– Господин Лубяновский с докладом! – объявил он.
Статс-секретарь принца Ольденбургского, молодой человек лет тридцати с небольшим, невзрачной наружности, с мелкими чертами лица и бесстрастным взглядом, почтительно поклонился великой княгине и принцу и положил на краешек стола стопку бумаг, подготовленных для подписания: он заведовал письмоводством в обеих экспедициях, над которыми начальствовал принц, – водяных и сухопутных сообщений, а кроме того, был управляющим его делами как генерал-губернатора. Выслушав его краткие пояснения, Георг подписал все бумаги, а затем достал папку из ящика стола.
– Я прочел вашу записку и согласен с нею.
Лубяновский поклонился.
– Изготовьте представление его императорскому величеству о необходимости учредить Комитет о благоустройстве Твери из дворянских депутатов, купцов и домовладельцев по выбору общества.
– Слушаюсь.
– И вот еще что: выпишите из Москвы землемера для обследования пустошей и выгонов. Мне кажется весьма дельным предложение купца Зубчанинова сдавать их на содержание с публичных торгов.
– Будет исполнено.
Собрав бумаги, Лубяновский ждал повеления удалиться.
– Скажите, Федор Петрович, – обратилась к нему вдруг Екатерина Павловна, – какого вы мнения о князе Куракине? Он ведь был вашим начальником?
– Точно так-с. Отменно хороший начальник князь Алексей Борисович, хотя и требовательный: кого отличал, так того и заставлял работать допоздна. Бывало, я возвращался от него не раньше четырех-пяти часов пополуночи.
– Он ведь масон, как и брат его?
– Н-не могу вам этого сказать наверное, слухов же передавать не имею желания.
Лубяновский, как огня, боялся темы тайных обществ, чудом избегнув совсем недавно большой беды. Вздумав нажиться на повальном увлечении мистиками, он взялся переводить с немецкого «Тоску по отчизне» Генриха Штиллинга – бедного вестфальского угольщика-самоучки, сделавшегося духовидцем и профессором в Гейдельберге под покровительством герцога Баденского, который был родным дедом императрицы Елизаветы Алексеевны. В светских гостиных, где принимали Лубяновского, только и было разговору, что об «Угрозе Световостокове» (так Лабзин вздумал передать на русском der graue Mann – «серый (или седой) человек»), о пророчествах Апокалипсиса, осуществление коих Штиллинг видел в событиях французской революции, и о критике им либеральных идей, завлекших Францию на край сей пропасти. Книжки об «Угрозе» шли нарасхват, «серый человек» фигурировал и в «Тоске по отчизне» – главном произведении Штиллинга, так почему бы и Лубяновскому не поставить на верную карту? Он принялся за работу; книга, насыщенная масонскими аллегориями, давалась ему тяжело, однако он работал упорно, и к концу 1807 года первые две части вышли из цензуры и из печати, следующие приготовлялись. Взяв из типографии сто экземпляров, Лубяновский вздумал для пробы распространить их в своей экспедиции – всё разобрали мгновенно. Успех! И вдруг – гром среди ясного неба: Лубяновскому объявили монаршее негодование за перевод и издание опасной книги, сказав даже, что ему место в Якутске! Что за притча? Из разговора с сенатором Новосильцевым Лубяновский уразумел, что сам государь книги не читал, а знал о ней с чужих слов. «Серый человек» у Штиллинга ходит в сером кафтане, вид имеет грозный, хотя и приятный, – уж не углядел ли здесь его величество каких-либо намеков на Бонапарта и его серый редингот? А «препоручение от Царя всех Царей описывать всякий запрещенный товар в царствии Божием»? Не есть ли сие кощунственный намек на блокаду Англии? Но ведь это всё аллегория: серый кафтан – цвет старости и смерти, грозный и невеселый вид «серого человека» (сиречь совести, заключенной в душе каждого смертного) имеет своей причиной грехи человеческие, ибо Угроз Богданович Световостоков происходит от Бога и