– Это была очень образованная женщина. Она редко занималась знахарством, никогда не афишировала свое умение и не брала за лечение денег. Но она была потомственной русской знахаркой, единственной настоящей во всем нашем округе. Саша отвез меня к ней, хотя она жила в другом городе, и нам пришлось проехать шестьдесят миль. Я даже не помню, как мы добирались. Я впала в бредовое состояние. Но когда Саша внес меня на руках в ее дом, я очнулась. Эта женщина просто излучала добро. Я не знала, сможет ли она мне помочь, но мне сразу стало легче. В ней не было совершенно ничего таинственного. Это была обыкновенная представительница среднего класса. Но она знала. Она поняла, что со мной случилось, лишь только бросила на меня первый взгляд.
Знахарку звали Надя. Не Надежда, а так вот коротко и ласково – Надя. Увидев меня, она всплеснула руками. "Ой, доченька, худо тебе. Не простая это болезнь, не вылечат ее доктора. Злой человек наложил на тебя чары – как стальные оковы, они сжимают душу твою бедную и не дают вздохнуть. Наслал он на тебя лихорадку лютую – трясавицу. Кто же это сделал такое? Не видела ли ты худого человека, доченька? Не давала ли ему чего?" Я прошептала: «Старик. Дала ему монетку». Надя охнула: "Да что ты, милая! Разве можно так делать? Это ведь был колдун, злой ведьмак, гореть ему вечно в аду! Никогда ничего не бери от таких людей и ничего им не давай, как бы ни просили. Он ведь не монетку, он власть над тобой взял!"
Она попросила Сашу выйти, раздела меня и внимательно осмотрела. И вдруг побледнела, как мел. Она едва не упала в обморок – она увидела на моей коже нечто, что потрясло ее до глубины души. Она перекрестилась и прошептала: "Свят, свят". Но она была сильной женщиной, эта Надя. Она взяла меня за руку и сказала: "Смогу я тебе помочь, изгоню лихорадку злую Огнею да сестер ее Ломею и Корношу. Будет тебе избавление, красна девица. Попей вот завара душистого травяного да спи-поспи…" Под ее шепот я заснула – впервые за много дней спокойно, без кошмаров…
Демид сидел на поваленном дереве и слушал Яну, полностью отключившись от окружающего. Внезапно он уловил тонкий запах в воздухе – мистический аромат сжигаемой смолы. Запах становился сильнее, а окружающий мир потерял четкость. Кусты, деревья задрожали, растворяясь во мгле, и Демид вдруг обнаружил, что стоит в большой полутемной комнате, освещенной прыгающими язычками свечей. Видение было настолько реальным, что он зажмурил глаза и снова открыл их, ожидая увидеть привычный пейзаж зеленого парка. Но нет – перед ним были стены, увешанные пучками душистых трав, большой иконостас в углу, плотно зашторенное окно. У стены стояла большая кровать, на ней лежала обнаженная худая девушка, до пояса укрытая одеялом. Длинные белые ее волосы рассыпались по подушке, тонкие руки лежали поверх одеяла. У икон на коленях стояла женщина в длинной полотняной рубашке. Сперва Демид не слышал ни слова, но постепенно появился голос, словно кто-то медленно поворачивал ручку настройки звука:
– …и святыи архистратиги Божии: Михаиле, Гаврииле и святыи Кузьма и Демьяне, и святыи девять мученик, и преподобный отец Сисиний и все святыи, избавьте рабу Божию Яну от всякой болезни, от лихорадки, огневиц, трясовиц и утренних, костоломных, жильных корчуньев, и изгоните из сей рабы Божьей Яны изнутри живота и сердца ее. Крест – бесам язва, крест – трясовицам изгнание… Аминь.
Демид осторожно дотронулся до распятия, висевшего на стене, пытаясь убедить себя в реальности происходящего. Но рука прошла сквозь крест бесплотной тенью, не задев его. Демид деликатно кашлянул, пытаясь привлечь внимание, но ни звука не раздалось в комнате. Женщина поднялась с колен, не видя Демида и не ощущая его присутствия. Знахарка подошла к спящей девушке, обмотала ниткой несколько длинных соломин и зажгла их, обнося дымящий пучок вокруг головы больной и нашептывая бесконечные заговоры.
Демид бесшумно подошел к кровати, и поглядел на Яну. На ее левой груди, прямо над розовым коническим соском, виднелся маленький черный знак – словно паучок вцепился в тонкую белую кожу. Зловещий холодок пробежал от затылка Демы по позвоночнику. Он наклонился, пытаясь рассмотреть метку.
