Сейчас в ее нелегкой борьбе настала передышка. Тереза лежала под одеялом в чистой мягкой постели, и это было приятно. Но боль не проходила, и она постанывала сквозь зубы. Губы пересохли.
В поле зрения возникла чашка. Красная, в белый горошек. Ее держал сероволосый пират, встревоженно наклонившись к ней. На его физиономии красовался качественный кровоподтек, и она невольно ухмыльнулась. Он нахмурился.
– Пей, – сказал он. – Это вода с лекарством. Не отравлено, не бойся.
Что ж, ничего страшного не случится, если она примет воду из его рук. Она потянулась губами к чашке, и сероволосый заботливо поддержал ее голову, поднеся чашку так, чтобы ей было удобнее. Она пила медленно, глотала с трудом. Потом откинулась на подушку.
– У тебя был доктор, – сказал он. – Обработал раны. Что с тобой произошло?
– Тебе какая разница, пират? – выдавила она.
Он изумленно воззрился на нее.
– Я не пират! Я честный гражданин Союза Тикви. Меня зовут Рино Ильтен.
– Плевать мне, как тебя зовут, – буркнула она.
Союз Тикви? Что это такое? Название не было на слуху, но Терезе казалось, будто она что-то слышала о Тикви. Не читала, не видела в интернете, а именно слыхала краем уха. То ли анекдот, то ли байку.
– Тебя нашли на Ирру, – не отставал Ильтен. – Кто нанес тебе раны? Иррийцы? Ваши воюют с иррийцами?
Она скорчила гримасу – не то боли, не то отвращения – и выговорила:
– Нет, это были не иррийцы. Такие же пираты, как ты. Это они привезли меня сюда.
Словно обухом по голове. Значит, все-таки поставщики порезали бабу. Вот нелюди!
– Они не пираты, – возразил он.
– А кто же? – Презрительная усмешка. В чем-то Ильтен был с ней согласен: честный тиквиец, не пират, не должен так обходиться с женщиной. – Они напали на меня и похитили. Зачем они привезли меня сюда? Хотят получить выкуп? Или продать меня в пищу негуманоидам?
Ильтен передернулся. Ну и мрачная фантазия у нее!
– Да что ты, право, всякие ужасы выдумываешь, – проговорил он успокаивающе. – Тебя привезли сюда для того, чтобы выдать замуж.
Что?! Это было неожиданно. Настолько неожиданно, что ослабленный организм не справился с разрывом шаблона. Веки смежились, сознание уплыло прочь.
Врач приезжал регулярно. Качал головой, давал рекомендации, выражал надежду, что пациентка поправится. Заикнулся о том, чтобы поместить ее в больницу, но Ильтен, подумав, отказался. Женщин часто крадут из больниц. Сейчас она под его опекой, и он не хотел, чтобы руководство компании обвинило его в безответственности. Вот станет чьей-нибудь женой, пусть муж сам решает.
Однако, пока Курва не выздоровеет, он не сможет выдать ее замуж. А дела ее были нехороши. Анализы, по признанию доктора, не радовали. Приступы лихорадки перемежались периодами беспомощной слабости. Есть она не могла, только пить. Большую часть времени металась в беспамятстве, а когда приходила в себя, смотрела с яростью.
– Я не собираюсь замуж!
– Но так принято, – пытался он воззвать к здравому смыслу. – Женщина не может жить без мужа.
– Глупости!
– Послушай меня, это Союз Тикви, и тебе придется жить по его правилам.
– Выкуси!
– У нас женщин без малого в сотню раз меньше, чем мужчин. Ты серьезно думаешь, что тебе позволят болтаться тут незамужней? Тебя сюда доставили только с одной целью: чтобы дефицит жен стал хоть немного менее напряженным. Я выдам тебя замуж, хочешь ты или нет. Лучше бы, конечно, хотела. Но это не обязательно.
– Я не позволю решать через мою голову, нужен ли мне муж! – Она с ненавистью попыталась смахнуть со лба мокрую холодную тряпочку, заботливо положенную Ильтеном; не получилось, уж очень была слаба. – И не пойду замуж, хоть ты тресни!
– Ты не выйдешь замуж только в одном случае, – безжалостно обрисовал ситуацию Ильтен, которому надоело препираться. – Если умрешь.
– Ну, так и умру!
Он едва не подавился. Поспешно сложил пальцы, отводя беду. Еще чего не хватало! Доктор говорит, она действительно может умереть. Но он не хотел ее смерти, несмотря на то, что смерть женщины в результате повреждений, нанесенных поставщиками, сулила ему компенсацию. И не потому, что был честным сотрудником, болеющим за дело. Просто ее стойкость и упорство восхищали его против воли. Она была… уникальной. Удивительной. Странная женщина из неведомого мира. Она не должна умереть!
