Форестье выиграл одиннадцать очков. Тогда маленький человек детского вида позвонил гарсону и заказал: «Девять кружек».
И они вернулись к игре, ожидая освежающего.
Дюру выпил стакан пива с новыми коллегами, потом он спросил своего друга:
– Что мне сделать?
Тот ответил:
– Для тебя сегодня ничего нет. Ты можешь уйти, если ты хочешь.
– А наша статья… вечером… которая выйдет вечером?
– Да, но ты в этом не занят. Я буду держать корректуру. Сделай продолжение на завтра и приходи сюда к трем часам, как сегодня.
И Дюру, пожав руки и не зная имен их обладателей, спустился по прекрасной лестнице с радостным сердцем и в веселом расположении духа.
Глава 4
Жорж Дюру спал плохо, так взволновало его желание увидеть отпечатанной его статью. Как только настал день, он поднялся и стал бродить по улице, за час до того, как, двигаясь от киоска к киоску, приносят «Французскую жизнь» разносчики газет.
Тогда он достиг вокзала Сен-Лазар, хорошо зная, что «Французская жизнь» приходит туда до появления в его квартале. Поскольку было еще рано, он стал бродить по тротуару.
Он видел, как пришел торговец, который открыл свой магазинчик стекла, потом он заметил человека, несущего над своей головой стопку больших сложенных листов бумаги. Он бросился: это были «Фигаро», «Жиль-Бляс», «Галуа», «Событие» и две или три другие утренние газеты, но «Французской жизни» среди них не было.
Страх охватил его: «Если „Воспоминания африканского охотника“ перенесли на завтра или если в последний момент случайно вещь не понравилась папаше Вальтеру?»
Он спустился к киоску и заметил, что продают газету, без того чтобы было видно, что в ней. Он поспешил, развернул ее, после того как бросил за нее три су, и пробежал заглавия на первой странице. Ничего. Его сердце забилось; он открыл лист и испытал во время чтения сильные эмоции: внизу колонки, большими буквами значилось: «Жорж Дюру». Она была здесь! какая радость!
Он принялся бездумно ходить с газетой в одной руке, с шляпой – в другой, с желанием остановить прохожего, чтобы сказать ему: «Купите ее! – купите ее! здесь моя статья!» Ему хотелось закричать изо всех своих сил, как кричат некоторые люди вечером на бульваре: «Читайте «Французскую жизнь»! читайте статью Жоржа Дюру «Воспоминания африканского охотника»! И вдруг ему захотелось самому прочитать эту статью, прочитать прямо на публике, в кафе, у всех на виду. Он поискал место, где уже часто бывал. Ему пришлось долго туда идти. Наконец, он сел перед баром с вином (здесь уже находились несколько посетителей) и спросил рома, как будто, не думая о времени, спрашивал абсента. Потом он позвал: «Гарсон, дайте мне «Французскую жизнь».
Подбежал человек в белом фартуке:
– У нас нет «Французской жизни». Мы не получаем ничего, кроме «Вызова», «Века», «Фонаря» и «Маленького парижанина».
Возмущенно и разъяренно Дюру заявил:
– Вот футляр. Тогда пойди и купи ее для меня.
Гарсон побежал и принес.
Дюру начал читать свою статью. Несколько раз совсем громко он говорил: «Очень хорошо! Очень хорошо!» – чтобы обратить внимание соседей и вызвать у них желание знать, что же на этом листе. Потом, уходя, он бросил газету на стол.
Хозяин заведения заметил и сказал: «Мосье, мосье, вы забыли вашу газету!»
Дюру ответил: «Я оставляю ее вам. Я уже прочел. Впрочем, сегодня в ней есть очень интересные вещи.
И он не указал на статью, но видел, как один из посетителей взял со стола «Французскую жизнь».
Дюру подумал: «Что же я буду делать теперь?» И он решил пойти на свою прежнюю службу, забрать жалованье за месяц и подать в отставку. Он трепетал от удовольствия при мысли, какими глазами посмотрят на него начальник и бывшие коллеги. Мысль о недоумении шефа вдруг восхитила его.
