезность своих замечаний, насмешек и упреков. Между мной и педагогическим коллективом сложился негласный компромисс. Когда я заходила в класс, они не обращали на меня внимания и, как ни в чем не бывало, продолжали делать свою работу. Одноклассники большей частью меня сторонились, что меня вполне устраивало. Но в восьмом классе появилась какая-то Даша из параллельного класса, которая начала меня доставать.

Каждый раз, когда мы сталкивались в коридоре, неминуемо возникала словесная перебранка. Обычно, Дашка была окружена какими-то вертихвостками, которые бесконечно хихикали, чтобы она там ни сказала.

В один раз наша встреча имела особенно острый характер.

– О, это ты. А я думала смерть к нам пришла, – услышала я, когда Дашка поравнялась со мной в коридоре.

– Смотри, как бы за тобой смерть не пришла, – ответила я каким-то шипящим голосом. Я всегда неосознанно быстро реагировала на разного рода оскорбления. В такие минуты эмоции молниеносно охватывали меня всю без остатка. От злости тело начинало трясти, а голос становился глухим и хриплым.

– О, ты, смотри, это чучело еще и разговаривать умеет, – с язвительной улыбкой на лице заявила Дашка. Окружающие ее вертихвостки, как и полагалось шестеркам, тут же бросились ублажать свою хозяйку язвительным смехом.

– А по морде от чучела получить не хочешь, пустозвонка? – хрипела я, глядя ей в глаза. Когда я во власти злости, меня ничто не может удержать, и я бесстрашно бросаюсь на врага. Даже если враг был не один. Иногда в такие минуты мне становилось, немного жаль, что я такая одна, что не было рядом единомышленников, таких же злых и несчастных. К величайшему моему сожалению все вокруг чему-то радовались и не знали, что такое истинное страдание.

– Сегодня после школы на стадионе покажешь, что ты есть, – сказала Дашка.

– Буду с нетерпением ждать, – прохрипела я.

На уроке я долго не могла успокоиться. Я знала, что согласилась на неравный бой. Но я никогда не отступала. Еще в интернате я поняла, что за себя надо драться. «Пусть я умру, жизнь мне не дорога, но я вылью на нее хотя бы часть той злости, которая копилась годами во мне. Пусть она испытает хоть часть того, что чувствую я», – кипели эмоции внутри меня.

После школы я пришла в назначенное место, но там никого не оказалось. Я немного подождала и направилась домой. В душе я ликовала, полагая, что Дашка струсила, отступила. Когда я заворачивала за угол, то почувствовала удар в спину. Я упала вперед и не видела того труса, который нанес этот позорный удар. Тут же я услышала знакомый смех. Я стала подниматься, но кто-то больно давил сверху на мою спину и пригвоздил меня к земле.

Ко мне склонилась Дашка и язвительно сказала:

– Ну и что ты мне сделаешь, уродина?

– От уродины слышу. Позорная морда. Я тебя еще словлю в коридоре, ходи и бойся, – злобно кричала я. В этот раз злобы во мне было в разы больше. От такой подлости и наглости разрывало на части. Потом я потеряла сознание. Когда очнулась, то почувствовала боль в голове. Дома я разглядела рану, от которой, видимо, и отключилась. Эмоции переполняли и мешали спокойно думать.

Я и так не любила людей. А тех, кто меня оскорблял, я ненавидела и желала им долгих мучений. Я часто представляла, как Дашку сбивает грузовик или на нее падает огромная ледяная глыба. При этом она не умирала, это было бы слишком хорошим концом для ее никчемной жизни, она долго и мучительно подыхала. Я представляла ее скорченное от боли лицо, на котором не было и следа от язвительной улыбки.

После случившегося на стадионе мое желание отомстить достигало такой степени силы, когда хочешь исполнить его любой ценой. Я стала искать способы. В голове крутились разные варианты. Сначала я хотела, подкараулить ее в школе, и наброситься. Но для такого варианта нужна была слежка. И я посчитала, что было бы слишком много чести тратить свое время на нее. Потом я задумала ударить ее исподтишка при первой же встречи. Но я не знала, как это сделать незаметно, ведь она ходила не одна. В голове вертелся еще один вариант, о котором я раньше боялась думать, но теперь чувствовала, что момент настал.

