От воспитанного в нем великодушия Федор при малейшей возможности никогда не отказывался выполнить любую человеческую просьбу. Более того, радуясь, что нужен и полезен людям, он откликался охотно, порой в ущерб себе.
Не изменил ефрейтор своим принципам и на этот раз. Не беда, что оказался крайним. «Она же меня просит, – подумал Федор, – пойду. Нашли проблему!». Без стеснения, по – военному быстро, сбросив одеяло, надел он пижаму и вышел за медсестрой в коридор.
В большинстве палат на их пути уже погасили свет, да и в коридоре горела лишь одна дежурная лампочка. Вера шла быстрой походкой впереди, а на полшага сзади молча следовал Федор. В самом конце коридора, свернув направо в закуток, медсестра открыла дверь и вошла в просторную ярко освещенную ординаторскую. Федор, проследовав за ней, чтобы не задерживаться и быстрее вернуться в палату, спросил:
– Какие шприцы вам нужно доставить?
– Пусть они еще немного покипятятся, – промолвила уже беззаботно Вера и присела на широкий подоконник.
Наступила пауза. Девушка молчала, словно испытывала его терпение, а он стоял, как истукан, не зная, о чем с ней говорить. Не ожидал он такого оборота дела – шел-то за шприцами. Думал: возьму и отнесу, куда ей надо. Ни о каком свидании с медсестрой он вообще не мечтал. У него и мыслей не было о встрече с ней. Вера застала его врасплох, да еще и озадачила своим молчанием. Случившееся он мог сравнить со снегом, полетевшим с ясного неба среди лета. Говорить на «амурные темы» парень не собирался, а о чем еще говорить с девушкой, просто не знал.
Много вопросов, но все без ответа промелькнули в его голове за эти считанные секунды. «Шприцы… А не предлог ли это?» – осенило его наконец. Ну, как бы оно там ни было, а говорить о чем-то все же надо. Лишь поэтому, перебирая в голове всякие варианты начала разговора, изобразив на лице что-то наподобие улыбки, Федор изрек банальное:
– Ну как у вас делишки?
– Это вы насчет чего?
– Насчет любвишки.
Этим выражением ефрейтор вернул память девушки к событиям двухлетней давности. После таких его слов, к удивлению парня, Вера вмиг изменилась в лице. Губы ее расплылись в злостной усмешке. Она посмотрела на него, как ему показалось, пронзительным и холодным взглядом. А то, что он услышал, вначале просто не укладывалось в его сознании.
– И тебе не стыдно произносить это слово? – перейдя на «ты», вторично за прошедшие минуты, самодовольно урезонила парня Вера.
– Какое?
– Только что сказанное: «любвишки».
Этим он был ошарашен.
– Вы меня извините. Возможно, это вульгарно и пошло, но так теперь, шутя, выражается молодежь. Что же касается любви, то мне действительно не стыдно за такое выражение! А вы что, не признаете это высокое чувство? – спросил Федор, теряясь в поисках объяснения такой перемены.
– Признавала… Когда-то, – выдавила девушка и вновь смолкла, углубившись в раздумье.
Но парень не знал главного: своей «любвишкой» он сыпанул девушке горсть соли на незажившую рану. Не знал и того, что именно с его появлением в госпитале душа медсестры после длительного оледенения наконец – то начала оттаивать. И сегодня Вера действительно пришла на свидание с ним, Федором. Шла к нему, словно на первое в жизни свидание, с большой надеждой положить начало серьезным и длительным отношениям, и именно с ним, а он, как ей показалось, с насмешкой выразился о любви.
После такого ответа он смотрел на нее с еще большим недоумением, не в силах понять противоречивость ее чувств и мыслей. Буквально минуты назад там, в палате, ее неотразимые глаза излучали безмерное добродушие, в них читалась жажда любовной ласки, а теперь они полыхали нескрываемым презрением, да и тон, которым она произнесла последние слова, казалось, принадлежал не недавней Вере, а совсем другому человеку. Вместо миловидной девушки пред ним сидело совершенно чужое существо с озлобленной душой. Это непонятное преображение удивило Федора. Лишь поэтому он смолк в ожидании объяснений сказанному. Но Вера продолжала угрюмо молчать. Тогда он, не дождавшись отклика, попытался осторожно вызвать девушку на откровенный разговор.
– У нас с вами, как я понял, есть время. Расскажите мне об том, что с вами случилось… Почему вы не признаете любовь.