– Слышь, братишка, дай закурить!
Демид услышал голос и видение пропало, словно налетевший злой ветер сдул дымку тумана. Демид снова сидел на поваленном дереве, вцепившись в жесткую кору до боли в пальцах. Он обернулся и увидел человека.
Парень нетвердо стоял на ногах, глядел тупо, мутно, спортивный костюм его был измазан зелеными травяными полосами и разорван на колене. Он пошатнулся, дохнув в лицо Демида запахом перегара, и повторил:
– Браток, ты чо, спишь, что ли? Угости куревом-то.
– Нет курева. Извини, – хмуро пробормотал Демид. Его слегка знобило. Незнакомец раздражал его, он не вписывался в мистическую картину происходящего, безжалостно разламывая ее на куски похмельным реализмом.
– Чо-то я не понял, братишка, – пьяный зло сжал губы, попытался положить заскорузлую руку с грязными ногтями на рукав Демида, но промахнулся, покачнувшись. – Ты ч-чо, зажал?
– Зажал, – холодно ответил Демид, – Еще вопросы есть? Или сразу в морду?
Парень осекся, примирительно помахал перед собой ладонями.
– Лан-но. Понял. Ты чо, мужик, обиделся? Не, ты не думай. Все нормально. Башка трещит, б… Вчерась дали хорошо… Щас пацаны за пузырем сбегают. Серега пошел. Слышь, братишка, махнем по маненькой?
– Нет, не буду.
– Я не понял. Ты чо, не уважаешь, что ли?
– Слушай, братишка, иди, а? Ты видишь, я занят.
– Ага! – мужик пьяно подмигнул. – С телкой разговоры ведем, вино пьем, со мной не хочем. Ну-ка, чо у вас тут? Кислятина, што ли?
Он нагнулся к полупустой бутылке, стоявшей на земле, и поднял ее. Яна неприязненно отпрянула в сторону. Демид раздраженно скривился и отвесил пинка по тощей заднице наглеца. Тот выронил бутылку, вылив остатки вина, и мешком свалился на землю.
– Хватит валяться. Быстро вставай и отваливай. – Демид еле сдерживался, чтоб не навешать придурку хороших затрещин. Он терпеть не мог алкоголиков.
Пьяный медленно поднялся, и скрючившись, ретировался в кусты. Демид виновато посмотрел на Яну.
– Всегда так. Всегда найдется какой-нибудь дурак, который испортит все настроение. Ты не очень расстроилась?
– Да нет. С тобой мне нечего бояться. Ты такой сильный…
"Что со мной произошло? Наваждение? Раньше такого не случалось. Это похоже на галлюцинацию. Но в то же время я уверен, что то, что я увидел, происходило на самом деле".
Порою Дема любил читать книги про всякие мистические штучки. Не то что бы верил всему, что было написано на бумаге, но, по крайней мере, находил это забавным. Теперь же, когда он столкнулся воочию со сверхъестественным, ему жутко захотелось стать материалистом, чтобы найти всей чертовщине физическое объяснение, расклассифицировать, докопаться до причины и устранить, как вредное явление. Он чувствовал, что рациональная база его жизни шатается под ногами и все меньше событий, что происходят с ним, поддаются какому-либо логическому анализу.
– Яна, что за знак увидела знахарка? Это был паучок такой черный?
– Откуда ты знаешь? – Янка испуганно отшатнулась от Демида. – Ты… Ты – телепат, да?
– Психопат я, – пробормотал Дема. – Крыша у меня временами едет.
– Дема, на мне осталось дьявольское проклятие… Знахарка не смогла его снять, хотя и вылечила меня от болезни. Вот, смотри…
Яна смущенно расстегнула две пуговицы на рубашке и отвернула воротник, обнажив уже знакомый Демиду знак. Он несколько увеличился с тех пор, паук стал толще и выглядел увереннее, словно медленно набирался силы, выкачивая ее у девушки. Яна дотронулась губами до уха Демида и прошептала:
– Он растет…
Демид кивнул. Яна застегнула рубашку.
– Тогда я проспала три дня, и, когда проснулась, почувствовала себя здоровой. Но Надя сказала мне: "Не радуйся, доченька. Вылечила я твое тело, но душа твоя не спасена. Лежит на тебе проклятие лютое, замок на нем заколдованный, и его снять я не в силах".
Яна тяжело вздохнула.