В дверь постучалась мать.

– Дочка, иди кушать, – сказала мать, приоткрыв дверь моей комнаты. Сама она не просунула даже головы на мое пространство, боялась скандала.

Я зашла на кухню, схватила тарелку с уже приготовленным обедом, кусок хлеба и отправилась к себе в комнату. Я поставила все на тумбочку, захватила вилкой часть котлеты и запихнула в рот. Мне не терпелось, и я достала из тумбочки большую книгу.

«Вот она, моя сила. Она поможет мне отомстить и заставит остальных бояться меня», – воодушевленно подумала я.

Передо мной лежала книга черной магии. Это была огромная толстая книга, которую я купила недавно на деньги, подаренные матерью на мой день рождения. Помню, когда я ее первый раз открыла, то тут же закрыла. Мне тогда не хватило смелости, чтобы решиться ее прочитать. Но теперь я была готова. Моя смелость питалась злостью и ненавистью. А, как известно, это самые сильные и разрушительные эмоции. Но пока они разрушали только меня, и теперь я хотела направить их силу на своих обидчиков.

До глубокой ночи я читала. Несколько раз я слышала свой внутренний голос, который кричал мне закрыть книгу и оставить эту затею. Но каждый раз, когда я вспоминала свое унижение, злоба вскипала с новой силой и заглушала этот голос. Утром я встала с мыслью, что я стала сильнее и могущественнее. Я уже знала наизусть слова заговора на болезнь. Я повторяла его про себя снова и снова, и там, где было нужно, вставляла имя ненавистной мне Дашки.

Когда я пришла в школу, то первым делом узнала расписание Дашкиного класса. На каждой перемене я вертелась возле кабинета, где должна была быть Дашка.

В один момент она вышла, и я бросилась к ней навстречу. Путь мне преградил какой-то старшеклассник. Он встал на дороге и схватил меня за руки. Я закричала:

– Пусти, дурак!

Старшеклассник продолжал держать меня за руки и усилил схватку, когда Дашка приблизилась. Она, как обычно, улыбалась своей противной улыбкой и намеревалась сказать мне очередную мерзость.

– Ты позорная трусливая крыса! – закричала я на нее и зачем-то плюнула в ее сторону.

– Без своих шестерок боишься ко мне подойти близко? – продолжала я. При этом я говорила громко и горячо, чего сама от себя не ожидала. Потом я также эмоционально начала читать вслух заговор на болезнь. Я четко и ясно произносила каждое слово, а после слов раба божия добавляла Дашкины имя и фамилию. Это было впечатляюще. Я поняла это по Дашкиному лицу. С него исчезла та самая ядовитая улыбка, а в глазах появился страх. Увиденное подстегнуло меня, и я уже не могла остановиться. Когда заговор закончился, я стала выкрикивать слова проклятия в ее адрес. Дашка не выдержала и ничего не сказав, ушла в класс. Державший меня старшеклассник ослабил хватку, и я вырвалась. Я посмотрела на него, его лицо выражало отвращение и удивление. Я плюнула и в него, хотя отчасти была благодарна ему за то, что он не позволил мне броситься в драку, и я смогла испытать на Дашке свои чары. Тогда я поняла, что слова обладают какой-то неведомой силой, которой я должна была непременно овладеть.

С того времени сразу после школы я бралась за книгу черной магии. Она стала для меня всем, и справочником, и путеводителем, и энциклопедией, и даже можно сказать библией. Там было все, что мне нужно. Там были ответы на все мои вопросы. Я узнала, как заставить бояться и страдать, как отомстить, обидеть, унизить и даже убить. Все это давало ощущение власти и превосходства. Я чувствовала, как во мне поднималось желание подчинять. «Откуда оно взялось?» – мелькнула мысль. Сначала были просто обиды, потом прибавилась злость, которая усилилась ненавистью. А теперь появилась жажда власти, желание унизить и наказать всех, кого ненавидишь. А ненавидела я всех. Не было ни одного человека, которого бы я любила и жалела. Я ненавидела всех, даже мать. Но я терпела ее, потому что была мне нужна.

