Чтобы больше никого не встречать, я поспешила к себе.
Отточенными до автоматизма движениями я подготовила себе горячую ванну. Достала бутылочку вина, зажгла свечи и открыла баночки с маслами. Ванная комната наполнилась приятными, успокаивающими ароматами. Я погрузилась в горячую воду.
– Ради этого стоит жить.
Запрокинув голову, я прикрыла глаза.
Надо бы завтра после разговора с Лютером заглянуть в участок. И если следователь отправит меня обратно домой, то проведу заслуженный выходной с детьми. Из-за участившихся в последнее время происшествий в Эграссе, я совсем позабыла о своих первостепенных обязанностях.
Раз Агата идет на поправку, то, надеюсь, она возобновит поездки на приемы и аукционы. Не люблю терпеть ее общество, она мешает мне работать. Как вообще покойные родители Лютера одобрили этот брак? Она же настоящее избалованное чудовище.
Ну ладно, это не совсем мое дело. С кем спит и заделывает детей мой подопечный не должно меня касаться. Но в голове не укладывается, как он полюбил эту стерву!?
Отпив немного вина, я вернула бокал на широкий борт ванны. Вновь откинула голову, прогоняя навязчивые мысли. Маленькие ручки расправили мои влажные волосы, от чего по телу прошла волна будоражащих мурашек. Я улеглась поудобнее, а затем пришло осознание.
Широко распахнув глаза, я резко села, обернувшись.
– Кай, почему ты здесь?
– Там холодно… – мальчик опустил свои голубые глаза в пол, обхватив себя руками.
– Не говори, что Агата вновь распорядилась запереть тебя на чердаке.
Он не ответил. Но весь его замерзший внешний вид был намного красноречивей. Нос и уши раскраснелись, губы наоборот побледнели, зубы стучат… Мне больно было смотреть на вымученного ребенка. Но вместе с состраданием во мне начал просыпаться гнев. Гнев, направленный на супругу Лютера.
– Пожри ее Хаос, эта женщина!..
Я резко поднялась, схватив полотенце и, на ходу, завернувшись в него. Переступив борт ванны, я встала босыми ногами на холодный пол. Накинула халат и взяла ребенка на руки.
– К-куда мы?
Да он весь холодный. И хоть я мокрая, но он все равно ко мне прижался. Войдя в спальню, усадила Кая на кровать, укутала в одеяло.
– Сегодня ты переночуешь у меня. Завтра я проведу воспитательную беседу с твоей мачехой, если она на этот раз меня не поймет, то придется разговаривать с твоим отцом.
– Не надо! – он схватил меня за руку. – Ес-если вы отругаете матушку, то она снова рассердится.
– А если я ее не отругаю, она снова запрет тебя на чердаке и продержит до того, пока ты не умрешь.
Он вздрогнул и сжался всем телом. Вообще нельзя говорить такое детям его возраста, но по-другому я не смогу донести до него то, что не стоит пытаться добиться любви той, кому на тебя плевать.
– Посиди здесь. Я оденусь и сделаю нам чай, хорошо?
Он кивнул и опасливо опустился на подушки. Я направилась в гардеробную.
Ах, вот и отдохнула. Все настроение испортилось.
Кай – одна из причин, по которой я ненавижу даму сердца Лютера. Этому мальчику всего восемь, а он уже такой забитый и запуганный.
Четыре года назад на нашем пороге объявилась женщина. Она была больна и очень истощена. Одежда на ней висела бесформенными тряпками, а кости проступали через тонкую кожу. За руку она держала маленького четырехлетнего мальчика, который выглядел в разы здоровее. Я не знала эту женщину, но Лютер узнал ее сразу же.
Оказалось, что она когда-то была танцовщицей и выступала на банкете, на котором Лютер присутствовал без супруги. Не трудно догадаться, что произошло. После банкета они больше не встречались, Лютер вернулся к семье, а девушка забеременела и лишилась работы.
Роды оказались тяжелыми, и бывшая танцовщица чуть не рассталась с жизнью. Мальчик родился здоровым, подорвав здоровье родной матери. За четыре года ее состояние не улучшилось, наоборот, стало только хуже. Поняв, что умирает, она приняла решение, отдать ребенка отцу, чтобы тот не остался сиротой.
