– Запросто, если всё утрясётся, к лету вернусь, а пока хахалю своему кланяйся.
– Полагаешь – скучать без тебя будет?
– Если выживет – обязательно. Они без сильной руки, как псы, скучают! Да, вот ещё что, оставляю тебе доверенность распоряжаться нашей недвижимостью, мало ли что случится…
– Ты же вернёшься?
– Вернусь, но с хоромами лучше разделайся. – Альберт обвёл рукою свою городскую квартиру. – Вернусь, восстановимся.
После ухода мужа Кира молча оглядела растревоженное жильё, потом стала двигать мебель, прибирать к месту книги и, кажется, даже всплакнула. «Съезжу к маме за сыном, и катись этот Левашов куда подальше. Распустил шпану». Вспомнив про телохранителей, Кира подумала о Ветлицком, давно ли она жалела его – одинокого, и вот у неё почти то же: муж в бегах; правда, фирма ещё работает, но уже всем ясно, что Левашов просчитался. Впрочем, ещё ничего не потеряно и рано ставить на себе крест. Поразмыслив таким образом, одинокая женщина успокоилась и ещё усердней принялась за уборку квартиры.
5
Про случившееся в Отрадном Мирра Нестеровна узнала случайно. Её тайное увлечение – Виктор Блинов, капитан в отставке, бывший десантник, а нынче просто Виконт, председатель Фонда инвалидов войны Афгана, заехал за своей пассией в Союз писателей через день после того, как Ветлицкий оказался в больнице.
Статный красавец Блинов слегка походил на улыбчивого цыгана, скорей всего потому, что нечто хищное проскальзывало в чертах его правильного лица, полублатной манере держаться, тяге весело проводить время, и всё-таки с Миррой он познакомился на похоронах одного из своих друзей, которого привезли в «цинке» уже с другой, чеченской войны. Тот парень в мирной жизни увлекался поэзией, подавал надежды. Председательница писательского Союза читала стихи погибшего, и многие плакали. Даже у Блинова, прошедшего огонь и воду, защемило сердце. Поэтесса покорила афганца прежде всего своей твёрдостью духа, с того скорбного дня они и стали встречаться.
– Далеко едем? – спросила, усаживаясь на переднее сиденье, женщина.
– Сегодня близко, а ты торопишься?
– Да нет, почти как в песне, спешить мне некуда.
В квартире, куда они поднялись, Мирра ещё не была ни разу: чистенькие комнатушки, вроде бы всё на месте, а впечатление – нежилые.
– Мы что, опять в какой-то отстойник попали? Здесь, кажется, уже год никто не живёт?
– С чего ты взяла?
– Холодильник пуст, как в плохой гостинице.
– Почему как в плохой?
– Вот заладил. Да потому, что кончается на «у». В ванной-то мыло хотя бы найдётся?
– Ты же не доктор перед клиентом, чтобы руки мыть, – пошутил Блинов.
– Хоть и не доктор, а приёмные дни и у меня бывают. Например – завтра опять мальчишки придут, стихи читать будут. Смешной народ эти самодеятельные поэты. У каждого свой бзик: Влад Булгабин, который с радио, под юродивого косит, помнишь?
– Знаю, шизик, скорей всего.
– Тоже скажешь, или Ветлицкий, школьный учитель.
– Тот, который тебе в рот заглядывает?
– Ревнуешь?
– А чего мне ревновать, пусть сначала выживет, тогда посмотрим.
Мирра побледнела, и Блинов понял, что зря он ляпнул своей дамочке про её подопечного, но дело уже было сделано.
– Что за шуточки идиотские?
– Почему шуточки, – невозмутимо произнёс бывший афганец, которого не так-то просто было сбить с толку. – Говорят ему крепко досталось: бандюганы наехали, подожгли квартиру, но соседи за стеной кипеж подняли.
– Ну а дальше? Да и с чего бы наезжать на Ветлицкого-то?
– Не знаю, парня спасли, а жена…
– Сгорела?
– Не сгорела, а задохнулась, премиленькая девчонка, ребята вчера рассказывали. Хватит об этом; иди мой свои ручки – и баиньки.