На грани забытья и яви Тереза припомнила, где слыхала о Тикви. В одной из сельских местностей Ирру, где ее полк держал оборону, бытовала поговорка, что-то типа: не ходите, девки, далеко от дома – тиквийцы украдут, своих девок у них нет, а чужие еще и краше. По-иррийски это в рифму звучало, как частушка. Терезе не приходило в голову задуматься, кто такие тиквийцы – персонажи народных сказок, не иначе.
Но фольклор иного мира вдруг обратился в реальность. Не то чтобы пугающую, но отвратительно циничную. Еще гнуснее, чем похищение с целью выкупа. Выкуп Тереза постаралась бы собрать. Связалась бы с родителями, заняла у друзей. Попросила бы, в конце концов, матпомощь у государства – зря, что ли, налоги платила? Но замуж – это чересчур. И плевать ей на демографические проблемы тиквийцев, пусть решают их без нее. Кто они такие, чтобы принуждать ее к сожительству, да еще и не предоставляя выбора? Она сама – хозяйка своей интимной жизни и никому не позволит ею распоряжаться. Тереза решила твердо: замуж она не пойдет. А если пойдет, то лишь за того, кого выберет сама. Будут заставлять – станет убивать. А не получится – умрет, но не сдастся.
Но все-таки лучше бы Рино Ильтен выбросил из своей сероволосой башки эту маниакальную идею.
Маниакальная идея Рино Ильтена трансформировалась. Дурак бы он был, если бы не видел, к чему все идет. Он пытается объяснить ей ее положение, но она только хмыкает и советует отвалить. Он говорит об обычаях, а она смотрит с презрением. Он грозит наказанием – она плюет ему в лицо. Бывали тут и раньше нахальные и свободолюбивые девушки, но все быстро ломались, оказавшись далеко от родных планет. Эту не сломили даже пять ножевых ран. Слаба, как муха осенью, а глаза горят неукротимым огнем, суля в лучшем случае участь калеки тому, чьи действия она сочтет обидой. Что же будет, когда она поправится?
Она не примет обычаев Тикви. Не согласится с тем, что надо выходить замуж и во всем покоряться мужу, надо усваивать манеру вести себя, одеваться и разговаривать так, как принято в Союзе Тикви, а не где-нибудь на Ирру или откуда она там… Есть, конечно, и на такой случай вариант. Заковать в цепи, как дикую хищницу, и отдать «дрессировщику». Встречается такой тип мужчин, и кое-кто из них не прочь обрести женщину. Только проживет она после этого недолго, и жизнь ее будет хуже любой смерти. Хотел ли он этого? Определенно, не хотел. Он ухаживал за больной, смешивал для нее лекарства, поправлял подушки уж точно не ради того, чтобы какой-нибудь богатый маньяк на старости лет обрел свою жертву.
И честность Ильтена дала трещину. Курва могла бы торжествовать: в их противостоянии он сдал позиции первым, не она смирилась с действительностью, а он уступил ее сумасбродству.
– Послушай, – промолвил он, сам пугаясь того, что говорит. – Не хочешь выходить замуж вслепую, я понимаю. Но ты могла бы выйти за меня. Ты меня уже немного знаешь. Я ведь не урод и не сволочь, правда? Я не обижаю тебя. Ты можешь мне доверять.
Он сглотнул.
– Только для этого нужно кое-что сделать. Я должен внимательно осмотреть тебя, допросить, составить протокол, ввести данные в компьютер…
Он не сказал главного. Диспетчер Брачной Компании, не испытывающий недостатка в женщинах, до сих пор не думал подавать заявление на жену. Зачем? Лишние расходы и ненужные хлопоты. Надо сдать заявление в приемный пункт, заполнить анкету и так подогнать в ней свои характеристики, чтобы они составили наилучшую пару с ее данными. Задача непростая, и гарантия не стопроцентная.
Но она не оценила. И торжествовать не стала. Лишь сморщилась, глядя на него с подушки, будто королева с трона – на бунтовщика:
– Засохни! Осматривать и допрашивать будешь кого-нибудь другого. Жених нашелся!
Ночь кризиса дала ему одно – он ощутил глубоко и до конца, что перестал быть честным сотрудником.
Приехал доктор, как всегда, деловито вымыл руки, прошел в спальню, где металась в бреду эта странная женщина, плотно прикрыл дверь. Ильтен встал у двери, сжимая в руке конверт.
Врач вышел с озабоченным лицом, прошагал мимо Ильтена.
– Доктор Энсет, – окликнул он его. На лбу выступил пот. Стараясь ставить ноги как можно тверже, он приблизился к врачу. – Доктор Энсет, мне хотелось бы отблагодарить вас.
