«Поднимающие мертвых» – так они себя называли, но было и другое название тайного братства – «Мертвая Голова».
Орден появился около семи веков назад, во времена мрачного средневековья, после окончания в Европе войны римско-католической церкви с катарами.
Церковь катаров, «Чистых» или «Совершенных», достаточно быстро развивалась и, успев распространится на землях современной Франции и северной Италии, невольно начала конкурировать с Папским Престолом. Катары верили в абсолютное добро и зло, переселение душ и считали себя истинными последователями Христа. Они не принимали власть Престола, считая католическую церковь организацией, узурпировавшей власть в христианском мире, извратившей сами основы веры и погрязшей в грехе. Стремление Папы вмешиваться во все политические процессы Европы, аккумулирование огромных материальных ценностей как отказ от заповедей Христа – освобождение от богатства, по мнению катар, свидетельствовало о том, что Папский Престол служил уже не Христу, не Богу, а князю этого мира.
Катары не взимали тяжелых налогов со своих последователей, что очень быстро привлекло к ним феодалов. Они терпимо относились к плотским радостям, ограничивая лишь служителей церкви – совершенных. Только монахи в этой церкви следовали всем обетам и постам, ограничивали себя почти во всем, ведя праведный и бедный образ жизни. Мирянам же следовало соблюдать основные заповеди, приходить в церковь на службы и в праздники, жертвовать небольшую, посильную лепту на содержание монастырей и храмов. Когда влияние катаров распространилось на значительную часть Франции и север современной Италии, Папа Римский объявил войну.
Папа Иннокентий III специально для борьбы с катарами, которых он объявил еретиками, учредил Святую Инквизицию, а затем начал Альбигойский крестовый поход (1209–1229) – первый европейский крестовый поход, направленный против христиан.
Более миллиона человек погибло в той войне. Вспыхнули костры инквизиции, сжигались еретики и заподозренные в связях с ними, запрещенные книги, опустошались целые города, земли были объяты пламенем. Папа страстно желал очистить огнем все земли от этой скверны и искренне считал этот способ лишения жизни самым гуманным, ведь во время сожжения не проливалась кровь. Сжигалось все: если инквизиторы находили могилы еретиков, то им предписывалось вырыть останки и сжечь их, а пепел развеять.
Война шла с переменным успехом. Войска крестоносцев то захватывали новые земли, то отступали из охваченных восстанием городов и деревень. Суды инквизиции переезжали из города в город, устраивали массовые казни, иногда сжигая по двести–триста человек в одном только поселении. Причем не так было важно, действительно ли осужденный принадлежал к церкви катаров. Хватало случайного доноса, лживого свидетельства, подозрения самого судьи. Целью было только одно – посеять страх, отвратить оставшихся в живых от веры катар, чтобы каждый понимал, что желание оставаться катаром может стоить жизни. Катары оказывали отчаянное сопротивление. Сплотившись вокруг местных феодалов, они образовали национальное освободительное движение. Особенно ожесточенная борьба развернулась на юго-западном побережье Франции – землях королевства Арагон.
В одно время катары даже стали одерживать верх, но в 1226 году, подстрекаемый Папой, в борьбу вмешался Людовик VIII, жаждавший установить полный контроль над этими землями. После смерти отца дело продолжил Людовик IX.
Еще одной причиной поражения катар стало то, что они не могли брать в руки оружие – оно считалось воплощением зла. Сражаться, убивая врагов, могли лишь профессиональные войны. Поэтому катарам приходилось привлекать наемников и переманивать на свою сторону крупных и мелких феодалов.
Вскоре исход войны был предрешен, хотя отдельные восстания вспыхивали еще вплоть до 1255 года, но сила их была несоизмеримо меньше и никаких результатов это не принесло. Последний оплот катар крепость Монсегюр пала 16 марта 1244 года. В этот день около двухсот монахов и монахинь и двадцать мирян, добровольно пожелавших к ним присоединиться, были сожжены на костре.