имеет своим отечеством вечный Восток! В пятой, самой последней, части автор приводит ключ ко всему роману! Новосильцев согласился с тем, что в книге нет ничего безнравственного, однако отказался сообщить об этом государю. Министр внутренних дел граф Кочубей, прежний начальник Лубяновского, собирался подать в отставку и опасался ненужного скандала; он посоветовал Федору пропасть года на три-четыре, пока в столице не забудут, как и звать его. Лубяновский поклялся дворянской честью сжечь неопубликованную рукопись, а весь не разобранный тираж оставить в типографии; ему всемилостивейше позволили исполнить свое слово, сделав при этом строгое внушение впредь остерегаться, и Федор исполнил всё буквально, радуясь, что дешево отделался – могли ведь и в Сибирь закатать! Беспокоило его лишь то, что он остался на подозрении. К счастью, благодетель его, граф Салтыков, в прошлом наставник императора, заступился за незадачливого литератора, поручившись за него, как за своих детей, и мало того что смягчил сердце государя, так еще и выпросил для Лубяновского Анну на шею с алмазами. На прошлые именины его пожаловали в действительные статские советники; в назначении своем в Тверь, к малому двору, он видел не опалу, а высокую перспективу, однако нужно было держаться настороже и уж в другой раз не ступить на скользкий путь.
– Ну а что вы скажете о его протеже – господине Сперанском? – не отставала Екатерина Павловна. – Вы как будто дружны с ним?
– О, утверждать так – значило бы погрешить против истины: мы довольно много переписывались по службе, но встречались только мимоходом. Михайла Михайлович – человек редкого ума и в науке письмоводства ему нет равных.
– Да, но что он за человек?
– Прекрасно владеет собой. Лицо его всегда спокойно, речь ровна и увлекательна. Он готов как отразить противоречие, так и переждать или совсем уступить – смотря что почтет за нужное. Господин Сперанский наделен редкостным богатством мыслей: непрестанное чтение доставляет ему самые разнородные сведения, счастливая память их удерживает, а разборчивый рассудок и пылкое воображение позволяют быстро скользить от старого к новому. Особенно замечательным мне кажется то, что он способен по одному намеку угадать чужую мысль во всей ее полноте и привить свою мысль другому, так что тот будет почитать ее за свою собственную.
– Я так и думала: скрытный лицемер и коварный иезуит.
В водянисто-серых глазах Лубяновского на мгновение промелькнул испуг, даже принц был озадачен столь нелестной характеристикой.
– Ну что ты, Катенька! По-моему, ты несправедлива. Все, говорившие с господином Сперанским хотя бы несколько минут, отмечают его ум и дарования.
– Что с того? Кому он служит своим умом? Уж точно не государю, ведь при своем уме, о котором столько разговоров, он бы должен понимать, что указом об экзаменах подложил ему настоящую свинью. У вас, Федор Петрович, все хороши; вы, видно, тоже себе на уме.
– Помилуйте…
– Довольно, ступайте.
Лубяновский откланялся и вышел.
Напомнив мужу о бале-маскараде, который она собирается устроить в Покров день, Екатерина Павловна ушла обратно в свой кабинет, а принц Георг продолжил свои занятия.
Недавно он вернулся из Вышнего Волочка – осматривал Гагаринский канал между Тверцой и Цной, где застряли две с половиной тысячи плоскодонок, сорок три из них перевернулись на Боровицких порогах. И это водный путь из Твери в Петербург! Канал был открыт ровно сто лет тому назад и с тех пор, похоже, не чистился; от бечевника (дороги вдоль берега для лошадей, тянувших барки на бечеве) не осталось и следа… Похоже, Тверь сто лет ждала назначения в генерал-губернаторы царского родственника. Георг принялся диктовать секретарю письмо к государю о необходимости великих усилий для безотлагательного устройства Тверецкого бечевника.