Мира упрямо сжала губы, всё ещё не в силах переварить услышанное, и поэтому, когда нетерпеливый любовник ещё раз напомнил о постели, зло спросила:
– Ты что, не выспался?
– Да тебя, как девочку, уговаривать надо? Шоколадку хочешь?
– Пошёл ты со своим шоколадом куда… поближе. Почему такая несправедливость, он и мухи-то не обидит. «Дождь вдвоём».
– Что за дождь? На дворе зима.
– Рукопись стихов так называется. Я ему недавно в деньгах отказала.
– На других бочку катишь, а сама: мне – сегодня, ему – вчера… отказала. Далеко пойдёшь, если менты не остановят.
– Сам не сядь со своими ребятами и делами.
– За меня не бойся.
– Не гримасничай. Всё, поехали!
– Куда ехать-то, хотя понимают, но твой приятель в реанимации. Вот завтра у братвы узнаю, что к чему, тогда и будем дёргаться. Вполне возможно, что даже деньгами смогу помочь твоему погорельцу…
– Знаешь, Виктор, мне не нравятся твои деньги.
– Мои не нравятся, а у всякой шпаны клянчить можешь?
Мирра устало привалилась к стене:
– И не только деньги, но и квартиры эти. Я пойду, пожалуй. – Но Блинов, вовсе не желая так просто отступать, шагнул навстречу женщине, и в глазах его заплясали не то злые, не то весёлые огоньки.
– Я убью тебя когда-нибудь за всё хорошее, и вообще, хватит на мне тренировать своё словоблудие.
Мирра сначала сопротивлялась, не в силах забыть про то, о чём только что поведал афганец, но очень быстро сдалась, словно бы испугавшись сумасшедшего блиновского взгляда. Она не выдержала и зажмурилась, хотя даже это не избавило строптивую любовницу от желания вырваться и куда-нибудь убежать.
6
– Итак, молодой человек, посмотрим: шов нормален, дренаж в порядке. Трубочка не мешает? Ничего, заживёт до свадьбы, а что слабость – это вы надышались какой-то гадости. Сейчас химия всюду: синтетика, полимеры, но дело вполне поправимое. Выздоравливайте, больной.
После утреннего обхода Андрей впервые внимательно посмотрел на своего соседа. Кого-то напоминал ему профиль лежащего в двух шагах на больничной койке парня. Где Ветлицкий мог видеть эту физиономию?
Размышления прервали медички, которые вкатили в палату незнакомый аппарат, состоящий из металла и трубочек, цилиндров и прочих технических приспособлений. Вкатили и стали колдовать у койки соседа. Ветлицкий закрыл глаза, а когда их снова открыл, то заметил в дверях омоновца. «Неужели меня охраняют? – подумал поэт-неудачник. – Крепко, видать, Левашов за поиск бумаг принялся, а может, бумаги здесь ни при чём и главное – виновата Кира».
7
На работу, в редакцию «Енисея», Левашова шла неохотно. Ещё вчера ей казалось, что она и люди, её окружающие, разведены друг от друга на порядочное расстояние, а сегодня Кира почти сравнялась с той же Куксовой или Сунцовой.
Впрочем, Светлана встретила коллегу во всеоружии, и как только Левашова вошла в кабинет, то сразу получила такой заряд информации о произошедших возле ресторана событиях, что сразу почувствовала себя их непосредственной участницей.
– Представляешь, мы смотрим в окно, а он…
– Кто – он?
– Ну, парень в кожаной куртке, выскочил откуда-то сбоку и целится в пулькинского прораба, между прочим, компаньона твоего мужа.
Кира слегка смутилась:
– Тоже мне, компаньон, если только по завидовскому руднику?
– Вот и я Магде говорю, что «Золотой сон» от фирмы в Завидово, а она спорит, хотя думаю, что финтит.
– Господи. Нашла кого слушать, Магду, тем более зачем Левашову с рестораном связываться? Он сейчас в Англию улетел, связи с британцами пробивать.
– Левашов смылся?
– Не смылся, а уехал, да и в первый ли раз?
– Прости, сама понимаю, что неточно выразилась, но такое дело…
– Ты что, в следователи переквалифицировалась? Лучше рассказывай, что у ресторана произошло?