– Ты знаешь, если мне не удастся снять заклятие, я постепенно превращусь в рабыню этого человека. Как зомби. Представляешь, буду ходить черная, полуразложившаяся, с пустым взглядом, и пить кровь младенцев…
Яна закатила глаза, оскалила зубы и помахала скрюченными пальцами в воздухе. Демиду стало совсем жалко бедную девочку. Она пыталась сохранить самообладание, но невысказанная черная тоска глодала ее душу.
Она попала в скверную историю, и Демид не знал, как ей помочь.
ГЛАВА 6
Демид и Яна шли вдоль самого берега Волги. Человек в своей ложносозидательной деятельности уничтожил здесь чистые песчаные отмели, замуровал их в сухую бетонную корку. Растрескавшийся белесый панцирь украшали осколки зеленого стекла, окурки и пучки выгоревшей травы, пробившиеся к свету сквозь трещины. На этом жестком матрасе кое-где сидели мальчишки, подставляя солнцу тощие спины. Справа высокий берег поднимался зеленой шершавой горой, нависал над древним краснокирпичным монастырем, настороженно уставившимся башенками церквей в небо. К монастырю поднималась дорога, усыпанная углем и раскрошенными обломками кирпича. По ней изредка проезжали машины, заставляя дрожать знойный воздух.
– Демид, – задумчиво спросила Яна, поддавая ногой гальку, попадающуюся на дороге. – Почему человек так уничтожает природу? Он вообще не обращает внимания на то, что она существует. Он делает все только так, как ему заблагорассудится, и окружает себя какой-то уродливой грязью. Это не только в России, это почти везде так. Человек обкрадывает сам себя, и удивляется при этом, что он несчастлив, что ему тяжело жить. Разве не так?
Демид пожал плечами. Он был дитем урбанистического века, вырос здесь, в этом городе, и никогда не обращал внимания на пыльность и захламленность этого места. Да, действительно – грязновато немного. Но откровенно говоря, это было далеко не худшее место в городе.
"Все дело в привычке. Очень легко привыкнуть к свинарнику. Особенно, если ты никогда не жил нигде, кроме него".
– Яна, – сказал он, – вернемся к нашему делу. Я верю тебе. Как ни странно, верю. Не обижайся, это совсем не просто для меня, ведь я никогда не верил в сверхъестественные силы. Теперь я сказал себе: "Демид, может быть, весь мир сошел с ума, но это существует". Но скажи, Яна, чем я-то тебе смогу помочь? Почему ты решила, что я подхожу? С тебя ведь нужно снять заклятье. Здесь нужен человек, который в этом разбирается – профессионал, так сказать. Насколько я понял, в Канаде таких нет. Тогда мы найдем такого здесь. Обязательно найдем. Мне кажется, наши дальнейшие действия должны заключаться в этом.
– Все правильно, Дем. Мы будем искать такого человека, хотя это намного сложнее, чем ты себе представляешь. Здесь не подойдет ни один знахарь, даже самого высокого ранга. Нужен совершенно особый человек.
– И что же это за человек такой?
– Не знаю.
– Ну ладно, ты не знаешь, как его зовут. Но хоть как он называется? Может, это ремесло какое-нибудь специальное?
– Не знаю.
– И как же ты собираешься искать такого человека?
– Найти его можешь только ты.
– Опять старая песенка! Ну почему только я? Что во мне такого особенного? Я не против, пускай это буду я. Просто я боюсь, что ты заблуждаешься, и я не смогу тебе ничем помочь. Это будет слишком серьезная ошибка.
– Я тебе еще не все рассказала. Со мной случилось еще кое что. И это дало мне ключ к тому, как действовать дальше.
– Давай, рассказывай.
– Я тебе еще не надоела своими бесконечными сказками?
– Пока нет, – тактично сказал Демид. – И это мало похоже на сказку. Это сложная детективная история, и я обязательно должен в ней разобраться, не упустить ничего значимого.
– Хорошо. Тогда слушай дальше. После того, что случилось со мной, я не могла оставаться дома и, как только поправилась, уехала – в Квебек, к своему второму брату, Жене. Помнишь, я тебе про него говорила? Он совсем не такой, как я, или, например, как Саша. Он никогда не станет лезть в авантюры со знахарством. Я не рассказывала ему про наш случай, потому что знала, что он сразу же начнет активную деятельность – обратится в полицию в связи с нанесением его сестре телесных повреждений неопознанным субъектом, или подаст в суд на врачей госпиталя по поводу некачественного лечения и неправильно поставленного диагноза. Сам понимаешь, это не то, что нужно. Поэтому я просто сказала, что приехала погостить на недельку. Жена у него – канадка французского происхождения. Франкофон, как их называют в Канаде. Или франкофонша? Представляешь, они говорят дома по-французски! И Женя, и жена, и двое детишек. А я по-французски ни бам-бам!