– А что? Если тебе интересно – слушай.
И она, недолго помолчав, словно собравшись с силами, со всеми подробностями поведала парню всю драматическую историю своей первой любви.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Начиная с седьмого класса, Вера первого сентября отправлялась в школу за час до начала занятий с единственной целью – занять свою любимую последнюю парту в правом ряду. Не изменила она привычке и в девятом классе.
– Ну слава богу! – вслух изрекла она, задвинув портфель в правый отсек парты, и стала ждать прибытия одноклассников. «Жаль, что неразлучной подруги Светы теперь рядом не будет. Увезли ее родители летом из родного села…» – вспомнила девочка.
Возможно, она бы еще думала о закадычной подруге, но в это время в класс вошел незнакомый паренек. Брякнув: «Здрасьте», – он буквально бегом подбежал к последней парте соседнего ряда. Запрятав свой портфель тоже в правый отсек облюбованной парты, он тоже изрек:
– Ну слава богу!
– Это за что?– рассмеялась Вера.
– За любимое место в классе. А чё ты смеешься?
– Не чё, а что, – поправила парня Вера. Потом откровенно пояснила: – Две минуты назад я именно эти же слова сказала.
– А ты за что Бога благодарила?
– За то же самое!
– Слушай, а тебя как звать? – развернувшись всем корпусом к девочке и выставив ноги из-под парты, спросил паренек.
– Вера. А тебя?
– Олег.
– Очень приятно! – машинально, но искренне сказала Вера и чуточку засмущалась своей открытости.
– Мне тоже очень приятно! – с той же искренней интонацией ответил Олег.
И вот чудо! После этого короткого диалога ребят словно примагнитило. Они просто утонули в глазах друг у друга, испытывая впервые в жизни непонятное для них волнение. И неизвестно, сколько еще бы продолжалась эта чуточку неловкая, но приятная для них молчаливая пауза, однако она была прервана внезапно ворвавшейся в класс ватагой одноклассников. Ребята шумно, бегом занимали свои привычные места.
После знакомства с Олегом жизнь Веры резко изменилась. Все предыдущие школьные годы Вера училась спокойно, ходила в школу не спеша. Ее ничто не волновало, охватывало лишь порой беспокойство перед контрольными работами и экзаменами. А в начавшемся учебном году она каждый раз почти бежала в школу. И спешила туда девочка с единственной целью: скорее увидеть Олега. Если в предыдущих классах во время уроков Вера неотрывно смотрела на школьную доску, желая разобраться в теме и запомнить то, что там изображено, то теперь девочке это не всегда удавалось – ей постоянно хотелось одного: видеть Олега и только его. Она пыталась скрыть это желание от окружающих, но, оказывается, правду говорят, шила в мешке не утаишь. Ее влюбленность, как слон на сельской улице, бросалась в глаза всем. Замечали это и одноклассники, и даже учителя. А химичка, однажды даже пристыдила девочку перед всем классом: «Ты, Вера, смотри сейчас не на Олега, а на доску. На него смотри, пожалуйста, в любое время, но только не на уроке». Ребята хоть и хмыкнули на это замечание, а все же посочувствовали Вере. Ведь если разобраться, в чем девочка виновата? Умные люди правильно считают, что любовь— это болезнь, такая же, как ОРЗ или ветрянка, которой должен в своей жизни переболеть каждый человек. Вот ты, химичка, разве не подхватывала эту болезнь? Даже, наверное, сильнее Веры страдала, когда заболела своим первым… Так что не надо умничать.
Олег думал о Веры не меньше, чем она о нем, и каждый день, как и она, очень жалел о том, что заканчиваются уроки, и он разлучается с Верой аж до следующего утра. Того времени, что виделись они во время занятий, им было мало. Они постоянно мечтали о встрече. Им не терпелось признаться друг другу в своих чувствах, но как и где встретиться, они не знали. Назначить свидание? Увидят взрослые – засмеют! Назовут «скороспелыми». А что поделаешь, если такая непреодолимая тяга друг к другу?
Известно же, что первый симптом юношеской влюбленности – робость. Именно она стояла на пути исполнения желания Веры и Олега. Они болезненно ждали случая остаться вдвоем, и фортуна им наконец-то его предоставила.