«О, Боже, я же монстр. Я не хочу быть такой, я хочу любить, не хочу больше злиться. Но, я не виновата в том, что я такая. Такова жизнь, таковы люди, они заслуживают моей ненависти, а не любви», – спорила сама с собой моя душа.

С этой книгой я засыпала и с ней же просыпалась. Я так глубоко была поглощена ее содержание, что не заметила многодневного отсутствия Дашки в школе. К тому же в школе меня стали не просто сторониться, а буквально обходили стороной. Краем уха, я слышала, как меня называли ведьмой, что меня поначалу скорее веселило, чем огорчало. Потом я узнала, что Дашка чем-то заболела, и в мой душе мрак на мгновение просиял. Я почувствовала какую-то радость или вернее ликование. «Вот, получила, гадина. Так тебе и надо», – тайно ликовала я. В этот день я летала от счастья, и на моем лице даже поселилась улыбка. Правда, у всех окружающих моя улыбка вызывала какое-то отвращение. «Это они от зависти», – думала я. Я была уверена, вернее, я знала, что все люди друг другу волки, и никто не желал другому добра, и с удовольствием радовался чужому горю. Это были мои искренние убеждения.

Такое ликование продлилось недолго. Меня вдруг стал раздражать тот факт, что окружающие люди стали смотреть на меня с отвращением, а некоторые, пройдя мимо, могли бросить обидное слов. Раньше я не реагировала на разного рода эпитеты насчет моего внешнего вида. Это был мой образ, остальные могли относиться к нему как угодно. «Но теперь, я не просто страдающее загнанное существо черного цвета, сейчас я ведьма, имею силу и знания, и чужое мнение мне оскорбительно. Как смеют эти простые смертные открывать рты без разрешения», – возмущалось все нутро мое.

Как-то я шла со школы и мимо проходила старушка. Она взглянула не меня и вздрогнула со словами:

– Ой, ну и страшилище.

Услышав это, я глянула на старуху, и в голове всплыли слова из книги. Я стала шептать их, при этом не отрывала взгляда от уходящей бабки. Она какое-то время оглядывалась на меня, а потом перекрестилась и пошла дальше.

Я не понимала, что происходило. Я чувствовала в себе силы, я наконец-то поверила, что могу исполнить любое свое желание. Но я не испытывала от этого радости. Только я нашла заговор, чтобы заглушить одну обиду, тут же появляется другая. Будто весь мир ополчился против меня. Даже дети в последнее время стали приставать ко мне. Бегут следом и кричат:

– Баба Яга, костяная нога.

Я оборачивалась на них и шептала заклинания. В такие минуты в голову лезли слова проклятия и желания смерти. «Дожилась, детям смерти желаю», – вырывалось иногда из глубины сердца.

Что-то пошло не так

Как-то в школе я проходила по коридору, и навстречу мне вышла Дашка. Она шла в окружении подруг и о чем-то весело говорила. Я видела, что она заметила меня, но ничего не сказала, а только глянула на меня и улыбнулась. Правда, улыбка эта была не той язвительной и ядовитой, нет, это была улыбка, которая рождается счастьем и излучает добро и радость.

Я не помню, куда я шла, но сразу после встречи с Дашкой я пошла в туалет, закрылась в кабинке и что есть мочи заорала. Мой крик был похож на ор какого-то загнанного зверя, такой же истошный и страшный. «Только не это, только не это!» – крутилось в моей голове. Я знала, я верила, что мои заклятия работают. Я ждала увидеть Дашку какой угодно, больной, покалеченной, убитой горем, злой, но не счастливой. В этот момент я даже рада была бы ее язвительной улыбке, но не такой, как сейчас полной счастья и радости. Казалось, что такое пережить было невозможно.