Катары никогда больше не смогли проповедовать свою веру открыто и жить легально. Даже тайные проповедники, объявлявшиеся в разных уголках Франции и Италии, выслеживались агентами инквизиции, наводнившими Европу, и безжалостно уничтожались.
Папа проявил редкое упорство в борьбе и смог переманить на свою сторону ведущих монархов Европы, что и обеспечило победу в той войне.
Анна
– Я не знаю, что меня ждет, но в одном я уверена: моя судьба – Иисус Христос! Господь наш. Мой путь – служение ему, и церковь – лучший способ для этого служения. Я люблю его и каждый день чувствую, как купаюсь в его любви, – Анна говорило это тихо, но уверенно. Глаза ее поблескивали, отражая огонь камина. – Знаешь, одно время меня мучил вопрос: почему в нашей церкви поклоняются Христу, в других церквях, например, в православной, кроме него почитают различных святых?
– Ну, православие у славян пришло на смену язычеству, а точнее многобожию. Сложно было разом всех привести к единобожию, вот церковь попыталась через святых привести славян к истинной вере, – подумав, ответил Виктор.
Они разговаривали, сидя у камина, на даче Виктора. Анна прилетела в Москву вчера, в пятницу. В понедельник должна была лететь по делам протестантской миссии в Казахстан. Марина предложила вместе провести выходные на даче, отдохнуть, отпраздновать приезд Анны.
Всю субботу они гуляли, наслаждаясь солнечной теплой погодой, озером, находившимся в десяти минутах ходьбы от их поселка, шашлыками. А вечером, не сразу угомонив Дашку, много разговаривали, рассказывая о новых событиях, изменениях в жизни. Анна прилетала в Москву всегда транзитом, не чаще одного-двух раз в год, поэтому поговорить было о чем. К полуночи Марина отправилась спать, а Виктор и Анна продолжили свою беседу, перешедшую в религиозную плоскость.
– Я думала над этим долго, пока однажды мне не приснился сон. Я считаю его божественным откровением, для меня то, что мне так дали ответ, – большая честь. Господь снизошел до меня благодатью своей.
Анна невольно улыбнулась, вспоминая:
– Там, во сне, я видела холм, поросший зеленью: кустарником и свежей сочной травой, а на вершине стоял храм, наша церковь, к подножию которого вела широкая мраморная лестница. Белая колокольня, большой серебряный крест на ней и лестница из белого мрамора – эта картина в моей памяти останется на всю жизнь…
Виктор видел, как от Анны стала исходить энергия, приятного золотистого цвета и излучение началось именно в тот момент, когда она предалась воспоминаниям. Он даже невольно пододвинулся чуть ближе к ней. От нее струилась настоящая благодать, покой и бесконечная, безмерная любовь, он был почти загипнотизирован этой энергией, и в сознании сам собой возник образ той церкви, о которой рассказывала Анна. Она говорила, и он в этот же момент видел эту картину.
– Серебряный крест сиял, отражая лучи солнца. Вернее, сначала я думала, что это светит солнце, но потом увидела, что свет исходит от образа Спасителя нашего. Иисус парил над церковью, а затем он заговорил со мной. Губы его были неподвижны, в спокойной улыбке, но в моей голове звучал его голос. Я не могу выразить словами ту радость, ту любовь, которую чувствовала тогда, могу лишь передать общий смысл слов. Мне было сказано: «Каждый выбирает из какой реки ему пить!» И в этот момент я увидела, что двери церкви распахнуты и из нее вышли Богородица и несколько старцев, думаю, это были святые. По лестнице тут же хлынули потоки хрустально чистой, родниковой воды, а там, внизу, на первых ступенях, появились люди, их становилось все больше и больше: мужчины и женщины, старики и дети – там были все, и все они испытывали жажду! – она ненадолго замолчала, посмотрела на Виктора нежно, вздохнула и продолжила:
– Богородица набирала воду в кувшины и передавала ее святым, а те отдавали ее людям. Христос зачерпнул в большую чашу воды и, приблизив меня к себе, протянул ее мне. Я с благодарностью приняла. «Ты выбираешь пить из моих рук!» – услышала я его голос. Тогда я поняла, что если пьешь из рук Христа, то вода к тебе приходит почти из самого потока. Чем меньше посредников, тем энергия чище!