Он пошел медленно, чтобы не прийти ранее девяти тридцати, касса открывалась только в десять.
Его учреждение было большой темной комнатой, где почти с утра до вечера зимой светил газовый фонарь. Оно выходило в тесный двор, на другие учреждения – фасадом. В нем находилось восемь служащих, плюс еще один руководитель, прятавшийся в уголке за ширмой.
Дюру пошел сначала, чтобы взять сто восемнадцать франков двадцать пять сантимов, запечатанных в желтом конверте и размещенных в ящике платежного сотрудника, а потом с победоносным видом проник в огромный зал для работы, где он проводил все дни.
Как только он вошел, помощник начальника, мосье Потель, обратился к нему:
– А… это вы, Дюру? Шеф о вас спрашивал несколько раз. Знаете, он не признает больных на два дня без справки от врача.
Дюру, стоя посреди бюро, приготовившись к эффектному слову, сказал сильным голосом:
– К примеру, мне на все это наплевать!
Среди служащих возникло изумление, и появилась голова мосье Потеля, сбитого с толку, закрытого ширмой, которая, как ящик, скрывала его.
Он забаррикадировался там, боясь движения воздуха, так как он ревматик. Он проделал всего две дырочки в бумаге, чтобы присматривать за персоналом.
Слышался полет мух. Помощник начальника, наконец, спросил в нерешительности:
– Что Вы сказали?
– Я сказал, что мне наплевать. Я пришел только за моим жалованьем. Я теперь редактор «Французской жизни» с жалованьем в пятьсот франков в месяц. Плюс еще плата за строку. Я даже дебютировал этим утром.
Однако он пообещал себе продлить удовольствие, но не мог сопротивляться желанию бросить все одним махом.
В остальном эффект был полный. Никто не шевельнулся.
Тогда Дюру заявил:
– Я предупрежу мосье Пертюи и потом вернусь, чтобы попрощаться с вами.
Он вышел, чтобы найти начальника, который воскликнул, увидев его:
– А! Вот вы. Вы знаете, что я не желаю…
Служащий оборвал его на слове:
– Не дело так орать…
Мосье Петюи, огромный и красный, как петушиный гребень, задыхался от изумления.
Дюру произнес:
– Мне надоела ваша лавочка. Этим утром я стал журналистом, где мне сделали очень хорошее назначение. Имею честь откланяться.
Он вышел. Он был отмщен.
Он пожал руки старым коллегам, которые осмелились немного с ним поговорить, боясь скомпрометировать себя, так как слышали через открытую дверь его разговор с шефом.
Он оказался на улице с жалованьем в кармане. Он расплатился за вкусный завтрак в хорошем ресторане по умеренной цене, который он знал, потом там, где он ел, снова купил и оставил на столике «Французскую жизнь». Он обошел несколько магазинов, где покупал мелочи, только для того чтобы указать свое имя: Жорж Дюру. Он добавлял: «Я редактор «Французской жизни».
Потом он указывал улицу и номер, оговаривая с заботой: «Вы оставьте у консьержа».
Поскольку у него еще было достаточно времени, он зашел к литографу, делавшему тут же, на глазах прохожих, визитные карточки, и заказал визитных карточек; немедленно он сделал сотню, которые отпечатали его имя в новом качестве.
Потом он вернулся в газету.
Форестье принял его громко, как принимают подчиненного:
– А! вот и ты. Очень хорошо. У меня есть несколько дел для тебя, подожди десять минут. Сначала я закончу мою работу.
И он продолжил писать начатое.
С другой стороны большого стола стоял маленький, очень бледный пухлый, очень полный лысый человечек, с белым сияющим черепом, уткнув нос в бумаги (он страдал сильной близорукостью).
Форестье спросил его:
– Итак, скажи, Сэн-Потен, во сколько ты будешь брать интервью у наших людей?
– В четыре часа.
