– Логично. Деньги сейчас или потом?
– Потом, – чуть повеселевшим голосом ответил врач. – Присаживайся, посмотрим, что у тебя. Может, и на большую сумму лечить придётся.
С помощью железной трубочки он заглянул мне по очереди в оба уха и констатировал:
– Небольшое воспаление и инородные предметы в ушном проходе. Промыть и заложить тетрациклин. Пока перекиси закапайте и пусть 15 минут подождёт.
Медсестра начала выполнить врачебные указания.
– На улице пока подожди, – сказала она.
Я с шипением в обоих ушах вышел на улицу, где меня ждал Фугас:
– Саня, мы с Валерой тебя в кафе на набережной ждать будем. У тебя там нормально всё?
– Вроде в морг пока не отправляют, значит, планируют вылечить.
Фугас кивнул и удалился, выждав положенное время, я занял место на стуле в медкабинете. Рядом с большим стеклянным шприцем в руках суетилась медсестра. Вскоре процедура началась. Тёплый раствор марганцовки сильной струей бил мне в ухо, а в железную миску, формой полумесяцем, выливалось накопленное в ушной раковине добро: песок, камешки и остатки ваты. Думаю, что большинству знакома данная процедура, когда возникает ощущение, будто промывают не только уши, но и мозги целиком. Однако я к ней привычен и особого дискомфорта не испытывал.
– Где это ты столько мусора в ушах насобирал? – поинтересовалась медсестра.
– В Лисьей бухте.
– А, ну да, могла бы и не спрашивать, – усмехнулась она, вставляя мне в уши турундочки с мазью.
– Вот эти капли покапаешь, эти противовоспалительные пропьёшь, – доктор протянул мне бумажку с нечитаемыми каракулями.
– Спасибо, доктор! – я положил на стол пятисотрублевую купюру, которая моментально исчезла.
– Не за что. Рецепт возьмите, если будет ухудшение, пропейте антибиотики.
– Прямо сейчас иду пить, – весело сказал я и вышел из кабинета.
Мне после процедуры стало значительно легче. Вот правду говорят, что отсутствие боли уже удовольствие.
Фугаса и Валеру застал в кафе на набережной. Не став дожидаться заказанного янтыка и буркнув «за здоровье», выпил полстакана чачи. Прямо как доктор прописал. Валера и Фугас вели оживленную беседу, обильно сыпля техническими терминами. Оказывается, Фугас ехал в Крым по сервису «блаблакар» и познакомился со своим коллегой инженером, который строит в Феодосии большую линию электропередач. Ему требовались опытные инженеры и мастера. Сам Фугас, выпускник престижного московского технического вуза, в работе не нуждался, а вот Валера, в настоящее время свободный, был не прочь поработать. Захмелевший Фугас самозабвенно заговорил о прокладке ЛЭП в далекой холодной Якутии, трезвый Валера слушал и кивал головой, сохраняя флегматично-спокойное выражение лица.
– Сидим в юрте, оленину едим, спирт пьём, строганиной закусываем, – вещал Фугас после очередного стакана, – и староста их приходит с девочками. Смотрю и не пойму, по скольку им лет. Лица круглые, глаза узкие. Вроде и взрослые, вроде как малолетки совсем. Нам переводчик говорит, мол, девочек мы должны покрыть, иначе обида кровная будет. Ну, надо так надо, говорим, и сделали, – он уставился вдаль и начал жевать чебурек.
– Ну и как?
– Чего как? – встрепенулся Фугас.
– Говорю, как, покрыли?
– Да никак, покрыли и всё. Гостеприимный, короче, этот народ – якуты.
Я понял, что от Фугаса большего не добьёшься, еда и трапеза подходили к концу.
– В магазин пошли, – предложил Фугас, когда вышли из кафе, – раз на себе не тащить, можем нормально закупиться.
– Разумно.
Пока дошли до магазина, я основательно подмёрз. Это был маленький универсамчик на первом этаже двухэтажного здания, внутри кроме администратора и кассира сновало человек семь покупателей. Почти все женщины предпенсионного возраста.
Мой взгляд сразу упал на полку с текстилем, на которой увидел упаковку с нательным теплым бельём, подбежал к нему, распечатал и стал прикидывать размер. Ценник в пятьсот рублей нисколько не озаботил.
– Беру, – бросил я администратору, – и одену сейчас.
Та спокойно пожала плечами. Отложив упаковку с ценником, начал раздеваться прямо возле полки, чтобы натянуть рейтузы и кофту. С учётом того, что я был без нижнего белья, на мне сфокусировались взгляды покупателей и персонала.