В это время в кабинет заглянул фотограф и, поздоровавшись с Кирой, спросил у Светланы:
– Я тебе фотографии рейда по городу не отдавал?
– Заходи, Семён, – обрадовалась Куксова, – я тут Левашихе о нашей одиссее рассказываю. И вот выскакиваем мы на улицу. Семён плёнку на ходу вставляет, Магда ментам подмогу вызывает, короче, раскрутились на всю катушку. Подбегаем к «Золотому сну» – человек лежит вниз лицом, не двигается, а неподалёку киллер асфальт кровянит. Тут мордовороты из ресторана выскочили, прораба подняли и вовнутрь занесли, мы за ними. Я Семёна толкаю: «Снимай!»
– Всё так, только в зале освещения не хватает, вот и пришлось со вспышкой пару раз щёлкнуть, – вздохнул фотограф. – Охранники и заметили.
– Представляешь, Кира, они убитого положили на стулья – и к нам, фотокамеру разбить хотели, а она сумасшедших денег стоит. Мы – на улицу, вышибалы – следом, с утра уже пьяные… – Светлана порылась в бумагах. – Через день повестка из горотдела пришла, как свидетелей нас приглашают, а тогда… Пока Магда к милиции не подскочила, мол, журналистов бьют, те и ухом не повели.
– Снимки-то удалось спасти? – спросила Кира ради приличия, потому что знала она побольше Куксовой.
– Камеру отстояли, а плёнку засветили. Кстати, на нас же прокуратура и наехала, что плохо содействуем следствию.
– Ну а киллер в живых остался? – спросила жена бизнесмена как можно более равнодушно.
– Да вроде в больнице, ему обе ноги прострелили, и ещё говорят, что Андрей Ветлицкий…
– Я пойду, девчата. – Семён пошуршал фотографиями на столе, отбирая нужные, и, уходя, заметил: – Жаль, плёнка пропала, там ведь и посторонние в кадре могли оказаться, дополнительные факты следствию.
– На твой век криминала хватит, – успокоила коллегу Светлана. – Вот тебе и орловские три «ЗА». – Куксова специально перевела разговор на другое, ожидая, переспросит Левашова про Андрея или нет, но Кира тоже поднялась из кресла:
– Схожу к Солодовникову, отмечусь.
– Ну, сходи, – великодушно согласилась хозяйка кабинетика, – потом кофе попьём «Элит-классик», презентовали за одну статейку. – Сказала и покачала головой, глядя вслед уходящей из кабинета сопернице.
8
Фомичёв ворвался в Союз писателей, как обычно, шумный и негодующий:
– Бумажки перебираете, а пацанов отстреливают, как куропаток во ржи!
– Что, опять? – испуганно пискнула секретарша.
– Да вас скоро всех укокошат!
– Ты чего расшумелся, Андрей Сергеевич? – Мирра Нестеровна вышла в приёмную, а из той комнатушки, которую на время сдали в аренду, выглянул молодой человек, смахивающий стрижкой на панка. – Кто нас-то грохнет?
– А вот такие и перегрохают. – Фомичёв кивнул на дверь, за которой обитали красногорцы.
– Господи, как вы шумите, – приложила палец к губам Фаинка, – неудобно, посторонние могут подумать…
– Доработались. Двадцать лет состою в Союзе и стал оглядываться на кого-то, в родных-то стенах!
– Проходи в кабинет, перекурим, о делах потолкуем, – поморщилась, как от зубной боли, председательница.
– Да что толковать, и так всё ясно. Паренька, что с нами тогда выпивал, убили!
– Если ты Ветлицкого имеешь в виду, то жив он. Посетителей к нему не пускают, а передачи носить можно, звонила я.
– Передачи… словно в тюрьму.
– Зря паникуешь. Просто он лежит в одной палате вместе с тем киллером, который пулькинского прораба подстрелил.
– Вот видите, а наша контора его поддерживала на выборах.
– Ну, допустим, только Василий Степанович, так и тот потом к Орлову переметнулся, – уточнила Мирра Нестеровна.
– Значит, тёзка мой жив? Пародийная ситуация…
– Не очень и пародийная, – потянулась председательница за сигаретой. – Сам живой, а жена погибла. Ты, Фаинка, не знаешь, как её звали?
