незнанья жалкая вина…
А я говорю, что это просто недомыслие, недогляд, нонсенс или особая куриная слепота в мировом искусствознании.
Ну, ладно, у нас в России, в силу особого культа и особого высокого духовного и молитвенного статуса А. Рублёва (он у нас преподобный, святой), не видят этого. Но ведь в той же Франции или в Америке могли бы это узреть? Увы, и там и тут люди, точно слепцы!
Теперь я часто думаю, что и мне бы надо молчать, и не «раскрывать мои карты», т.е. не говорить о том, насколько близка природа видения этих художников и как, каким особым способом они добывали свои краски. Мне бы не надо и касаться этих вещей – какая мне в этом корысть? Один убыток: люди, даже очень умные и учёные (например, искусствоведы из ГТГ), от меня бегут и не подают мне руки, как прокажённому… Я устал гоняться по Москве за интеллектуалами в области живописи, по-моему, их теперь и вовсе нет. Если то, о чём я говорю, например, в моём эссе «Прежде и потом», не вызывает интереса, а, напротив вызывает такое отвратное действо, то многого ли стоит современная художественная критика?! Люди, даже очень учёные, не упускают возможности от меня улизнуть, как будто я болен чумой… А иным меня хочется лягнуть или даже куснуть, чтобы я, не дай бог, не наговорил чего лишнего. А ведь я не стучу по столу, я не навязываю им себя и свои концепции. Я лишь приоткрываю им дверь в ту комнату, воздух которой Тим пока не знаком. Они привыкли пребывать в неведении и дышать совсем другим, спёртым воздухом кафедр, архивов и в окружении книг – так привычней, удобней? И эта публика зовётся научной? Это интеллектуалы высшей пробы нашего времени? Увольте меня от подобных «умных» людей, которые исподлобья глядят на меня как на власовца, которые никогда не читали моё эссе «Прежде и потом» и заявляют, что не будут читать! Вот почему в Москве я так одинок, я один в этом мире, я один на один с моим столом, моими картинами, моими книгами, которых у меня море…
П. Флоренский однажды сказал в ссылке: «Теперь для общества не нужны мои знания. Тем хуже для общества». Эти же слова повторяю и я.
Русские диалоги с Гогеном
Русские диалоги с Гогеном действительно существуют. Этот немолчный разговор, или общение русских художников и великого француза, гораздо старше, чем нам часто кажется, и это не только русский авангард 20-х гг. … Для многих это положение покажется странным, но только не для меня!
А что же касается переклички или пристального внимания русских художников к творчеству П. Гогена, то в своей блестящей статье «Наследие Гогена и современный художественный процесс» М. Бессонова великолепно иллюстрирует это. Ниже я приведу некоторые выписки из этой статьи:
«Первая из них – замечательная московская художница Наталья Гончарова, рано открывшая для себя творческие возможности условного языка новой французской живописи. Её многочастная композиция Сбор плодов создана, бесспорно, под воздействием шедевров Гогена. О нём напоминает крайняя левая часть тетраптиха с характерной фигурой удлинённых пропорций, срывающей плод дерева с дерева, – прямая цитата из гогеновского полотна. Гончарова, очевидно, и не пыталась докопаться до смысла заложенной в картине Гогена символики, но иконографический характер изображения, его определённая иконописность прочитаны ею достаточно убедительно. Художница была увлечена древнерусским искусством, сама писала иконы, симптоматично, что объектом её внимания в это время стало также и творчество Гогена. Строгая каноничность его фигур, совершенство очерчивающих их линий, чистые краски, тональные соотношения которых поражают своей музыкальностью, – все эти признаки гогеновского зрелого стиля делают их созвучными средневековому искусству вообще и древнерусскому в частности, что и открыло возможность прямого диалога живописи Гогена с работами молодых русских художников начала века».
Вот, пожалуй, самое близкое прочтение искусства Гогена к тому, о чём я буду говорить ниже. Но дальше М. Бессонова не идёт, точно какая-то пелена или шоры ей мешают разглядеть и ещё большее… Да и ей ли только?!
В другом месте этой статьи мы читаем:
«Таитянская символика Гогена была воспринята русской культурой начала века с необычайной остротой, понята изнутри: она отвечала её мощному импульсу космических, вселенских устремлений. Путевые очерки Бальмонта, написанные им сразу после путешествия в Мексику, могли бы сопровождать публикацию гравюр таитянских книг Гогена наряду с поэмой Шарля Мориса. Не случайно именно этого критика и писателя-символиста, бредившего миром Гогена, пригласили сотрудничать в журналы „Аполлон“ и „Золотое Руно“ как представителя современного французского искусства. Существуют и более тайные нити, связывающие мифологию Гогена с русской культурой на переломе столетий. Трактат Гогена „Современный дух и католицизм“ мог бы найти живой отклик на почве русской философской мысли, достаточно обратиться к трудам В. Соловьёва, разрабатывавшего в то же время близкие проблемы».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69164962&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
«Гоген. Взгляд из России». М.: Советский художник, 1990.