– Лисья бухта, – пролетел тихий шёпот по магазину, и народ успокоился, продолжив заниматься своими делами. Я, одевшись, почувствовал себя значительно комфортнее и приступил к покупкам.
У кассы собралась большая гора упаковок пива, минералки, алкогольных коктейлей, консервов и колбасы. Рассчитавшись, мы втроём поволокли всё это к машине. Потом я сбегал на уже знакомый рынок и у того же знакомого продавца фруктов затарился чачей, получив в подарок большую кисть винограда и несколько инжирин.
Гаденыш
На стоянке потекла размеренная жизнь пьяных дикарей. Сразу скажу: кроме постоянных обитателей появлялась у нас масса пришлых и проходящих. Кто-то заглядывал поздороваться и поболтать, кто-то, постояв день или два, отправлялся в дальнейшее путешествие.
К пришлым я относился настороженно, следуя советам опытного Фугаса:
– Саня, здесь воровство пышным цветом процветает. Если уходишь куда-то, всё ценное с собой забирай. За мелочёвкой они не полезут, а телефон и деньги уволокут за милую душу. Даже те, кто с тобой пьёт и в любви и верности клянётся. Панки, что с них взять, – тихим заговорщицким голосом рассказывал он мне во время одной из пьянок.
В принципе, чтобы об этом догадаться, не надо было быть семи пядей во лбу. Все мои ценности легко умещались в наплечную сумку. Телефон, паспорт, наличность и пару банковских карт всегда брал с собой. А остальное, хранившееся в порванной во время шторма палатке, особой ценности не представляло. Конечно, панки могли позариться на запасы еды и спиртного, но проводимые мной регулярные ревизии хищений не выявляли.
В тот вечер к нашей компании присоединился какой-то мутный пассажир. Долговязый худой паренёк неопределённого возраста. По внешности и повадкам – типичный алкаш и маргинал. Местные его хорошо знали и просто игнорировали.
Омар сварил ужин, Ваня нарезал салат. Уже темнело, я зажёг возле своего импровизированного тотема свечку, взял чачи, пива и вернулся на поляну. Потекла тихая неспешная пьянка с байками и песнями у костра. Новому пассажиру я для приличия плеснул чачи, потом его просьбы налить игнорировал, буркнув, «мол, самим мало». Пассажир нервничал, суетился, но особой настойчивости не проявлял. То и дело он удалялся и, как мне показалось, в сторону моей палатки. Потом я приметил, что данный тип начинает хмелеть. Во время его очередной отлучки я толкнул локтем Ваню:
– Пошли!
Ваня оценил серьёзность моего тона, и мы, не поднимая ажиотажа, тихо пошли за парнем. Из-за кустов в отблеске свечи увидели его сгорбленную фигуру, наполовину торчащую в моей палатке. Пьяная кровь застучала у меня в висках, накатила волна агрессии и праведного гнева. Подскочив к палатке, со всего размаха ударил ногой под ребра гнусного вора. Тщедушное тело отлетело в сторону, причём умудрилось увеличить имеющиеся на палатке разрывы. Открытая пластиковая бутылка с чачей вылетела на улицу из его рук.
– Ваня, – заорал я во всё горло, – зови народ, сейчас алтарь кровью крысы поливать будем.
Ваня молча припустился в сторону поляны, я, повинуясь нахлынувшей ярости, ещё несколько раз приложил с ноги тихо скулящее тело, потом схватил его за волосы и подволок к пню, к которому был примотан топор. Пассажир вяло сопротивлялся, громко хрипел, пытаясь выдавить из себя слова оправдания. Я кинул его грудью на камень, служивший мне столом, вытащил примотанный арафаткой топор и пару раз слегка ударил воришку по спине плоской стороной. Паренёк истошно заорал и попытался вырваться, пришлось добавить.
За спиной у меня собрались обитатели поляны и смотрели на происходящее абсолютно равнодушно, как на привычную картину. Взвинченный злобной волной, я решил провести полную экзекуцию с элементами оккультного ритуала:
– Этот гадёныш прикоснулся своей поганой рукой к чужому имуществу и будет её лишён, – орал я во все горло и размахивал топором. – Руку на алтарь, быстро! Она будет принесена в жертву моему тотему, – заорал в ухо пассажиру.
Он продолжал орать и подтянул руки под себя. Пришлось разок с оттяжкой приложить его по спине топором. Паренёк завыл и начал рыдать. Но моя злость кипела и требовала выхода, поэтому экзекуцию решил довести до конца. Заломил его правую руку и вывернул ему за спину, потом положил на камень и прижал ногой.