Виктор
– В последнее время ты делаешь значительные успехи, – произнес наставник, обнимая его.
Виктор вновь вышел из тела и встретил своего наставника.
– Ты имеешь в виду сияние? – спросил он.
– Нет, родной, выпиливание лобзиком, – улыбнулся Зоран. – Конечно, сияние. Теперь ты готов к большему.
– В смысле?
– Помнишь те места, в которых мы оказывались с тобой в самом начале, я еще говорил тебе запоминать дорогу к ним?
– Да, конечно. Как это связанно с любовью? Там когда-то были храмы или что-то подобное? – Виктор пытался понять, к чему ведет Зоран.
– Сынок, ты часто торопишься. Иногда это хорошо, а иногда плохо. Дело не в том, что было в этих местах. Дело в том, что эти места, назовем их места силы – узловые точки энергетической системы земли, и через них можно работать с планетой и всей вселенной.
Виктор замер в ожидании. Он ловил каждое слово учителя, ощущая, что сейчас ему откроют что-то действительно важное.
– Ты уже почувствовал, что можешь сделать в одиночку, – продолжал наставник. – У тебя есть способности к этому занятию, и эффект от твоей работы очевиден, но теперь представь, что, работая через место силы, ты сможешь увеличить объем посылаемой энергии. Входя в одно место силы, любовь может выходить из каждого места силы этого мира и всей вселенной, и в каждой точке появится ровно такой объем энергии, который ты смог послать.
– То есть я увеличиваю свой объем на количество равное количеству этих мест? – уточнил Виктор.
– Да, а иногда этот процесс превращается не в сумму сил, а в произведение этих сил, если уж ты заговорил математическими терминами.
– Как ксерокс? Я моментально размножу свою любовь…
– На десятки тысяч равнозначных копий – порций любви, – закончил его мысль наставник. – Примитивно, но по смыслу верно. И еще одно, самое главное – вся эта любовь соберется в один мощный поток, словно множество ручейков сливаются вместе, образуя реку. Представляешь, насколько это будет мощная энергия? А теперь представь, что будет, если хотя бы два или три человека будут делать то же, что и ты – посылать любовь, да еще и через место силы. А если они хотя бы иногда моменты их сияния будут совпадать?
– Возникнет мультипликационный эффект. Они должны усилить друг друга в сотни раз! – восхитился Виктор.
– А иногда и в сотни тысяч раз, – подтвердил наставник. – Не находишь, что тогда у вашей планеты появляются шансы на более радужные перспективы нежели сейчас?
– Когда я могу приступать? – с нетерпением спросил Виктор.
– Хоть сейчас, – спокойно ответил Зоран.
– Меры предосторожности?
– Я подскажу по ходу. Первые несколько раз буду рядом с тобой. Не бойся. Главное – помнить, что все хорошо в меру и не следует подсаживаться на это, заменяя этим свою реальную жизнь. Все эти путешествия, это сияние – вторая, скрытая от других часть жизни, но всего лишь часть. Она не заменит тебе реальной твоей жизни, и не должна выходить на первое место. Помни, ты не монах где-нибудь в тибетском храме. Ты обычный человек, и у тебя обычная, нормальная человеческая жизнь. Этим ты важен и ценен.
– Спасибо, я так понял, вам нужны посредственности!
– Не в этом смысле, – улыбнулся наставник. – Нужен человек с внутренним миром монаха, с таким же устремлением души, но с внешней жизнью обычного жителя мегаполиса, вовлеченного во все социальные процессы города, страны. Твой опыт может быть очень ценен!