Обычно, выходя со школьного двора, Вера и Олег направлялись в разные стороны, потому, что жили на противоположных концах одной и той же улицы. А после первого школьного вечера вышло так, что пошли они одним маршрутом. Помогла им случайность.
Из освещенного школьного коридора они с ватагой заядлых «гуляк» после вечера вышли в числе последних и поразились произошедшему. За время их трехчасового культурного отдыха на улице словно усердно потрудился злой волшебник: вместо привычной лунной сентябрьской ночи вокруг царил непроглядный мрак, а вместо штиля – весьма ощутимые порывы осеннего ветра.
По школьному двору все шли на ощупь. За аркой ребята гурьбой свернули направо и сразу же растворились в кромешной тьме. Вера с Олегом еще во дворе, не сговариваясь, чуточку отстали от них.
– Надо же, какая сегодня темень… Может быть, я провожу тебя до дома? – робко задал вопрос Олег, когда они вышли на улицу. Он, как ни странно, побаивался, что Вера не примет его предложение. А что? Скажет «неудобно» или «я стесняюсь». Но волнения его были напрасными. Девочка обрадовалась. За три недели, прошедшие после их знакомства, это была первая возможность для долгожданного их разговора и общения только вдвоем. Поэтому, услышав несмелое предложение Олега, Вера почувствовала себя безмерно счастливой. А могло ли быть иначе? Девочка постоянно мечтала побыть наедине с запавшим ей в душу пареньком.
– Если ты не забоишься, – радостно пошутила Вера, – то провожай.
– А чего мне бояться? Я тебя в обиду никому не дам! – почувствовав себя рыцарем, выразил Олег свою готовность защитить ее.
– Правда? – не в силах скрыть своих чувств, с восторгом воскликнула Вера. Потом, спохватившись, застеснялась своей откровенности и поспешила вновь перейти на шутливый тон:
– А почему это?
Это магически повлияло на настроение парня. Он тоже невольно вспомнил о только что проявленной им искренности и, чтобы не ударить в грязь лицом, последовав Вериному примеру, повернул разговор на шутку:
– Я не имею никакого права давать в обиду свою одноклассницу.
Теперь эти казенные слова подпортили Вере настроение. «Может быть, я действительно для него просто одноклассница? – промелькнуло вдруг мысль. – Возможно, только моя душа горит при встречах с ним и при воспоминаниях о нем, а его – так себе, просто тлеет? Будь по-другому, он иначе бы ответил…».
Укрываясь от пронзительного ветра за домами и заборами, парень и девушка продвигались по темной пустынной улице, словно две льдинки в вешнем потоке: то, оступившись на выбоине тротуара, сталкивались друг с другом плечами, то, споткнувшись, случайно соприкасались локтями.
Уже позади остался Верин дом, но она промолчала об этом. Ей очень не хотелось расставаться с Олегом, хотя их разговор пока шел не о том, о чем они оба желали сказать.
А вот и околица села. Миновав ее, они сразу ощутили озноб. Одежда, в которой недавно в зале было им жарко, теперь оказалась легкой не по сезону. Мгла и стужа остановили юную пару. Разумнее было бы возвратиться в затишье улицы, но для них обоих уединение было дороже тепла и уюта. Ежась от холода, Вера боком прильнула к Олегу. Он положил ей руку на плечо и нежно приблизил к себе. Она вначале хотела отстраниться, но не сделала этого – решила продлить это приятное и, на ее взгляд, безгрешное ощущение. Спустя еще несколько секунд они, словно по команде, развернулись лицом друг к другу и слились в нежном объятии. А еще через секунды, не в силах обуздать нахлынувшее на них желание, соединили уста в сладостном страстном поцелуе.
У каждого из них это случилось впервые в жизни. От неведомых чувств у юных влюбленных закружилась голова. Насладившись истомой, они окончательно преодолели существовавший меж ними барьер. Этот их самозабвенный поцелуй явился венцом мучительной неопределенности и без слов сказал о силе их чувств, вспыхнувших при первой встрече.
– Мне очень приятно быть рядом с тобой, – дрожа то ли от холода, то ли от нахлынувшего страстного возбуждения, первым вполголоса произнес Олег.
– Мне тоже очень приятно, – испытывая похожие чувства, прошептала Вера.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Красный диплом, извещавший об успешном окончании медучилища, вручили Вере в числе немногих выпускников. Все эти отличившиеся счастливчики освобождались от обязательного распределения и могли самостоятельно выбирать место работы. Но Вера не спешила с трудоустройством.