– Ни бум-бум.
– Да, ни бум-бум. – Яна улыбнулась. – Я просто не знала, что мне делать, как найти выход из положения. Больше всего я боялась навлечь неприятности на своего второго брата. Я слонялась по городу, заходила в музеи, магазины, но ни на чем не могла сосредоточиться. Тем вечером я возвращалась домой пешком. Было еще не поздно, около шести часов, но стемнело по-зимнему рано. Я проходила мимо фигурной ограды, которая окружала парк. Деревья стояли в снегу, на лапах у них были большие белые подушки… Иногда снег сваливался с ветвей с таким тихим шелестом… как шепот. Знаешь, было так красиво, тихо и безмятежно. – Лицо у Яны приняло мечтательное выражение, глаза стали темно-синими, словно в них отражался тот зимний вечер. – Я стояла лицом к ограде и смотрела на деревья. Мне не хотелось верить, что что-то в моей жизни разладилось, что самой мне угрожает смерть. Все это было так далеко… Вдруг сзади меня раздался негромкий мужской голос:
"Девушка, не оборачивайтесь, пожалуйста!"
И опять на русском языке! От ужаса у меня перехватило дыхание, я попыталась повернуться, но не смогла. Что-то удерживало меня – как в тот день, когда на меня напал колдун. Но только вдруг я почувствовала – сила, исходившая от человека, который стоял сзади, была доброй. Я поняла это – незнакомец не желал мне зла!
"Ну вот и хорошо, что вы успокоились, Яна, – сказал голос за спиной. – Я не сделаю вам ничего плохого. Я разыскал вас, чтобы помочь, хотя это было нелегко. Извините, что не даю вам обернуться, но вы не должны видеть мое лицо".
Голос был тихий, очень приятный и внушающий доверие. Мне показалось, что он принадлежал мужчине лет пятидесяти. Я не могла повернуться и посмотреть на него, поэтому закрыла глаза и нарисовала его в воображении. Я решила, что он высокий, широкоплечий, седой. Очень красивое и благородное лицо. В длинной шубе до пят и высокой бобровой шапке.
– Ну просто Шаляпин какой-то!
– Нет, скорее Шон Коннери.
– Ты так его и не увидела?
– Нет. Может быть, это был маленький рыжий горбун двадцати лет с зубами, как у кролика. Какое это имеет значение? Все равно я всегда буду боготворить и идеализировать этого человека. Он сказал:
"Вам не повезло, Яна. На вас наложил проклятие злонамеренный и очень сильный колдун. Такие, как он, встречаются редко, и большую часть своего жизненного срока они стараются вести себя более или менее прилично, не прибегая к сильным средствам. Но с возрастом, с накоплением в них дьявольской силы, эти люди неуклонно деградируют, теряют разум и становятся бесноватыми неконтролируемыми животными. Такова и эта нелюдь. Имя его – Агей. Очевидно, вы оказали ему сопротивление. Он пришел в крайнее раздражение и обрушил на вас всю свою губительную силу. Он наложил на вас страшное заклятие, какое обычный колдун произвести не в силах. Он осквернил ваш дом, и жить там больше нельзя. А теперь я скажу вам о том, о чем вы еще не знаете. Вы сбежали от Агея в другой город и считаете, что обеспечили себе безопасность. Но для колдуна это не имеет никакого значения. Он с легкостью найдет вас в любой части света. Знаете, что ждет вас тогда в дальнейшем? Если вы ничего не предпримете, брат ваш умрет в безумии через две недели. Другой брат и вся его семья погибнут позже. Вы, Яна, быстро превратитесь в агрессивную и невменяемую старуху. Дом же ваш навеки станет зачумленным местом, люди будут избегать его и рассказывать про него страшные небылицы…"
Я оцепенела от ужаса. Конечно, это могла быть издевательская шутка какого-то прохвоста, который узнал о наших бедах. Но я верила каждому его слову и ничего не могла с собой поделать. Я обратилась к нему на английском. Я не настолько хорошо знала тогда русский язык, чтобы разговаривать на нем. Но он с неожиданной настойчивостью сказал: "Яна, говорите по-русски, пожалуйста. Я совершенно не знаю английского".
– Ага, – задумчиво произнес Демид. – Стало быть, он русский.
– Ну конечно! – Яна посмотрела на Демида, как на слабоумного. – Конечно, он русский!
– И что случилось дальше?