– Для кого? – спросил Виктор, но наставник не ответил.
Все объяснилось через несколько дней, когда Виктору приснился еще один странный сон…
Он сидел на песчаном берегу моря. Теплые волны с нарастающим шелестом набегали на берег, расслабляя и успокаивая. Солнце светило ярко, но не вошло еще в зенит и жарко не было.
Виктор оглянулся. Прибрежные холмы, поросшие тропической зеленью, огромный пляж, бирюзово-голубая вода моря – эти места не были ему знакомы, но очень нравились. Он сидел и смотрел вдаль, улыбаясь, щурясь от яркого солнца. Руки его утопали в теплом, еще не успевшем раскалиться песке и это было приятно.
Чуть вдалеке на мелководье плескались люди. Мужчины, женщины, дети стояли по пояс в воде, брызгались, забавлялись, во что-то играя. Всем было весело и радостно здесь жить, и вибрации этого счастья окутывали Виктора. Ему было хорошо и спокойно, поэтому он улыбался, созерцая.
Вдруг все изменилось. На горизонте появился огромный аппарат, который плыл по воде. Никогда и нигде Виктор не видел такой конструкции.
Два огромных кольца были соединены между собой и вращались с ужасным скрежетом, образуя нечто, отдаленно напоминающее глобус. Осью этой конструкции был огромный цилиндр, остающийся неподвижным во время движения колец. В цилиндре виднелись разноцветные иллюминаторы.
Аппарат стремительно двигался и вскоре оказался рядом с группой людей. Многие поспешили на берег. Виктор встал, он был напряжен. Слишком гнетущее впечатление производило это устройство. Кроме ужасного скрежета и металлического повизгивания, кольца, вращаясь, производили огромные волны. Эти волны накрывали людей с головой, опрокидывали их, не давая подняться. Началась паника, безмятежный только что пляж окутала мерзкая атмосфера животного ужаса и предчувствие приближающейся смерти.
Особенно жалко было детей – не умея плавать, многие камнем шли на дно. Взрослые не могли им помочь – слишком велики были волны.
– Он же всех утопит! – с обидой и набирающей силу яростью кричал Виктор. – Какого черта?!
Он проснулся в поту. Руки были сжаты в кулаки. Подушка – в стороне, одеяло – скомкано.
«Что бы это значило?» – думал он, вставая. Сон еще не отпустил, и Виктор нервничал, сердце билось часто. Ему захотелось пить. Дойдя до кухни и осушив стакан воды, скорее машинально, чем осознанно, он включил телевизор. Как раз начались новости. Встревоженно молоденькая ведущая рассказывала об обострении ситуации вокруг Северной Кореи. Далее шел сюжет. Огромный корабль, несущий на своей богатырской палубе множество самолетов, медленно заходил в бухту.
Виктор чуть не подавился водой. Он друг вновь почувствовал этот ужас, пережитый им во сне.
«Атомный авианосец «Нимиц» ВМФ США прибыл к берегам Южной Кореи для участия в международных учениях, что в свою очередь вызвало настоящую истерику северокорейского руководства. Все чаще со стороны Северной Кореи звучат заявления о том, что капиталистические страны во главе с США провоцируют начало войны…» – говорил за кадром корреспондент.
«Все понятно, – подумал Виктор. – Дальше можете не объяснять».
Шаман
Через месяц Петр спросил шамана, почему он ему помогает? Шаман внимательно посмотрел на него, а потом медленно, на ломаном русском, изобиловавшим устаревшими, еще старорежимными словечками, начал рассказывать о жизни Петра, его семье, детстве и юношестве, о том, как его увлекли идеалы революции и он, сын священника, вступил в партию. Рассказывал шаман долго и подробно о таких сокровенных вещах, которыми Петр ни с кем не делился.