Устроившись за столом, великая княгиня взялась было за начатый рисунок, но задумалась и отложила карандаш. Ее мысли унеслись далеко от Волги и Тверцы – на берега Дуная, где ей, возможно, никогда не побывать. Там воевал сейчас князь Багратион, недавно награжденный орденом Св. Андрея Первозванного. Измаил был взят, но Силистрия намеревалась серьезно обороняться, а это значило, что скорой победы ждать не стоит, князь может застрять там на всю зиму. Осадные орудия подвезли не сразу, в войсках начались простудные горячки и понос, как всегда бывает летом в Валахии, где дни жарки, а ночи холодны по-зимнему, солдат же отправляют в караул в летних панталонах. И с генералом Милорадовичем князь Петр, похоже, снова в ссоре… Ах, этот Милорадович! Он, безусловно, храбрый человек, но в нём нет того твердого стержня, который делает мужчину рыцарем без страха и упрека. Спина его довольно гибкая; да всем известно, что до вершин легче добраться ползком… А князь Пётр – прямой и честный; его непоклонная голова всегда попадется на глаза, когда надобно найти кого-нибудь для трудного поручения или сыскать виноватого… И она, Екатерина, теперь никак не сможет ему помочь! Александр всегда слушает того, кто говорил с ним последним. Они с братом, разумеется, часто переписываются, но что такое письмо по сравнению с личной встречей! Брат окружен наушниками, льстецами и завистниками. После свадьбы он недвусмысленно предупредил ее, чтобы отныне она вела себя особенно осторожно. Багратион уже полгода не писал к ней. Поздравление на случай бракосочетания Екатерины Павловны он отправил вдовствующей императрице, прося «простить великодушно такую смелость доброму солдату, коего сердце более чувствует, нежели перо когда-нибудь выразить может». Но что же делать? Он женат, она теперь тоже замужем. Ничего, нужно запастись терпением. Всё в руце Божией; дайте только срок, и дружба утрет слезы, вызванные на глаза любовью…
11
Рыцарский шлем, увенчанный императорской короной, был водружен на переливавшийся сапфиром щит с золотой каймой, в центре которого гордо восседал готовый взлететь орел с молниями в лапах. С щита свисал пятиконечный крест ордена Почетного легиона с профилем императора посредине, его обрамляли два рога изобилия, наполненные сочными плодами, и всё это вместе обнимала кроваво-красная императорская мантия, усеянная золотыми пчелами, с горностаевым подбоем, из-за которой высовывались жерла пушек, секиры, якорь и лавровые ветви. Наполеон не уставал любоваться этой шелковой портьерой, искусно изготовленной на фабрике Гобеленов и составлявшей пару с другой – с гербом королевства Италия, железную корону которого он тоже возложил себе на голову. Обосновавшись в Тюильри еще консулом, Бонапарт сразу занял апартаменты во втором этаже, выходящие на парадный двор. Теперь в бывших покоях Людовика XVI, короля-пленника, всё сверкало позолотой, пурпуром и хрусталем, бряцало оружием и литаврами – как при Людовике Великом.