Ни у Лютера, ни у меня не возникло сомнений, что в этом ребенке течет кровь Дармиан. Он был точной копией своего отца. Все это подтвердила и энергетика, исходящая от малыша. Она также была похожа на энергетику главы рода Дармиан.
Агата много раз закатывала истерики, узнав про измену, но уходить не собиралась. Она хоть и стерва, но далеко не дура. Эта женщина не бросит без памяти влюбленного в нее Лютера. Успокоившись, она решила вымещать свой гнев на ребенке. Поначалу мы этого не замечали, Кай был очень молчалив и практически не шел на контакт, а Агата, как следствие, строила саму невинность. Когда же всплыла правда, я устроила скандал, обвинив Агату в жестоком обращении с Каем. Но балбес Дармиан старший встал на сторону супруги, когда та поплакалась ему, навешав на уши красивую ложь.
Хорошо хоть дети Агаты не в мать пошли. Ну, или же просто мое на них влияние сильнее влияния их матери. В голове не укладывается, зачем так себя вести, если твой сын и так станет главой рода?
– А вот и я! Чай с апельсином. Знаю, он тебе нравится, – я протянула ему чашку. – Согрелся?
Он кивнул, отпив немного.
– Завтра я поговорю с твоими родителями, но если Агата вновь будет обижать тебя – не бойся и не стесняйся обращаться ко мне. В конце концов, забота о тебе – часть моей работы. Хорошо?
Снова кивок.
– В последнее время меня часто не бывает дома, но если скажешь мажордому, что хочешь ко мне, тебя тут же доставят в сторожевой участок. Я там помогаю с работой. Понимаешь?
Вялый кивок. Этот монолог начинает утомлять.
– Уже очень поздно. Тебе давно пора спать.
Я забрала у Кая уже пустую чашку. Помогла ему улечься и, погасив свечи, легла рядом – благо кровать большая. Слышала, как он некоторое время ворочался, а потом очень аккуратненько, боясь, что я его оттолкну, пристроился ближе ко мне.
***
– Да как же ты не понимаешь? Эта женщина терроризирует твоего сына! Я делала вид, что все хорошо, потому что Агата перестала на какое-то время приставать к Каю, но вчера она вновь заперла его на чердаке!
– Наверняка это какое-то недоразумение. – Лютер махнул рукой, словно отгоняя назойливое насекомое.
– Неужели твоя любовь настолько ослепила тебя, что ты не замечаешь очевидного? Что же должно произойти, чтобы ты, наконец, услышал меня? Неужели Кай должен умереть на этом проклятом чердаке от холода или от избиения розгами, чтобы ты понял, на каком чудовище женился?
– Выбирай выражения, – сквозь зубы процедил мужчина.
– А то что? Позволишь своей женушке и меня запереть на чердаке? Она мучает твоего ребенка, а тебе хоть бы что! – в порыве злости я вскочила с кресла, в котором сидела. – Я прекрасно понимаю, что у тебя много работы и не виню за то, что ты не уделяешь должного внимания детям, Агата же постоянно в разъездах: магазины, светские вечеринки, приемы, аукционы. Если она и уделяет крупицу своего времени, то только своим детям. Ладно, за это я ее не осуждаю, – я повернулась к, роняющей слезы женщине. – Но раз ты столь занята, что родные дети тебя почти не видят, зачем же ты тратишь время на ребенка, которого ненавидишь?
– Циана, ты немного…
– Ребенок, Лютер, это всего лишь ребенок. Твой ребенок! В чем его вина? Чем он заслужил подобное обращение? Во имя Хаоса, да с ним даже репетитор и прислуга обращаются, как с каким-то отребьем!
– А разве это не так? – наконец подала голос Агата.
– Пусть он не чистокровный, но все же дворянин. И власти у него ничуть не меньше, чем у твоих детей. В нем также присутствует императорская кровь, не забывайся, – и снова Лютеру. – Если ты не предпримешь меры, я пойду к императору.
– Циана, послушай…
– Нет, это ты послушай. Я устала повторять одно и то же. И если меня не слышишь ты, я пойду к тому, кто услышит.
Круто развернулась на пятках и покинула кабинет. Спустившись в холл, мне не составило труда найти маленькую фигурку. Сделала глубокий вдох, дабы успокоиться.