– Да прольётся кровь крысиная на алтарь правды! – снова заорал я, высоко размахнувшись топором.
Даже в тусклом свете свечи было видно, как побледнело лицо вора. Чуть ли не со свистом я рубанул топором немного выше его запястья. Естественно, отрубать руку этому гадёнышу я не собирался. Да и опыт обращения с топором у меня имелся. Ударил так, что его кончик высек из камня искры, лезвие лишь слегка рассекло кожу на руке халявщика, вызвав небольшое кровотечение. После длинного и пронзительного крика он умолк и тяжело задышал. Я увидел мокрое пятно, расплывающееся у него на штанах.
– Ты всё понял, гаденыш!?
– Да, да, да, простите, – залепетал он.
Я поднял его за волосы и громко крикнул: «Беги!».
Долго его упрашивать не пришлось, он рванул как профессиональный кенийский спринтер. Чтобы эффектней завершить представление, я метнул ему вслед топор, естественно, целясь в дерево. Однако тут сноровки не хватило. Вместо того, чтобы красиво воткнуться, топор совсем неэстетично ударился о дерево и упал.
– Санечка, я заберу эту бутылку чачи? – услышал за спиной хрипато-писклявый голос Вани.
Обернувшись, увидел всё те же пьяно-спокойные лица собравшихся. Поняв, что представление закончилось, они дружно отправились на поляну продолжать возлияние.
– Да, Ваня, бери. Пойдём отметим победу над преступностью, – хлопнул товарища по плечу.
Черный юмор
Потекла спокойная размеренная пьянка, ничем не примечательная. Однако в её ходе узнал, что по средам в Щебетовке на центральной площади проходит ярмарка. На ней из секонд-хэнда привозят неплохие туристические вещи, за недорого. Об этом поведал Игорь по кличке Принцесса.
Это ещё один отшельник, постоянный обитатель «Зелёнки». Игорь также очень мало про себя рассказывал и совсем не пил спиртного. На вид ему было чуть больше тридцати, высокий и поджарый, с длинными волосами и бородой. Такой типаж, про которых говорят: «мечта любой девочки». Он ясно и чётко изъяснялся, говорил красивыми витиеватыми фразами. Как потом выяснилось, Игорь окончил юридический факультет одного очень престижного Московского вуза, но из-за проблем с алкоголем, закончившихся сильнейшими семейными неурядицами, ушёл в бродяги. Проехал половину или чуть больше страны и её окрестностей автостопом и в конце концов осел в Лисьей бухте. В укромном месте, окружённом со всех сторон зарослями ежевики, построил домик из гибкого каркаса, обтянутого брезентом, и жил в нём, почитывая отечественную и зарубежную классику.
Идея побывать на ярмарке мне очень понравилась, к тому же вечером поднялся ветер, и я радовался, что купил теплое бельё. Однако хорошая куртка и штаны мне бы не помешали. Да и теплое одеяло лишним не будет. Всё это пометил в своем пьяном уме и пошёл спать крепким сном грешного праведника, совершившего добрый поступок.
С утра ветер не унимался, а значит – это очередной шторм. Для местных обитателей он нечто вроде манны небесной. Во-первых, волны прибивают на берег кроме массы полезных ништяков ещё и древесину, сразу идущую на дрова. Во-вторых, набегающие волны приносят множество полудрагоценных камней типа сердолика, что служит неплохим источником дохода, поскольку камни на вес принимают ювелиры. Правда, местные обитатели держат это в строжайшем секрете, чтобы не плодить конкурентов. Лишь по пьянке Ваня проболтался, о чём потом сильно сожалел.
Я провёл стандартную утреннюю процедуру. Умылся, почистил зубы, выпил полстакана чачи, закусив ежевикой, гроздья которой висели прямо возле палатки.
На поляне сидела скучно-похмельная компания. Омар суетился у костра, Валера попивал чай, Фугас и Ваня страдали похмельем в безделье.
– Ну что, мальчишки, пойдём берег мародёрить после шторма?
Настроение у меня, на удивление, было просто преотличное, я испытывал острую жажду действий. Поиски на пляже были для меня чем-то вроде детской забавы.
– Что там делать… – скрипуче-пискляво протянул Ваня.
– Да, никуда не хочется, – поддержал его болезненный Фугас. – Совсем плохо, и мутит меня и трясёт.
– Чего вы скисли, ребята, – продолжал я веселиться. – Пойдём, Ванюша, может, на берегу найдём свеженький женский трупик.