– Вот демобилизуется Олежка из армии, – переполнялась ее душа мечтами, – тогда и решим, где бросить якорь.
Ей просто не верилось, что учеба осталась позади. Она спокойно отдыхала в отчем доме: спала и ела сколько хотела. Уход за крошечным огородом Веру ничуть не утруждал. Более того, она, как в детстве, дважды в день умудрялась еще и искупаться в реке. Любимым же занятием в этакой ее курортной жизни оставалось чтение художественной литературы. Во время учебы ей было не до повестей и романов. Думая об ответственности избранной профессии, она все свое время отдавала приобретению знаний. Немало свободных от учебы часов отнимала общественная работа. И вот теперь Вера наверстывала упущенное.
А в тот драматический для нее день, точнее погожий полдень, она дочитывала роман Веры Кетлинской «Иначе жить не стоит». «Вот бы нам с Олежкой на какую-нибудь всесоюзную стройку поехать», – подумала Вера. Еще на первом году службы Олег написал Вере о своем твердом решении сразу же после его возвращения из армии сыграть и встречу, и свадьбу, чтобы после долгой вынужденной разлуки наконец-то всецело принадлежать друг другу. Поэтому Вера день за днем с нетерпением ждала возвращения любимого. «Где работать и жить, решим вместе, как только ты возвратишься», – мысленно заверила девушка своего долгожданного суженого, но этот полет ее романтического воображения был прерван неожиданным стуком в дверь.
– Входите, открыто! – сказала девушка в ожидании доброй вести.
Порог переступила соседка – почтальонка Галина. За длинный язык никогда не замолкающую женщину односельчане за глаза называли Молчуньей. По долгу службы за свой рабочий день она успевала побывать почти в каждом доме села. Разнося почту, она не столько приносила официальную информацию, сколько собирала конфиденциальную, и лишь для того, чтобы непременно передать ее по секрету всему свету.
Летом Молчунья никогда не носила платка. Да оно и лучше было для односельчан. Ее коротко остриженные, окрашенные в ярко-красный цвет волосы, как знак аварийной остановки, всегда вовремя предупреждали односельчан о приближении канала утечки секретной информации. Зная «болезнь» сельской почтальонки, местные жители, издали заметив ее красную голову, моментально толкали собеседника локтем и предупреждали: «Молчунья идет!». Но это когда хотели что-то сохранить в тайне. И наоборот, если надо было, чтобы знало о чем-то все село, непременно сообщали об этом Молчунье.
Увидев почтальонку, Вера с книгой в руках застыла в ожидании доброй вести: письма либо телеграммы о приезде любимого – и ничего другого. Но соседка начала разговор интригующе:
– У меня для тебя есть две новости! – поздоровавшись и закрыв за собой дверь, обратилась она к Вере. – Тебя сразу обрадовать или огорчить?
– Лучше, тетя Галя, обрадуйте! Да вы садитесь, – предложила Вера почтальонке. Но та отказалась:
– Я на минутку.
«Ну говорите же!» – мысленно торопила ее девушка.
– Пять минут назад, – смакуя, сообщала соседка, – я своими глазами видела, как из автобуса с чемоданом в руке вышел твой долгожданный Олег.
О дружбе Веры с Олегом не разлей вода со школьной скамьи знали все односельчане. Правда, мнение у людей о них было двоякое: одни восхищались неразлучностью юных влюбленных, другие осуждали: «Уж слишком ранние…». Но вторых было значительно меньше. Ведь если здраво рассудить, что же плохого в том, что молодые люди так крепко любят друг друга?!
Знали в поселке и о том, что Вера безупречно и терпеливо ждет уже третий год ушедшего исполнить воинский долг перед Родиной Олега. Люди видели, что приезжала домой из города Вера либо одна, либо с подругами. Если она появлялась в местном клубе, что случалось очень редко, то только чтобы кино посмотреть. На предложения знакомых остаться на танцы она непременно находила вескую причину, не позволявшую ей задержаться даже на несколько минут.
Услышав радостную и долгожданную весть, Вера мигом вскочила с кровати и от прилива радостных чувств крепко обняла соседку. Девушка хотела уже оставить ее и бежать к любимому. Но та остановила ее.