Доктор сделал снисходительный жест:
– Медицинскую страховку оплачивает Компания.
– Конечно, доктор Энсет. – Рубашка на спине промокла. – Но есть вещи, не предусмотренные страховкой…
Врач снял очки, посмотрел на него строго, снова надел, посмотрел в стекла, потом поверх очков.
– Что вы хотите? – отрывисто спросил он. – Пластическую операцию? Силикон закачать? Зашить плеву?
Ильтен заколебался. Язык не поворачивался произнести, что ему на самом деле надо. Извиниться, сказать, что передумал? И упустить, наверное, единственный шанс избавить ее от цепей. Других вариантов она ему не оставила.
Он помялся и выговорил:
– Констатируйте смерть.
Доктор долго молчал. Может, прикидывал, не сдать ли его службе охраны безопасности, как покушающегося не на мелкое правонарушение, а на полноценное преступление. Судьба Ильтена висела на волоске.
– Что вы хотите с ней сделать? – Очки смотрели осуждающе. – Продать какому-нибудь изуверу, а деньги в карман?
– Да вы что! – Он чуть не закричал, только необходимость сохранять тайну заставила его остаться на уровне возбужденного шепота. – Я как раз хочу этого избежать! Убрать ее из базы… чтобы не пришлось отдавать на верные муки.
Взгляд доктора помягчел.
– Она может умереть на самом деле, – ответил он наконец. – Дождемся утра. Если кризис кончится благополучно, я возьму деньги.
Тогда у него еще был шанс остаться честным сотрудником – в случае ее смерти. Но она пережила кризис. И Ильтен осознал: отныне он – не тот, что был раньше.
На следующий день она попросила есть. Ильтен обрадовался: идет на поправку! Как и говорил доктор. Он зашел на сайт Районного Центра Питания, заказал бульон с гренками. Через пятнадцать минут заказ был доставлен, добродушный паренек из РЦП мазнул карманным считывателем по его расчетной карточке, поклонился. Ильтен принес судки в спальню, присел на пуфик рядом с кроватью, стал кормить Курву с ложечки, как кормят младенцев в фильмах. Она криво и вымученно улыбнулась – наверняка тоже пробежала ассоциация.
– Все в порядке? – спросил он на всякий случай. – Вкусно? Не горячо?
– Все хорошо, – ответила она. Вроде бы даже не ерничая.
Тогда он сказал:
– Если узнают, что ты жива – не сносить головы ни тебе, ни мне, ни доктору Энсету.
Она восприняла эту новость равнодушно. А каких моральных терзаний ему стоило обратиться к доктору Энсету! Не говоря уже о двадцати тысячах единиц.
– Послушай, Курва…
– Что-о? – вскинулась она. – А ну-ка увянь! Какая я тебе курва? Выкуси!
– Да ведь ты сама сказала, что тебя так зовут, – растерялся Ильтен перед ее возмущением.
– Мало ли что я сказала! Ты, тупое дерево, даже на табуретку не годное!..
Ильтен быстро поднес ложку к ее губам, надеясь заткнуть фонтан. На этот раз повезло. Наверное, оттого, что она была голодна. Она проглотила бульон и проворчала:
– Можешь звать меня Терезой.
– Это имя?
– Нет, кликуха! – рассердилась она.
Ильтен кашлянул.
– Я хотел бы знать твою фамилию.
– Это еще зачем?
– У нас, – Ильтен подчеркнул интонацией это «у нас», – обращение по имени принято только между лицами, состоящими в браке или родстве.
– А мне наплевать, что у вас принято.
Да кто бы думал иначе! Ильтен вздохнул.
– И вообще-то, – заметил он ненавязчиво, – женщина не должна возражать мужчине.
– Отвали.
– Везде разные законы, – терпеливо произнес он, – и у нас в Союзе Тикви они иные, чем на Ирру.
– Я не иррийка.
– Я знаю. Ты с Верблюда, верно?
Глаза у нее аж расширились.
– С какого еще верблюда? Ты что, бредишь?
– Но ведь ты сама так… – Его осенило. – Ты лгала, да? Думала, что мы пираты, и…
– Вы не сильно отличаетесь от пиратов, – буркнула Тереза.
Он сделал вид, что не расслышал ее бурчания.
– Неважно. Кем бы ты ни была прежде, теперь ты тиквийка.
– Выкуси!
Ну как можно отвергать очевидное? Ильтен раздраженно прошелся по комнате.
– Между прочим, – вспомнил он, – ты должна обращаться ко мне на «вы» и называть меня «господин Ильтен». – Надо же с чего-то начинать приобщение к местной цивилизации.