«Может, когда я в бреду валялся в юрте охотника, наболтал чего? – подумал тогда Петр. – Но чтобы так подробно и образно!»
Они грелись в юрте у костра. Пляшущие языки пламени отбрасывали тени на старое, морщинистое с тонкими седыми усами и редкой бородкой лицо шамана, придавая ему величественность.
– У тебя на теле и… – шаман замолчал, подбирая русские слова, – …вокруг него зримы мне знаки. Ты шаман. Можешь им стать. И Мать Тайга просила помочь тебе. Нужен ей, знать. Поэтому помог.
Затем шаман рассказал о будущем, сказал, что Петр сейчас на развилке своей судьбы стоит. Перед ним всего две дороги: одна – вернуться к русским и так или иначе найти скорую смерть; другая – стать шаманом и навсегда остаться здесь.
Шаман закурил тонкую деревянную трубку, часто выпуская белый табачный дымок. Его морщины немного расправились, он одними уголками губ сказал:
– Если сам, а не по нужде, выберешь второй путь, то обретешь больше, чем потеряешь.
Шаман говорил редко, с большими паузами. Когда Петр начинал его расспрашивать, тот чаще молчал. Почти никогда его слова не были ответом на вопрос, но всегда оказывались очень важными для Петра. Привыкнуть к этому было тяжело, но за месяц совместной жизни он приспособился, и тем удивительнее был для него этот короткий диалог. Поэтому, воспользовавшись моментом, Петр решил вновь спросить:
– Так мне и жить в тайге без людей что ли?
Шаман несколько раз затянулся, медленно выдыхая и внимательно глядя в дым, а через минуту-две сказал:
– На седьмую годину война большая придет в твой дом, многие и многие погибнут, много огня вижу, дома в огне, и мертвые, мертвые везде. Много, очень много врагов и злые среди них, как демоны. На восьмой год можешь выйти из тайги и отправиться на ту войну, если хочешь родичам помочь. Назовешься именем своим, будешь знать, что сказать. Про тебя забудут. Воины будут нужны. Тогда выйдешь, но потом, после конца войны, вернуться должен. Если раньше выйдешь или не вернешься – только смерть твою вижу, больше ничего. Если вернешься , то после десяти годин здесь сам научишься понимать, когда лучше уйти к людям, а когда в тайге жить. Но помни: ты – Петр – умер, теперь нет у тебя имени, Шаман родился. Тайга – твой дом!
Долго Петр обдумывал сказанное шаманом. Мысли текли медленно и угрюмо как широкая равнинная река сухой осенью. Он никак не мог понять, почему все это происходит с ним и почему именно это странное занятие, якобы, уготовано именно ему. Пару раз он пытался пристать с ворохом своих вопросов к шаману, но тот либо молчал, либо уходил, знаком показывая не преследовать его. Один раз перед сном обронил лишь что-то в том духе, что на все вопросы Петр может сам найти ответы.
Три дня Петр думал, пока просто не представил, что встает и идет в ближайший русский станок, километрах в трехстах от юрты шамана. В ту же минуту им овладел животный, нечеловеческий ужас. Он кожей почувствовал, что за этим его правда ждет смерть. В сознании поплыли образы. Он видел, как, оставшись в станке до весны, он обживается с местными, но летом за ним по реке приплывают несколько сотрудников НКВД, везут в районный центр, затем дальше, потом – допросы, издевательства и пытки. Последнее, что он видит – как он ползает по грязному полу камеры с переломанными ногами, корчась от дикой боли и умоляя его больше не бить.
Видение пропало. Он никогда не был впечатлительным. Пережил в юности ужасы гражданской войны, многое уже видел и побывать успел в различных ситуациях, но такого с ним никогда не происходило. Видение было таким четким и реалистичным, что он почувствовал запекшуюся кровь на губах и шершавый, неровный и липкий пол изолятора.