Домой я вернулась мрачнее тучи. В этот вечер я ничего не читала, а просто пролежала на кровати до самого утра. Не помню, спала ли я в эту ночь или нет. Не было никаких чувств, будто душа высохла, зато голова разрывалась от кишащих мыслей. Я вспоминала Дашкину улыбку, потом явилась какая-то старуха и залилась страшным смехом, затем она превратилась в ворону, которая кружила надо мной и каркала какие-то заклинания и заговоры.

Утром я не встала с постели, чтобы собираться в школу. В комнату зашла мама:

– Доча, у тебя все нормально? – она как обычно спрашивала с коридора, не заходя в комнату. Видимо, не дождавшись ответа, мать заглянула в комнату, а потом зашла полностью. Она подошла ближе и тихо спросила:

– Дочка, что с тобой?

Я лежала и молчала, мне не хотелось шевелиться, разговаривать, ничего, было такое чувство, что я умерла. Мать потрогала мой лоб и сказала:

– Да ты вся горишь.

Потом приходил доктор. После его ухода мать куда-то ушла, потом вернулась и заставила меня выпить какую-то противную таблетку. Еще через некоторое время она принесла обед. Я немного поковырялась в тарелке, и снова сползла на кровать, укутавшись одеялом. Так я валялась целую неделю. Все это время мне хотелось уснуть, но никак не получалось, в голове кипела каша из заговоров, воспоминаний и каких-то кошмаров.

Мне стало невыносимо плохо, и тогда я подумала о ней. Я вдруг поняла, что выхода больше нет, я сделала, что могла. «Я больше так не могу. Я хочу уснуть навечно», – промелькнуло в голове. От этой мысли вдруг стало легче. Я представила, что больше не будет этих снов, этих кошмаров, этих обид, злости, бесконечной войны со всем миром. Я была готова.

«Но как, как это сделать? Хочется, чтобы после меня не осталось ни следа, будто и не было Кати Костровой. Может быть, уйти далеко в лес и устроить пожарище и сгореть в нем? А вдруг не сгорю, к тому же это очень больно. Нет, лучший способ – напиться таблеток. Но в нашем доме отродясь лекарства не водились. Я не помню, чтобы мать хворала, да и я болела редко. Порода такая, работяги здоровые называется. А что если выпить всю пачку аспирина? Нет, этой кислятины много не съешь, к тому же не факт, что сдохнешь.

Ну что же я даже такое желание свое выполнить не могу. Какая же я неудачница, зачем вообще на свет появилась?» – вела я горячий разговор сама с собой. Я хотела уже броситься реветь от очередной порции страданий, как глянула на дверь балкона и тут же озарилась мыслью: «Так вот же моя дверь в вечный сон. Мы живем на девятом этаже, один шаг и все. К тому же можно и секундным полетом насладиться».

Я выглянула в коридор, чтобы убедиться, что поблизости не было матери. Затем тихо закрыла дверь комнаты. Вышла на балкон и решительно подошла к перилам. Посмотрела вниз, дух захватило от такой высоты. «Надо решаться. Прыгай!» – что-то кричало внутри. И пока я наклонялась вперед через перила, как что-то другое внутри завопило: «Не делай этого, нужно жить. Жизнь одна и она сокровище». Я снова выпрямилась и посмотрела на дверь в комнату. «А что там меня ждет?» – подумала я. «Снова враги и борьба с ними. Какой смысл жить дальше. Впереди только мрак. Так какая разница – мрак жизни или мрак смерти? Никакой», – решила я и без сомнений стала нагибаться вперед, чтобы перевалиться через перила балкона. В этот момент я услышала нежный женский приятный голос:

– Здравствуйте.

Я остановилась и в позе поклона, упершись животом в перила, повернула голову в сторону, откуда донеслось приветствие.

На соседнем балконе сидела девушка, лет двадцати пяти. Белый цвет волос и кожи, а также светло-бежевый халат придавали девушке какой-то неземной, ангельской вид. Она сидела неподвижно и пристально смотрела куда-то вдаль.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом