Марианна Красовская "Птичка по имени Авелин"

– Не совсем. Я, когда ты на дерево полезла, подумал, что такие восхитительные ноги я видел только у графини Волорье. Потом, когда ты ко мне пришла, я подумал: да нет, что за бред! Разве графиня может быть такой…

– Какой? – не утерпела я.

– Забавной. Нежной. Чувственной. Но получалось, что всё сошлось: и то, что ты ниххонский знаешь в совершенстве, причем и традиции тоже, и приехала ты недавно, как раз передо мной, и аптека опять же. Я с графом знаком был, он как-то обмолвился, что его жена отлично разбирается в ядах.

– А почему ты мне ничего не сказал? – растерянно спросила я.

– Зачем? Раз ты скрываешься – значит, на это есть причина. Захотела бы – сама бы сказала. Ну и вообще…

– Что "вообще"?

– Если ты графиня, то я тебе не ровня, – тихо ответил ниххонец. – Я ведь даже не из знати, к тому же беглец.

– Дурак, – вздохнула я, прижимаясь к его плечу.

– Дурак, – не стал спорить он. – А ты почему решила сегодня сказать?

– Подслушала твой разговор с мэром.

Он засмеялся тихонько и затащил меня к себе на колени.

– Ли, – принялся целовать он мою шею. – Ты невыносима. Ты хоть понимаешь, в каком ты сейчас положении?

– Нет, не понимаю. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Графини Волорье больше не существует.

– Тебя найдут. Я же нашёл.

– А ты искал?

– Искал.

– Кто ты такой, Хиро?

– Много кто, птичка. Убийца. Беглец. Начальник стражи. Твой любовник. Ну и еще шпион принца Вазилевса.

Я дернулась у него в руках, зашипела, начала вырываться. Он прикусил мне ухо и невнятно пробормотал:

– Не ерзай, я не железный.

– У тебя в беседке было, тебе мало?

– Ты слишком красивая.

– Не уходи от темы, хотя мне, безусловно, приятны твои намерения. Что там с принцем?

– Вазилевс – это второй сын покойного короля…

– А то я не знаю! Который наместник северных провинций.

– А давай ты будешь рассказывать, а я послушаю?

Я надулась и замолчала, а Хиро, понимая, что находится в более выгодном положении, нагло засунул руку в ворот моей сорочки и принялся поглаживать грудь.

– Вазилевс с Люциусом никогда не ладили. Они настолько ненавидят друг друга, что отец их разделил. Один на юге, другой на севере. Но Люциус, несмотря на то, что жил в столице, да еще с выходом к морю, все равно считал, что его обделили, ведь на севере горы, а значит, шахты, руда, металлы, оружие. Плавильные мастерские тоже на севере, и основные производства там. На юге же поля и сады.

– Хиро, я все это прекрасно знаю. Ближе к делу.

В отместку он ущипнул меня за сосок, а я специально поерзала попой на его бёдрах, с явным удовольствием ощущая его отчетливую реакцию.

– Ууу, коварная. Ладно. Я попал в свиту Вазилевса почти случайно. Как и здесь, пришёл наниматься в охрану, с блеском прошёл испытания, я все же меч с восьми лет в руках держу и учился у лучших мастеров Ниххона. Принц, видя, что я хороший воин, да еще неболтлив, взял меня в личную охрану, и не зря. Я дважды стрелы отражал и несколько раз из ловушек вытаскивал. Люциус же не оставлял братца в покое. Ну, стоит признать, что Вазилевс тоже не птичка-синичка (тут я улыбнулась, потому что говорил Хиро теперь совсем как один из нас, из птиц). Он тоже брату и убийц посылал, и отравленные свечи… Со свечами, кстати, отличный план был, жаль, не вышло. Он, когда зажёг их, вышел… а потом вернулся – а у него канарейка сдохла, прости за подробности, Ли.

Я пожала плечами: сдохла и сдохла. Бывает.

– Мне потом немалого труда стоило свечи обратно на обычные заменить, пока Люциус не сообразил их королю подсунуть.

– Да, он обошёлся обычным ядом. Не совсем обычным, конечно, очень редким.

– И куда делся яд, Ли?

– Понятия не имею.

– Ясно. Граф Волорье был человеком Вазилевса. Они же оба с Севера, хорошо знакомы, почти друзья… Люциус с графа и начал.

– А я-то ему зачем?

– Бумаги и яд, птичка. Кто самая удачливая воровка Ранолевса? Не хмурься. Тебя муж под пытками выдал.

Это было для меня новостью. Выдал? Вот ведь… слабак!

– Хиро… а ты бы… под пытками…

– Я бы скорее себе язык откусил, и это не шутка, птичка моя.

Он прижал меня к себе и начал гладить коленку, задрав сорочку до самых бёдер.

– В общем, Вазилевс был счастлив, когда узнал, что ты сбежала. Отправил меня тебя искать. Я и подумать не мог, что ты сама мне в руки прилетишь.

– И ты… сообщил обо мне?

– Пока нет. Пишу туманные письма, рассказываю о тяжких поисках.

– Почему?

– Жалко мне тебя. Принц – он вообще-то жестокий и хитрый, хотя благородства в нем поболе, чем в брате. Отца он любил, преклонялся перед ним. Властью Вазилевс не одержим, его и положение наместника устраивало, но ты ведь понимаешь, что это теперь вопрос чести? Или он, или его. И тебя он так просто не отпустит, даже если ты ему на блюдечке принесёшь доказательства того, что Люциус – отцеубийца.

– И что мне теперь делать? – жалобно спросила я.

– Вариантов немало. Можно попробовать сотрудничать с Вазилевсом. Можно отдать улики Люциусу, но совершенно не факт, что он тебя не уничтожит, как свидетельницу своего преступления. Ну, или просто убежать ещё дальше.

– Куда, интересно? Здесь мой дом, моя родня.

– Ну… есть вариант. Выходи за меня замуж, и я увезу тебя в Ниххон. Там никто не найдет. Я знаю одно место…

Я оцепенела в его руках. Как это – замуж? Он тоже замер, я только чувствовала, как колотится его сердце.

– Хиро, я… подумаю, – осторожно ответила я, отчаянно боясь обидеть его отказом. Не хотела я в Ниххон. Ни с кем. Мне здесь хорошо.

– Птичка, я ведь понимаю, что ты меня не любишь. Так и я тебя не люблю. Просто… если я привезу в то место чужую женщину, это одно. А жену – это совсем другое. И потом, я в самом деле хочу детей.

– Но это предательство по отношению к принцу!

– А что мне до интриг в Ранолевсе? Это не моя страна. Плевал я на всех принцев вместе взятых, пусть они там хоть глотку друг другу перегрызут, я переживу.

Я молчала, подавленная. Значит, он меня не любит. Да, из всех его слов я услышала только это. Ну и ладно, я его тоже не люблю… только почему же так больно в груди?

– Давай спать, Авелин-птичка. Утро вечера мудренее. Завтра поговорим ещё. И это… я на завтра вымолил себе выходной. Свожу тебя на ярмарку, ты ведь так и не выбралась. Уедет ведь. После тех четверых в городе стало значительно тише.

13. Демон

И казалось, что всё наладилось: и на ярмарку мы сходили, и чужаки по домам уехали, и снова у меня были ночи, полные страсти и нежности, вот только ниххонец стал каким-то дерганным и все чаще запирался с дядькой Амбруазом на кухне, откуда меня гнали.

А в один день, вернее, ночь, грянуло.

Хиро ворвался в дом, не беспокоясь о тишине, задел стул, с грохотом опрокидывая его, схватил со стены катану, потом бросил её на стол.

– Ли, прости меня, – выдохнул он. – И прощай. Я должен уехать.

– Надолго? – спокойно спросила я, поднимаясь с постели и сонно моргая.