Однако любоваться некогда, надо заниматься делами. Неслучайно он избрал своим символом пчёл. На письменном столе стопками разложены бумаги: важные письма, менее важные письма, депеши из-за границы, рапорты, донесения, прошения… Император просмотрел одну из бумаг и принялся диктовать секретарю:
– Евгению Наполеону, вице-королю Италии, в Милан. Сын мой, я получил ваше письмо от 15 ноября. Я рад, что вы прибыли в Милан. Вы написали сочинение о вашем итальянском походе, прошу вас прислать его мне. Я нашел финансовые дела здесь в большом беспорядке. Экспедиция англичан обошлась мне в 50 миллионов. Новые рекрутские наборы и огромные расходы на вооружение для Испании продолжают разорять меня. Вы понимаете, что я никак не могу облегчить бремени королевству Италия. Посылаю вам свое решение на полях вашего рапорта об Иллирийских провинциях…
Мир с Австрией был подписан только четырнадцатого октября, через три месяца после заключения перемирия. Император Франц обязался выплатить Франции контрибуцию в восемьдесят пять миллионов франков, но когда еще эти деньги будут получены… Иллирийские провинции, то есть Далматию, Наполеон собирался присоединить к Италии, лишив Австрию выхода к Адриатике; поляки получили Западную Галицию с Краковом и Люблином; границу между Австрией и Варшавским герцогством провели по реке Сан от Замостья до ее впадения в Вислу, предоставив соляные копи Велички в совместное пользование. Императору Александру пришлось удовольствоваться краешком Восточной Галиции с четырьмя сотнями тысяч душ (почти вчетверо меньше, чем отошло к полякам), и он остался этим недоволен, однако объявил в своем рескрипте, что все мечты о политической революции в Польше умерли и нынешний порядок вещей сохранится навечно. Ах, разве на свете есть что-то вечное? И разве можно предвидеть будущее?
Наполеон вспомнил день своего отъезда из Шёнбрунна, сразу после подписания договора. Это было воскресенье; в пять утра они с Раппом пошли смотреть, как гвардия уходит во Францию. Занимался ясный рассвет, и вдруг полил дождь, заставив их спрятаться под крышу. В то утро расстреляли молодого немца, который хотел его убить, – Фридриха Штапса. Генерал Лауэр написал подробный рапорт. Штапс с четверга отказывался от еды, говоря, что ему хватит сил дойти до места казни. Когда ему объявили о заключении мира, он вздрогнул. Но всё равно выкрикнул перед казнью: «Да здравствует свобода! Да здравствует Германия! Смерть тирану!» Наполеон Бонапарт, принесший в Европу свободу, отменив средневековые пережитки, – тиран… В Штутгарте, где он остановился по дороге в Париж, в королевском саду работали каторжники в цепях. Вюртембергский король пояснил, что это по большей части мятежники из новых владений императора…
Больше всего мятежников, конечно, в Испании, которую он давно бы усмирил, если бы не военная помощь англичан. А тут еще Сульт с Неем окончательно разругались… Нея пришлось отозвать во Францию и заменить генералом Маршаном. В начале октября испанцы начали наступление на Мадрид, в то время как другая их армия разбила корпус Маршана под Саламанкой. Конечно, у герцога Дель-Парко было вдвое больше людей, да и загоревшиеся кусты, к которым оказался прижат правый фланг французов, сильно осложнили положение, но армия императора не имела права терпеть поражение! Жозеф отстранил Маршана от командования. Опять придется ехать туда – исправлять чужие ошибки…
Наполеон продиктовал письмо военному министру:
– Господин генерал Кларк, созовите совет моей Гвардии, чтобы привести в порядок ее финансы и подготовить к Испанскому походу. Я намерен пойти в Испанию с четырьмя полками рекрутов, имея по выходе из Парижа не менее 6000 человек налицо, не считая тех, что в госпиталях; с четырьмя полками стрелков такого же состава, с двумя полками фузилёров (3000 человек), двумя полками старой Гвардии (3000 человек), с 5000 кавалерии и 60 полевыми орудиями, в общей сложности около 25 000 человек. У Гвардии должны быть свои хирурги, свои снабженцы, свои денежные ящики, свои полевые кузницы – в общем, всё необходимое. Я хочу, чтобы она была готова выступить к 15 января. Наполеон.