Придя в себя, он представил, что остался в тайге с шаманом. Вскоре перед глазами вновь поплыли картины, но теперь внутри стало спокойно и радостно. Он ощутил освежающие порывы ветра и смесь из пряных запахов хвои, валежника, мха, травы – запах тайги. Он видел, как проносились облака над головой, как вставало и садилось солнце, как быстро бежали дни, а он постепенно становился собой. Не тем Петром Мартыновым, которым он привык себя ощущать, а тем, кем является от рождения, тем, кем хочет видеть его Создатель – человеком, способным видеть сквозь пространство и время, знающим язык природы и умеющим разговаривать со стихиями, человеком, обладающим огромной духовной и физической силой, безмерными, неограниченными знаниями и способным передать эти знания людям, способным помочь им, но, вместе с тем, способным защитить Тайгу от тех, кто ей может повредить. С этого момента в нем что-то изменилось, он сам еще не до конца осознал это изменение, но четко почувствовал его.
Следующим утром он сказал:
– Ладно, я решил. Остаюсь. Что дальше?
Шаман посмотрел на него исподлобья своим колючим взглядом:
– Просто живи. Тайга всему научит. Сегодня пойдем в лес, тут недалеко, я покажу.
Виктор
Две недели Виктор сиял каждый вечер. Когда семья ложилась спать, он садился медитировать. Обычно тратил на это минут двадцать–тридцать, не больше. Он выходил из тела и перемещался в ближайшее место силы. Иногда его тянуло в какое-то особенное место и тогда он следовал зову. Раскрывая сердце, он наполнял через места силы весь регион. Сначала Виктор сиял на лидеров Северной и Южной Кореи, затем на правительство и военное руководство. Он верил, что люди, наполненные, окруженные любовью, удержат обе страны от войны. После любовь начинала идти сама. Виктор не пугался того, что сейчас поток любви не подчиняется его воле. Он знал, что поток просто выбирает наиболее гармоничные пути решения данной проблемы. Виктор мог видеть, куда идет любовь. Он смотрел, как отдельные души неизвестных ему людей наполнялись любовью. Видимо, они могли сыграть свою роль в дальнейшем сближении этих стран и прекращении противостояния.
Любовь шла к детям, жившим в разных частях обеих Корей. Они, как понял Виктор, могли продолжить процесс примирения двух стран в будущем.
Общая стратегия действий потока сводилась к тому, что посредством наполнения различных людей – лидеров в настоящем и будущем, а также отдельных групп людей – ведомых – необходимо было запустить постепенный процесс объединения разрозненных некогда частей в единое государство. Только их бескровное воссоединение могло положить конец этому постоянному напряжению и затушить тлеющий костер войны.
Спустя две недели Виктор почувствовал, что хватит, больше наполнять пока было не нужно.
…Он летел сквозь звездную бесконечность и наслаждался. Пребывание здесь само по себе было удовольствием. Он парил в образе огромного филина, подлетая все ближе и ближе к светящейся площадке, куда его тянуло. Он чувствовал, что предстояла важная встреча. Постепенно очертания этого места становились отчетливыми. Виктор узнал площадь Святого Марка в Венеции, которую обрамляли прекрасные каменные здания, хорошо различимые в свете луны. В центре площади стояла одинокая фигура.
Виктор приземлился рядом, но не очень близко от незнакомца, сразу приняв свой обычный облик.
Мужчина, стоявший к нему спиной, был облачен во все черное. Он выставил правую ногу вперед так, что лунный свет отражался от пряжки на ботфорте; легким и грациозным движением правой руки он дотронулся до своей широкополой шляпы, увенчанной серо-белыми перьями, в знак приветствия.
– Я ждал тебя! – улыбнулся незнакомец одними губами, выражение холодных голубых глаз почти не изменилось. Старинный наряд был ему очень к лицу.
– Я здесь, – спокойно произнес Виктор. Сейчас он уже понимал, что перед ним представитель темных.
– Я – Мориц, – представился незнакомец.