– Возьми с собой молодого Дюру, здесь присутствующего, раскроешь ему тайны профессии.
– Ясно.
Потом, повернувшись к своему другу, Форестье добавил:
– Ты принес продолжение про Алжир? Дебют этим утром был очень успешен.
Дюру смущенно пробормотал:
– Нет. Я полагал, что у меня будет время после обеда. Мне нужно было сделать кучу вещей; я не мог…
Второй в раздражении пожал плечами:
– Если ты не будешь точен, ты прозеваешь твое будущее. Папаша Вальтер рассчитывал на твою рукопись. Я скажу ему, что это будет завтра.
После молчания он добавил:
– Нужно ковать железо, пока горячо, черт!
Сэн-Потен поднялся.
– Я готов, – сказал он.
Тогда Форестье развернулся на стуле и принял почти торжественную позу, чтобы дать инструкции, и, повернувшись к Дюру, сказал:
– Так. В Париже в течение двух дней – китайский генерал Ли-Тенг-Фао, вышедший из Континенталя, и раджа Тапосаиб Рамадерао Пали, вышедший из отеля Бристоль. Вы должны начать с ними разговор.
Потом, повернувшись к Сэн-Потену:
– Не забудьте принципиальных точек зрения, которые я наметил. Спросите у генерала и у раджи их мнения о кознях Англии на Дальнем Востоке, узнайте их мысли об английской системе колонизации и господстве, их относительные надежды на вмешательство в дела Европы, в частности Франции.
Он замолчал, а потом добавил, громко сказав: «Нашим читателям было бы интересно узнать, что думают в Китае и в Индии по этим вопросам, которые в данный момент волнуют общественное мнение».
Для Дюру он добавил:
– Понаблюдайте, как Сэн-Потен будет брать интервью, он отличный репортер. Задача – изучить струны души, чтобы в пять минут опустошить человека.
Потом он с серьезностью начал писать, с очевидным стремлением установить правильную дистанцию, поставив на место своего бывшего товарища и нового коллегу.
Как только они вышли за дверь, Сэн-Потен принялся смеяться и сказал Дюру:
– Вот работничек! Мы сотворим это от нас самих. По правде говоря, он нас принял за своих читателей.
Потом они спустились на бульвар, и репортер спросил:
– Что-нибудь выпьете?
– Да, с удовольствием. Очень жарко.
Они вошли в кафе, где подавали освежающие напитки. И Сэн-Потен принялся говорить.
Он говорил обо всем на свете и о газете, изобилуя удивительными деталями.
– Патрон? Настоящий еврей! Вы знаете, евреи никогда не меняются. Какой народ!
И он привел удивительные черты особенной скупости, жадности сынов Израилевых, экономию десяти сантимов, на торг кухарок, позорную скидку, запрашиваемую и получаемую, всю манеру быть ростовщиком и кредитором.
– Однако это хороший зигзаг, позволяющий ни во что верить и всем управлять. Его газета, официальная, католическая, либеральная, республиканская, орлеанистская[5 - Орлеанисты – сторонники Луи-Филиппа Орлеанского.] – торт с кремом – и магазин до тринадцати, была основан для поддержки разного сорта денежных операций и предприятий. В этом он очень силен и зарабатывал миллионы через сообщества, не имеющие и четырех су капитала.
Он все время шел, называя Дюру «мой милый друг».
– Есть слово Бальзака – скупец. Представьте себе, что я как-то оказался в кабинете со старым бедолагой де Норбером, и его Дон Кихотом де Ривалем, когда приехал Монтелин, наш администратор, пришел с марокканской салфеткой под мышкой, эту салфетку знал весь Париж. Вальтер поднял нос и спросил: «Что нового?» Монтелин наивно ответил: «Я пришел заплатить шестнадцать тысяч франков, которые должен торговцу бумагой». Патрон подпрыгнул от удивления: «Вы говорите?»
– Я пришел заплатить мосье Прива.
– Но вы сошли с ума!
– Почему?
– Почему… почему… почему