– Ты присядь, Вера, присядь, – попросила почтальонка и чуть ли не силой усадила ее на кровать.– Я же не сказала тебе вторую новость. Дело в том, что твой Олег, – продолжала Молчунья, то ли растягивая удовольствие, то ли интригуя девушку… – Твой Олег вернулся домой не один…
– А с кем же? – не сразу дошло до Веры.
– С женой! – словно ударила девушку обухом по голове почтальонка.
От этой вести Вера потеряла сознание.
ГЛАВА ПЯТАЯ
По-разному люди переживают предательство. Одни от потрясения впадают в затяжную хандру, другие делят горе с «зеленым змием». Но Вера отреагировала на поступок Олега иначе. Вначале ей показалось, что она просто не переживет этот удар от любимого. Ее охватило отчаянье. Ей было невыносимо страшно. Ужасно было от мысли, что жизнь надо начинать с чистого листа. Вере казалось, будто, потеряв Олега, она осталась одинокой навсегда. Она просто не представляла, как жить без него. Девушка привыкла к мысли, что всю свою жизнь, длинную или короткую, она пройдет рука об руку только с ним. Вот вроде было всё: радовалась, надеялась, жила радужными ожиданиями… И вдруг все рухнуло!
Очень досадно было Вере за напрасно потраченные лучшие годы жизни. До боли в сердце обидно за его вранье, за то, что он, отдавая свои три года жизни службе Родине, жалуясь на тяготы солдатской жизни в письмах, на самом деле не плошал, а возможно, все эти годы наслаждался интимной связью с другой. Причем все три года заверял Веру, что постоянно думает о ней и ждет не дождется, когда закончится их разлука. А на самом деле? Оказывается, все было иначе.
Но по-настоящему Вера горевала ровно трое суток. Этого времени хватило ей, чтобы превратить прежние к Олегу чувства в пепел. А помог Вере в этой перестройке ее души сам Олег. Своей изменой он посеял в сердце девушки не только вселенское чувство горечи, но еще и семена огромной злобы, которые проросли над ее стенаниями и унынием. Все эти три дня ее больше бесила не измена любимого, а то, что он умалчивал о ней.
«Пусть встретил более интересную девушку, – размышляла Вера, лежа в кровати, – но надо было признаться в этом!
А ведь я замечала перемену в твоих отношениях ко мне. Особенно на третьем году твоей службы я с тревогой почувствовала их. Меня удивляли участившиеся твои командировки, из-за которых мои письма ты стал получать «с большим запозданием», но я отгоняла зарождавшееся недоверие и продолжала любить тебя по-прежнему. В мыслях я не расставалась с тобой никогда и с нетерпением ждала твоего возвращения. Особенно в последние месяцы я постоянно ждала, что сейчас откроется дверь и мы, как в тот далекий осенний первый наш вечер…
Три года я с нетерпением жаждала этого момента. И ты думаешь, что все это время на меня никто и ни разу не обратил внимания? Ошибаешься! Многие неплохие парни не давали мне проходу, но я всем твердила: «Я жду и буду ждать только своего Олега». Разумеется, признайся ты мне в том, что полюбил другую, я, опять же любя тебя, только пожелала бы тебе счастья. Теперь уже, возможно, и забыла бы… Но ты оказался большим трусом, вояка. Ты именно струсил, чем вдвойне унизил свою бывшую «единственную» и «неповторимую». И как прикажешь, «командир», к тебе теперь относиться?»
– Что теперь говорят обо мне люди? – все еще убитая горем, с распухшим и покрытым багровыми пятнами лицом вслух произнесла Вера, когда мать вернулась с вечерней дойки.
– Тебя никто не осуждает. Все же знают, как ты его любила и как ждала. Все осуждают только его. Успокойся, дочка!
– Это правда, мама?
– Вот те крест! – перекрестилась мать. Чуточку поразмыслив, решая, сообщать ли об этом дочери, добавила: – Оказывается, они уже ждут «пополнения»…
Словно масла в огонь плеснула эта новость в пылающую от гнева душу девушки.
– Ну если еще и так, – неистово изрекла, вмиг изменившись в лице, Вера, – этого я ему не прощу!
– Что ты задумала, дочка? – забеспокоилась мать.
– Потом узнаешь, мама. Через год все узнают, – выпалила Вера, с удовлетворением думая об осенившем ее решении. Теперь образ любимого предстал перед ее глазами в ином виде, и она, не откладывая свой план в долгий ящик, стала тут же упаковывать чемодан, собираясь в дальнюю дорогу.