– Кажется, навсегда. Ли, помнишь, я говорил, что не люблю тебя? Я врал. Ты навсегда в моем сердце, я клянусь, что ни одну женщину больше не назову своей, ни к одной не прикоснусь, – его глаза лихорадочно блестели, он был бледен.

Сна как ни бывало. Что значит "навсегда"? Не позволю!

– Акихиро Кио! – закричала я. – Немедленно объяснись!

– Я не хочу, чтобы ты знала!

– Я тебя никуда не отпущу! – завопила я как выпь на болоте. – Не смей меня бросать!

Кинулась к нему, вцепилась в отвороты халата, прижалась к груди.

– Ли, милая, нежная моя… – он крепко сжал мои плечи, буквально отдирая от себя. – Не могу…

– А ты через не могу! – я схватила катану, выдернула ее из ножен, взмахнула, будто шпагой.

Хиро вдруг захохотал, буквально сложился пополам.

– Ты бы себя видела, – задыхаясь, шепнул он. – Голая… с катаной!

Я смутилась и убрала катану в ножны. Действительно, смешно.

– Так ты расскажешь мне?

Он с тоской взглянул за окно.

– Ты ведь меня не отпустишь, да?

– Да. Не отпущу. Ты жениться на мне обещал в конце концов.

– Ты отказалась.

– Я не отказалась, а взяла паузу. И вообще, даже если отказалась— это не повод забирать предложение обратно.

– Сейчас откажешься.

Он сел прямо на пол, потянул меня на колени, уткнулся в мои волосы и тихо заговорил.

– Ли, ты – графиня Волорье. Титул у тебя никто не отбирал. Смею надеяться, и не отберёт. А если и не графиня – то ты член большой стаи Ферн. А я… а я изгнанник. Отцеубийца. Порождение демона.

Я из хорошей зажиточный семьи. Мой отец кузнец-оружейник, мастер. За его мечами очередь в несколько лет. С его катаной ходит сам император. Я был третьим сыном, дерзким, неуправляемым мальчишкой, измучившим родителей. Когда мне было восемь, меня отдали в сыновья опытному мастеру меча. Он сказал моему отцу, что во мне дух воина.

Мой приёмный отец был добр ко мне. Он учил меня всему, что знал сам. Мне куда больше нравилось махать мечом, чем орудовать молотом и щипцами. Я умел убивать и делал это хладнокровно, не задумываясь. Отец говорил – я шёл. Детей и женщин, правда, не убивал, только мужчин. В тринадцать я считался лучшим из юношей. Меня прочили в личную охрану Императора.

А потом отец сказал, что я уже взрослый, и настала пора делать из меня настоящего мужчину.

Я замерла, понимая, что Хиро всего трясет, засунула руки в широкие рукава его кимоно, гладя, успокаивая.

– Ты знаешь, как в благословенном Ниххоне мальчики становятся мужчинами?

– Их отводят в бордель? – предположила я неуверенно, понимая, что явно нет, не то.

– Это если нормальные мальчики, – вздохнул Хиро. – А дети воинов… их делают мужчинами их отцы.

Я вздрогнула и в ужасе заглянула ему в лицо. Хиро был бледен как воск.

– Он изнасиловал меня, – жёстко продолжал мой мужчина, не позволяя мне предположить что-то иное. – Я плакал от боли, а он ударил меня, крича, что настоящий воин должен уметь смиряться и подчиняться. И что это станет нашим обычаем до шестнадцати лет. Потом уже я получу свой собственный меч и смогу взять ученика… названного сына. Но я, видимо, не настоящий воин. И быть им больше не хотел.

Хиро замолчал, сглатывая, а потом сказал:

– Ты первая, кому я это рассказал.

– Ты его убил, я надеюсь? – сердито спросила я, изнемогая от его боли.

– Что? – очнулся ниххонец. – Да, я его убил. Я мог просто убежать, но не хотел, чтобы он взял ещё сына. Я тогда думал, что он лжёт. Что он просто извращенец. Но он не лгал. Я потом встречал много таких мальчиков… все они подтверждали слова отца. Они гордились тем, что были не просто учениками, но и любовниками.