Вся компания на меня подозрительно посмотрела. Признаюсь откровенно: люблю хохмы из категории чёрного и очень чёрного юмора.
– Зачем тебе женский трупик? – непонимающе уставился на меня Ваня.
– Как зачем!? Пое..м пока не окоченела. Ты что, Ваня, никогда трупы не трахал? – я весело наблюдал реакцию собравшихся.
Омар и Валера сохраняли абсолютно спокойные выражения лиц, лишь слегка улыбнулись. Впечатлительный и похмельный Ваня закатил глаза и позеленел, а вот лицо не менее похмельного и не менее впечатлительного Фугаса я разглядеть не смог. Он, сидя на пеньке, согнулся и издал рвотное рычание и довольно продолжительное время извергал содержимое желудка на землю.
Ваня блевать так и не вознамерился, сидел с бледно-зелёным лицом. Решил его подбодрить:
– Ладно, ладно. Никто вас трупы трахать не заставляет, это дело абсолютно добровольное. Пошли, Ваня, прогуляемся, – дружески хлопнул его по плечу. – Пошли, пошли, – уже настойчивей повторил я и сделал знак головой в направлении своей палатки. Дальше уговаривать не пришлось, Ваня подскочил и чуть ли не вприпрыжку побежал за мной.
Я полез в палатку за чачей, но, когда выбрался наружу, вместо Вани увидел большую, отечную, сияющую счастьем физиономию Фугаса, державшего в руках большую железную кружку. Пришлось налить и ему, само собой, не забыв и про себя. Настроение моих товарищей значительно улучшилось, взгляд прояснился, и они дружно поддержали инициативу идти на берег моря.
Проскитавшись несколько часов, ничего примечательного не нашли. Ваня набрал в карманы камешков, мы с Фугасом приволокли по охапке деревяшек для костра. Я даже немного притомился, вернулся на свою стоянку, открыл бутылочку белого сухого и улёгся в гамаке, накрывшись спальником. Ветер качал макушки деревьев, деревья, в свою очередь, раскачивали гамак. Я с наслаждением потягивал вино из бутылки, как вдруг произошло нечто.
Утопленница
Во мне закипело стойкое и неудержимое желание пойти на берег. Это был даже скорее ментальный приказ. Причём я точно знал, куда именно нужно идти. Помчался к мысу Крабий и там за большим валуном в воде увидел полоску белой полупрозрачной ткани, рядом выглядывала красивая загорелая женская нога с ярко-красным педикюром.
Я не мог поверить в случившееся, это как будто было не со мной. Но действовал очень быстро. Не снимая одежды и обуви, кинулся в воду, которая доходила мне чуть выше пояса. Волн в этом защищённом горой месте практически не было, и вода оставалась прозрачной.
Я перевернул её и, придерживая рукой за середину талии, стал рассматривать. Удивительно красивая девушка. Настолько красивая, что даже смерть её не портила. На ней была только белая, почти прозрачная, невесомая блузка, застёгнутая на одну пуговицу, и маленькие белые плавки-стринги с завязками на талии. Её длинные белые прямые волосы колыхались в такт движениям воды. На лице полностью сохранился грамотно наложенный макияж. Тени, помада и тональный крем бережно подчеркивали её естественную красоту. Сквозь блузку выступала красивейшая загорелая грудь, абсолютно правильной формы.
Придерживая одной рукой за середину спины, второй поднял голову утопленницы над водой.
Произошло то, чего абсолютно не ожидал. Она распахнула глаза. Их бескрайняя синева просто впилась в меня, пронзила миллионами нейроимпульсов. Вот пробило так пробило. Вся её жизнь до последнего мгновения пронеслась передо мной. Но я был уверен, что её жизнь ещё не закончена. От неё не исходил трупный холод, даже наоборот – чувствовалось лёгкое тепло, хотя пульс абсолютно не прощупывался.
Перед глазами пронеслась вся история жизни этой милой, умной и неприступной в жизни красавицы. Единственный ребёнок в семье преуспевающего московского бизнесмена. Естественную, чарующую красоту и природное обаяние она получила с материнскими генами. Всё детство и юность не знала ни в чём отказа, да и потом, став выпускницей престижного столичного вуза, могла себе позволить не думать о деньгах. С самого малого возраста мать учила её пользоваться своей красотой, но всегда твердила: «Ты не должна быть красивой пустышкой». Родители не жалели денег на учителей и репетиторов. С уроков вокала она бежала в балетную школу, потом в музыкальную. Успехи были потрясающие. Родители нарадоваться не могли на своё чадо. Пела она не хуже, может быть, лучше многих эстрадных звёзд. Учитель танцев пророчил ей карьеру в Большом театре, да и на рояле уже в 15 лет она виртуозно исполняла сложные произведения классиков. После школы без труда поступила на юридический факультет, где от преподавателей получала похвалы и отличные оценки.