– Кай! Прости, это заняло немного больше времени.
– Ничего.
– Идем? – я взяла его на руки. – Удивлена, что ты проявил интерес к моей работе. Точно не будешь бояться?
– Точно.
– Какие мы смелые. Что ж, тогда вперед.
Стоило прозвучать этим словам, как в паре метрах от нас вспыхнуло черное пламя с багровым отливом. Я взглянула на Кая, что неосознанно сжал в своих крошечных кулачках мою накидку.
– Не бойся, я с тобой. Я не дам тебя в обиду.
Кай кивнул, соглашаясь с моими словами.
Мы вошли в полыхающее пламя, но, разумеется, не почувствовали ни жара, ни боли, только обволакивающее тепло, что наполняло тело энергией. Не прошло и минуты, как мы оказались у дверей сторожевого участка. Я бросила взгляд на Кая.
– Ого, даже глаза не закрыл. Да ты смельчак.
Удивление отразилось на его лице, а затем появилась смущенная улыбка.
– Циана! – послышалось из-за спины.
Прикрыв веки, захотелось выругаться, но я прикусила язык, так как со мной все-таки был ребенок.
– Если я не обернусь, он исчезнет? – пробормотала я.
– А? Ты обо мне?
– Не исчез, – я открыла глаза и взглянула на потного напарника, на котором кроме темных брюк и сапог, голенище которых доходило до колена, ничего не было. – Ты дурак? На улице такой холод, а ты раздетый!
– Госпожа Циана! Доброго дня! – с тренировочной площадки к нам спешило около двух десятков полуобнаженных мужчин, и каждый приветственно махал руками и выкрикивал мое имя.
– Детский сад, честное слово.
– Не злись, а то позеленеешь.
– Катись в Хаос, Уиттон.
– Расслабься. Мы там тренировались, – взгляд Генри пал на Кая. – А это…
– Кай Дармиан. Второй сын Лютера.
– Генри Уиттон, – он протянул мальчику руку. – Можно просто Генри.
Нерешительно, но Кай все же пожал руку мужчины, что очень даже порадовало последнего.
– О-о-о, госпожа Циана, вы никогда не приводили сюда своих подопечных!
– А он даже не боится!
– Сколько ему?
– Молодой господин так похож на своего отца!
Словно стервятники, офицеры обступили нас со всех сторон, галдя без остановки. И если я к такому привыкла, то Кай – нет.
– Ти-хо! – с суровым видом я даже топнула ногой. – Два шага назад! Раз-два!
По команде все, кроме Генри, сделали два шага назад.
– Вот поэтому я никогда и не брала подопечных с собой в участок. Вы не умеете себя вести. Порой кажется, что мои коллеги не цивилизованные люди, а настоящие дикари.
И тут понеслось! Эти бараны, один громче другого, принялись извиняться, говоря о том, что подобное больше не повторится. И в момент, когда я вновь собиралась сделать им замечание, раздался детский смех, от чего все резко стихли.
Прикрывая руками рот, Кай заливисто смеялся, постепенно заражая окружающих. И вот все вокруг безмятежно смеются, а я в удивлении не свожу глаз с ребенка, который впервые за четыре года позволил себе рассмеяться.
– Циана, ты к Сконосу? – опомнился Генри.
– Да, хочешь с нами?
– Нет уж! Мне его этой ночью хватило!
– Понравилось составлять отчет? Хоть родные буквы вспомнил и на том спасибо.
– Давай впредь ты будешь этим заниматься? У тебя так хорошо это получается.
– А у меня много чего хорошо получается. – я в шутку толкнула партнера бедром. – Как там работорговец?
– Рассказал все, как на духу. Следователь не ошибался, когда говорил, что без тебя справимся. О!
– Что?
Уиттон бесцеремонно выхватил из моих рук Кая и отошел на пару шагов.
– Генри, мать твою! Что ты творишь?
– Ступай, ступай! Сконос ждет тебя. Он очень хочет с тобой кое-что обсудить. А мы пока присмотрим за Каем.
Перспектива оставлять Кая на Генри и еще два десятка офицеров мне не особо нравилась. Но напарник прав, если мы будем говорить о чем-то серьезном, то в лучшем случае Каю будет скучно, а в худшем – наши речи могут напугать его.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом