– Добро пожаловать на корабль, капитан, – говорит он Славке.
У меня перехватывает дыхание. Славка обнимает Авдея и меня, смотрит на нас – счастливо и умоляюще:
– Мне пора!
– Да, – киваю я. – Ступай. Чего уж разводить церемонии…
Славка поднимается на борт и машет нам рукой:
– Все будет хорошо! Я вернусь!
– Да, – шепчу я одними губами и теперь уже вовсю плачу. – Именно так и будет.
Огни на «Летучем Голландце» вспыхивают ярче, приветствуя своего капитана. Корабль стремительно сливается с окружающей темнотой, и уже через минуту море абсолютно пусто и спокойно, словно и не было никакого корабля.
– Я боюсь за него, – говорит Авдей.
– Не бойся.
Я показываю мужу маленький пластиковый пакетик, в которых обычно продают кулончики или сережки. Только вместо украшений в пакетике – прядка пушистых Славкиных волос.
– У него на груди, в ладанке – прядь моих волос, – говорю я, сглатывая слезы. – Ты не думай, это не пустая сентиментальность. Волосы всегда были проводником чародейной силы, и я как бы установила между собой и сыном волшебную связь. Над его волосами я буду каждый день шептать заклинания, чтобы его путешествие проходило благополучно; а если, не дай Вальпурга, что-нибудь с ним случится, его локоны изменят цвет. Но случиться ничего не должно, потому что я, моя ведьмовская сила – с ним, в пути, в ладанке, которую он носит.
– Так вот откуда пошла традиция обмениваться локонами…
– А ты думал! – Слезы уже прошли, оставив после себя ощущение легкой печали. – Таким образом между близкими людьми устанавливалась крепчайшая ментальная связь, крепчайшая, как волос.
– Волос тонок…
– Да. Только может выдержать подвешенную к нему гирю в несколько килограмм. Впрочем, это уже физика. А я, если ты успел заметить, предпочитаю заниматься магией. Кроме того, если уж пошла речь о защите, Славка заговорен весь – от макушки до пяток – от болезней, от врагов, от шквального ветра, долгого штиля и горького разочарования. Я такой кокон охранительных заклинаний вокруг него сплела! Плазмометом не возьмешь!
– Чем? – Впервые за весь вечер Авдей захохотал.
– Плазмометом. Или этим… молекулярным деструктором. Ну, в общем, всей этой фигней, которой вы снабжаете своих фантастических героев.
– Слушай, Вика, с твоими способностями стране просто не нужна армия.
– В принципе да… Любимый…
– Да?
– Почитай мне стихи, а?
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. Ты посмотри, какая ночь! Море, звезды… Сын уплыл на корабле к неведомым берегам… А душе тоскливо. Почитай, Белинский, развей мою печаль.
– Завтра в Одессе выпадет снег, – убежденно заявил муж. – Ты лет пять не просила меня стихи читать!
(А у меня было время их слушать?! Когда трое детей скачут вокруг! Я даже с радио ушла и привыкла к роли домохозяйки – матери семейства. Но об этом лучше не надо.)
Я ласковой кошечкой прижимаюсь к супругу, и он сдается. Хотя в глубине души (я-то знаю) он донельзя счастлив тем, что я попросила его читать стихи. Поэты – они все такие.
Приходит время кораблей,
Когда приходит нужный ветер.
Прости меня. Переболей.
И отпусти ко всем на свете.
Возвышенно-простой чертеж
И дух певучих стройных сосен —
Вот где рождаешься, растешь
И первую встречаешь проседь.
И для тебя звучит, как встарь,
Простой мотив разлук и странствий,
Где солнца золотой янтарь
Расплёснут в голубом пространстве.
И ты увидишь это сам,
Свой домик карточный разрушив.
Да осеняют паруса
Твою измученную душу!
Ничто не держит на земле,
Никто не плачет об ушедших…
Приходит время кораблей,
И волны тихо сказки шепчут.
…Мы гуляли всю ночь и в гостиницу вернулись с рассветными лучами, встретив удивленно-недовольный взгляд администратора: вот, мол, шляются тут некоторые…
В номере я незамедлительно улеглась на диван, потребовала от супруга бокал дайкири со льдом и в результате получила стакан водопроводной неочищенной. В отместку я навела невидимость на его бритвенные принадлежности: пусть поищет-помается![2 - Вообще-то я не очень мстительна. Но иногда я просто стараюсь напомнить окружающим, кем являюсь на самом деле. А окружающие считают это проявлением мстительности моей ведьмовской натуры. – В. Белинская.]
Словом, день начинался весело. И я уже планировала, как пойду на Привоз покупать сувениры (муж посоветовал купить коренного одессита, поскольку ценнее этого сувенира в Одессе может быть разве что Потемкинская лестница, но ее не увезешь), но…
Но в дверь номера неделикатно постучали.
– Кто там? – томно протянула я, нежась на продавленном диване.
– Телеграмма!
Я подскочила. Всю мою истому как рукой сняло. Кто это может посылать нам сюда телеграммы? И зачем?
Горничная, держа белый клочок бумаги, смотрела на меня непроницаемым взором. Глянула в бумажку:
– Белянина?
– Белинская! – поправила я, кипя от нетерпения. – Давайте телеграмму!
Я развернула бланк, прочитала и сползла по стене на пол возле двери.
– Что?! – страшным голосом закричал муж, склоняясь надо мной.
Я протянула ему телеграмму.
«Мама папа приезжайте срочно Маша сошла ума попала лапы вампира. Дарья»
Авдей помог мне подняться и прийти в себя.
Через двадцать минут мы со всеми вещами уже были на вокзале.
А одесских сувениров я так и не купила…
* * *
…Он был прав, когда сказал, что им еще предстоит встретиться. И произошла эта встреча гораздо раньше, чем рассчитывала Маша.
Когда она после памятной ночи явилась пред очи издергавшейся от волнения сестры, та, увидев Машины синяки и изодранную одежду, кинулась к телефону – вызывать милицию и анонимную службу спасения женщин, пострадавших от сексуального насилия.
– Не звони никуда. Пожалуйста. – Марья попросила сестру таким голосом, что та не посмела противоречить.
Марья сбросила одежду в мусорное ведро (еще раз надеть это?! Увольте!) и нагишом протопала в ванную. Там, глядя на себя в большое зеркало, она оценила количество синяков и ссадин и пожалела, что не знает, где мама прячет свои колдовские снадобья для лечения ран. Она устроилась в ванной, взбив такую пену, что от аромата щипало в глазах. Ей хотелось зажмуриться и забыть напрочь неприятное происшествие, но, как она ни старалась, перед ней назойливо мельтешил этот странный вампир по имени Роман, а в ушах стоял звон от падения обледенелых человеческих тел.
Тут еще явилась Дарья в ночной сорочке с дурацкими вышитыми фиалочками, уселась на стиральную машину и принялась жалостливо смотреть на окутанную мыльной пеной сестру.
– Даш, валила бы ты спать, – для порядка посоветовала Марья, но на самом деле ей хотелось все рассказать. Потому что сестра, хоть и надоедала Марье все эти пятнадцать лет, все-таки заслуживала доверия. И могла дать дельный совет (конечно, если Марья предполагала к нему прислушаться).
– Короче, – подняла Марья из пены свои исцарапанные руки, – дело было так…
Дарья слушала, ахала и ужасалась. В обустроенный ею мирок классической философии мужчины просто не допускались. Пережив в тринадцать лет трагедию неразделенной любви к учителю рисования, Дарья вознамерилась отринуть все чувственное и идти по пути сурового интеллектуального аскетизма. А тут – такое происшествие с сестрой! Дарье хотелось крикнуть: «Я же тебя предупреждала, дурочка!» – но она благоразумно решила не нервировать сестру подобными репликами.
– …А потом, – рассказывала Марья, – появился тот. С которым я танцевала. Ой, Дашка, это был какой-то ужас!
– Почему ужас?
– Потому что он вампир. И он меня спас.
Дарья хлопнула ротиком, как вытащенный на берег карасик:
– Как вампир? Их же не бывает!
Машка цинично хмыкнула:
– Как же, не бывает… Вон мамкина приятельница, Луиза Борджиа из Музея Востока…
– Разве она вампир? – растерянно спросила Дарья.
– А разве ты не знала? Ей четыреста тридцать лет! Может, ты и про то, что наша мать ведьма, ничего не знаешь?!
Дарья помрачнела. Это для нее было больной темой.
– Знаю. Только это неправильно. Магии не существует. Ведьм не существует. И всякой нежити, вроде вампиров, – тоже. Это сублимация подсознательного стремления человеческого «я» обрести паранормальные силы над стихиями природы, над остальным человечеством…
Машка ехидно захихикала в ответ на эту высоконаучную тираду и принялась намыливать себе голову шампунем, который подарила маме на именины ее японская подруга Инари Павлова-Такобо.
– Не существует, говоришь? Ты это матери скажи, когда она приедет. Что она не существует и всего-навсего эта… тьфу, блин, пена в рот попала!.. сублимация.
– И скажу! – Даже в сорочке с фиалочками Дарья выглядела воинственно, как Галилей перед собранием инквизиторов.
– Валяй-валяй. – Марья ополоснулась под душем и вылезла из ванны, сдергивая с крючка банное полотенце. – Так я дальше тебе рассказываю или нет?
– Рассказываешь.
Дальнейшие свои приключения Марья излагала сестре в гостиной, попивая кофе с коньяком (коньяк был нахально и супротив всех родительских запретов похищен из папиного бара при попустительстве Дашки) и стирая с ногтей пооблупившийся маникюрный лак.
– И что же, он их убил?!
– Да, – спокойно кивнула головой Марья. Коньяк оказал на нее чересчур транквилизирующее действие. – Легко. Эти типы замерзли, как сосиски в морозильнике. Нет, еще круче. Потому что они просто раскололись. Как сосульки. От одного удара.
– Машка, да ведь это же убийство! И ты свидетельница!
– Ага. И что я скажу ментам? Это вампир прикончил двух подонков, чтобы спасти меня от изнасилования? Менты[3 - Вот тут Марья была неправа. Но узнала об этом много времени спустя. – Автор.] тоже не верят в вампиров. Как и ты.
Дашка отобрала у сестры бутылку с коньяком, спрятала ее в бар и сурово сказала:
– У меня создалось впечатление, что тебе понравился этот… сомнительный тип.
– Кто, Ромка?..
– Ах, его зовут Роман! Ромео… Жалко, ты на Джульетту не тянешь!
– Иди ты… – Марье лень было спорить. – Вообще по виду вампирчик – полный отстой. Ботаник. Но когда он показал свои зубки и крылышки распахнул…
– Не верю! – воскликнула Дарья. – Не ве-рю!
– Да пожалуйста… Ой, а давай я его к нам в гости приглашу. Посмотришь…
Дарья возмутилась:
– Ты что, собираешься с ним встречаться?!
Марья пожала плечами:
– Еще не знаю. Но у меня есть такое предчувствие, что он меня в покое не оставит…
Предчувствие Машку не обмануло. Вампир Роман сидел на скамейке возле ее подъезда уже на следующий день. Марья как раз отправилась за хлебом и увидела его. Ей показалось, что этот несуществующий (по мнению Дарьи) персонаж ждет ее несколько часов подряд.
– Привет, – сказал Роман, поднимаясь со скамейки. – Можно я пройдусь с тобой?