Чёрт бы побрал этих англичан! Они давно бы сдохли от голода на своем острове, если бы в континентальной блокаде не оказалось столько щелей! Но даже Луи, родной брат Наполеона, не спешит прикрывать лазейки для контрабанды, чтобы не разорить окончательно своих голландских подданных, вынужденных покупать дорогие французские товары и платить высокие экспортные пошлины. Как будто Франция ничуть не пострадала! Лён пока еще не вытеснил хлопок, а сахар из сахарной свеклы – тростниковый; Ла-Рошель, Нант, Бордо, Марсель пришли в упадок из-за сокращения торговли, в то время как коварный Альбион, закупая корабельный лес в Канаде, чуть ли не вдвое увеличил свой флот и наживался на войне, продавая пушки, оружие и мундирное сукно, вместо того чтобы страдать от нее. Министр финансов Спенсер Персеваль умудрялся сводить концы с концами, не повышая налогов, – за счет займов под разумные проценты и мер экономии, так что даже несчастная высадка на Валхерен не опустошила британскую казну. Рост цен на продовольствие всё же вызвал кое-где беспорядки, однако производство подтянулось вслед за ценами, так что, похоже, дурной урожай нынешнего года не слишком испугал Георга III. Англичане настолько обнаглели, что свободно являются в закрытые для них порты, вывесив американский флаг!
Взяв новый лист бумаги, секретарь строчил записку к министру иностранных дел Шампаньи:
– Господин герцог Кадорский, напишите в Голландию, что я не разрешал ни одному американскому судну, груженному хлопком, прибывать во Францию. Все мои порты закрыты для «американских судов».
Хотя лучше будет поговорить об этом с Луи самому.
– Пишите: «Людовику Наполеону, королю Голландии, в Амстердам. Я получил ваше письмо, в котором вы сообщаете о своем желании видеть меня. Вы вольны приехать в Париж».
Стоит ослабить хватку – и те, кого ты держал в кулаке, тотчас заегозят, стараясь высвободиться. Тиран? Деспот? А как иначе, если люди уважают только силу?
– Иоахиму Наполеону, королю Двух Сицилий[6 - Маршал Иоахим Мюрат, супруг сестры Наполеона, Каролины.], в Рим. Я получил ваше письмо от 16 ноября. Я удивлен и возмущен тем, что кардиналы к вам не явились. Прикажите им покинуть Рим и отправиться в Париж в двадцать четыре часа после получения приказа. Вдвойне непростительно, что они не явились по вашем приезде в Рим для выражения своего почтения королю, к тому же правящему от моего имени. Вы скажете, что я намерен устроить в Риме двор, который будет более блестящим и станет тратить еще больше денег, чем папский. Полагаю, я писал вам, что вы вольны приехать в Париж вместе с королевой, когда пожелаете и когда вам позволят дела.
Кардиналов надо держать в узде, пусть ходят по струнке, чтобы все видели, что император Наполеон – покровитель религии. Когда он разведется с Жозефиной, ему нужно будет вступить в новый брак, и тут всё должно пройти без сучка без задоринки. Вся надежда на дядю – кардинала Феска, возглавившего Комитет епископов по рассмотрению конфликта с папой римским, отлучившим Наполеона от Церкви. Кстати!
– Господин герцог Кадорский, вы напишете герцогу Виченцы,[7 - Титул, который носил Арман де Коленкур, – французский посланник в Санкт-Петербурге.] чтобы он в разговорах с императором Александром упомянул о моем сильнейшем желании вступить в брак с великой княжной Анной…
* * *
В камине горел огонь, токайское сияло янтарем в хрустальных бокалах.
– Ни с чем не сравнимый вкус и аромат, вы согласны со мной? – спросил Клеменс фон Меттерних Александра де Лаборда, когда они оба воздали должное напитку богов. – Плоды, рожденные землей нашего отечества, – вот что делает нас патриотами, не так ли?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69186820&lfrom=174836202) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Спасайся, кто может! (франц.)
2
Саксонский король Фридрих Август был также великим герцогом Варшавским.
3
Да здравствует император! (франц.)
4
Каламбур, букв.: «Бонапарт… ни на что не годен!» (франц.)
5
Жером (Иероним) Бонапарт, младший брат Наполеона, для которого император специально создал королевство Вестфалия.
6
Маршал Иоахим Мюрат, супруг сестры Наполеона, Каролины.
7
Титул, который носил Арман де Коленкур, – французский посланник в Санкт-Петербурге.