Естественно, от поклонников ей было не протолкнуться. Однако она прекрасно знала себе цену и не разменивалась на мелочные интриги. Круг её общения по праву считался элитой. Со звездами телеэкрана, политиками и олигархами была на «ты». Ей не составляло труда поддерживать любую тему беседы, философские познания порой вводили в ступор прожженных демагогов. Грубые поползновения в свой адрес со стороны сильных мира сего она жёстко пресекала. И в высшем обществе имела репутацию неприступной, но отнюдь не целомудренной особы.
Свою альма-матер она покинула с красным дипломом и блестящими перспективами. Множество крупных фирм мечтали заполучить её в свой штат, но она упорно сохраняла нейтралитет, выбирая лучший из вариантов.
В Крыму она отдыхала как раз после выпускных экзаменов в компании хорошо знакомой «золотой» молодежи. Полуостров они выбрали, повинуясь модной патриотической волне. Хотя с их деньгами, куда ни отправься, везде хорошо отдохнёшь.
Прямо из модного Коктебельского клуба их компания отправилась в плавание на яхте. Там бары ломились от элитного алкоголя, на зеркальных столах красовались дороги из кокаина. Громкая музыка и смех разносились на многие километры морской глади. Шторм налетел неожиданно, но особого испуга ни на кого не произвёл. К слову сказать, даже команда судна была, мягко говоря, не в кондиции. Её подружка – черноволосая нимфоманка – уже вовсю исполняла свою мечту переспать с настоящим морским капитаном и всей командой, которую предварительно напоили и накачали кокаином.
Другая подружка, изображавшая со своим бойфрендом сцену из фильма «Титаник» на носу яхты, под дружеский хохот свалилась в бассейн. Качка усиливалась, но для пьяной и «обдолбанной» компании это было сродни веселому аттракциону.
Её задорный смех прервал приступ тошноты, вызванной морской болезнью. Она отошла и нагнулась над бортом в рвотном позыве. Очередная набежавшая волна сильно тряхнула яхту, и девушка не смогла удержаться. Её полет за борт никто не увидел, крики заглушил шум волн, музыка и смех.
Сопротивлялась она не долго, море легко поглотило её, сделав своей частью, и бережно вынесло под защиту прибрежных скал Лисьей бухты. Я понял, что у неё нет от меня тайн, как и у меня от неё, был уверен, что ей также известно всё мое прошлое. То, что она приняла меня и полюбила, понял сразу, ведь это было взаимно. Несмотря на то, что мы люди разных миров, мы всё же оказались вместе. Её руки нежно обвили мою шею, и мы ушли под воду, где слились в долгом, нежном поцелуе. Меня удивило отсутствие воздушных пузырей. Воздух перестал для меня существовать. Как и она, я мог дышать под водой. В этот миг почувствовал все моря и океаны, реки о озера земного шара, отчётливо видел их и каждого подводного обитателя. Мы плыли, не делая никаких движений, нам это было не нужно. Вода сама несла нас, повинуясь нашим мысленным приказам. Не заметил, как мы оба оказались абсолютно голыми и быстро двигались, удаляясь от берега. Не было чувства холода, вода была абсолютно комфортная, к тому же я мог менять её температуру и даже регулировать степень освещённости. Девушка прижималась ко мне, хотя в этом не было необходимости, даже на расстоянии через колебания воды я чувствовал каждое её движение и мог отвечать на них.
Наш подводный танец любви длился довольно долго, но время перестало существовать. Впереди, уверен, у нас была целая вечность и бескрайние водные просторы планеты. Я собирался посетить Мариинскую впадину, затонувший «Титаник» и взглянуть на ледяное безмолвие вод Антарктиды.
Мы полетели сквозь воду к поставленным целям, мимо проносились рыбьи стаи и оставались позади гигантские туши китов. Вдруг она толкнула меня в плечо и произнесла до боли знакомым хрипато-писклявым голосом:
– Санёчек, Санёчек, дай, пожалуйста, бухла глотнуть.
– Ох, ебтыть… – встряхнулся я, выходя из сонного состояния. Над головой на фоне посветлевшего неба качались кроны деревьев. Рядом с гамаком на почтительном расстоянии стоял хмурый Ваня и смотрел на меня жалостливым и просящим взглядом.