– Он положил в мой карман что-то тяжелое. И сказал: "Эта святая вещь оборонит вас от ведуна. Это средневековый крест господень, почитаемый доминиканскими монахами и освященный, по преданию, самим Святым Домиником. Крест имеет большую силу и отныне вы становитесь его хозяйкой. Он поможет обуздать бесчинства колдуна и уничтожить большую часть его бесовских наговоров. Но само проклятие ни с вас, ни с вашего брата он не снимет. Его не сможет снять и сам Агей, даже если захочет. Ибо сила этого проклятия необычайна. Оно не имеет обратного хода. И будет сохраняться, пока жив Агей".
"Господи, неужели я проклята навеки?", – взмолилась я.
"Да, если смиритесь с судьбой. Но вы должны отправиться в Россию. Ваш долг божий состоит в том, чтобы разыскать некоего человека. Запомните: только тот, кто убьет этого колдуна, может освободить вас от его проклятия".
"И что же это за человек?"
"Этого я вам говорить не должен".
"Ну пожалуйста, скажите хоть что-нибудь! Как же я найду неизвестного мне человека в неизвестной мне стране? Все равно что искать иголку в стоге сена!"
"Полагайтесь на волю Божью, на собственный разум и интуицию. Ищите и обрящете."
Дальше он рассказал мне, как при помощи подаренного креста очистить мой дом от бесовского присутствия…
* * *
Дема и Яна не заметили, как выбрались на Верхневолжскую набережную. Ноги Демида ныли. Очнувшись после спячки, желудок обнаружил свою вопиющую пустоту и подал сигнал тревоги. Дема глянул на часы.
– Мать честная! Уже полшестого! Яночка, милая, извини, что я тебя перебиваю. Ты кушать не хочешь?
– Хочу, ужасно хочу! Быстро веди меня кормить куда-нибудь, а то папе пожалуюсь! Бросил машину, таскает меня по всему городу пешком, да еще и голодом морит!
Они с хохотом ввалились в маленький хлебный магазинчик, напугав пожилую продавщицу, купили большой мягкий батон и тут же растерзали его, рыча от голодного вожделения.
– Дем, я устала. Давай поедем в гостиницу. И не смотри на меня так хитро! Я знаю, что ты сейчас скажешь. Ты предложишь мне прогуляться туда через мост. Или нет! Ты предложишь переплыть Волгу. Полчаса – и мы на месте. Я угадала?
– А что, неплохая идея!
– Я поеду на такси. Можешь плыть сам. Если хочешь, могу тебя взять покататься с собой.
– Конечно поеду. Ишь, чего надумала – одной кататься на такси! Стоит только кому-нибудь услышать твой американский акцент, вся мафия тебе на хвост сядет.
– Нет у меня никакого акцента!
– Яночка, милая! Если бы я заявился в Америку со своим английским и начал утверждать, что у меня нет никакого акцента, что бы ты сказала?
– Что ты больной синдромом Дауна, хотя и очень милый. Нет, правда, в твоем произношении есть что-то от даунов. Ой, не дерись!
– Ну ладно, прощу за то, что милый. Поехали.
* * *
Такси вырулило на площадь, носящую имя Ленина и украшенную его гигантской статуей. Черный бронзовый Ильич гордо вытягивал многометровую руку в революционном порыве – казалось, сейчас он сорвется со своего надоевшего пьедестала и, чеканя многотонный шаг, перейдет Волгу, которая окажется ему по колено. Сзади от фигуры вождя толпился трехметровый металлический народец, символизирующий пролетариат, беднейшее крестьянство и, вероятно, РККА. Сто лет назад эта площадь была заполнена ярмарочными балаганами – красивыми деревянными домиками в русском, китайском, турецком стиле. Со всех концов мира стекалось сюда деловитое племя купцов, они торговали любыми товарами, какие только существовали на свете, и, наверное, считали что так будет во веки вечные. По весне все это ярмарочное безобразие затоплялось разливающейся рекою, и из воды торчали только шпили балаганных башенок, да два величественных собора молча отражались в хмурой мартовской синеве. Но время смахнуло свой разрушающей ладонью этот рассадник человеческих страстей и ныне только витиеватое здание Большого ярмарочного дома напоминало о прошлом. Теперь все здесь было современно, просторно и прямоугольно. Гостиница, в которой поселилась Яна, занимала почетное место по правую руку от Ленина и даже превосходила его ростом, поглядывая на бронзовую макушку сверху с некоторым снисхождением.
Демид первым выскочил из машины, обежал ее и открыл дверцу, с чрезмерным усердием помогая выйти Яне. Она гордо ступила на тротуар, окинула окрестности величавым взглядом и произнесла со страшным иностранным акцентом:
