– Это тайна для нас, как и причины, по которым внешне здоровый человек, впадает в оцепенение или длительный глубокий сон, особенно, если неясны обстоятельства, предшествующие переходу. Впрочем, судя по ночному происшествию, можно утверждать, что присутствовал сильный испуг… без видимых причин и рационального объяснения. Страх от чего-то непонятного, без внешнего воздействия… возможно галлюцинации… бред, глубокий сон… сильнейший стресс… и в итоге расстройство. Известны случаи, чаще всего во время войны или катастрофы, когда психика человека не выдерживала чудовищного напряжения, болевого шока, страшного зрелища. Но здесь, у нас в отделении, в тишине и покое… никаких катастроф, хотя она бы помогла связать концы… и составить отчет… Логично предположить, что расстройство предшествовало видению и это, частично, объясняло бы суть происходящего. Мы все видим плохие сны, реальность которых не вызывает у нас сомнения, но только у людей с психическим расстройством бывают такие кошмары наяву, и опять таки, для них это все реально. Но тогда надо признать, что мы приняли на работу не совсем здорового человека, с признаками шизофрении и никто ничего не заметил. Нелепица! И вот вы говорите, что причина в коматозном пациенте, который лежит в отдельной палате, без надежды на восстановление и который перестает воздействовать на окружающих, получив в руки небольшой камешек. Так?
Марина молча кивнула и взяла конфету. Борис Иванович снова забегал по кабинету.
– Но это же бред! Нонсенс! Такого не может быть!
Он остановился, осененный догадкой:
– Надо проверить его ночью на МРТ или лучше снять электроэнцефалографию и попробовать передать ему камень и еще раз снять. Я пойду договариваться, а вы допивайте чай и угощайтесь.
С этими словами он выскочил из кабинета. Марина допила чай, и зашла за стол, посмотреть, что интересного на рабочем месте любимого доктора. Среди нескольких рамок, она с сожалением разглядела фото веселого Бориса вместе с молодой симпатичной женщиной. Вздохнула и вышла. Чудес не бывает, надо быть реалистом.
Позднее, доктор нашел Марину и узнал, сможет ли она ему помочь сегодня ночью. Смена была не ее, но она согласилась без раздумий и добавила, что не помешал бы третий участник, чтобы…
"Учитывая некоторые особенности?'– догадался Борис Иванович и задумчиво потер руки. – Придется обращаться к нашему блаженному другу. Других кандидатов не вижу, к большому сожалению".
Глава 4
Уговорить Александра Юрьевича не составило особого труда, все равно, что соблазнить осла, по образному выражению Бориса Ивановича, он всего лишь пообещал посодействовать получить "грант на сто миллиардов" и на публикацию работ в ведущих медицинских журналах. Поздно вечером, когда Марина помогала Борису закрепить электроды на голове пациента, она вспомнила, что его зовут Павел, 26 лет, разработчик компьютерного дизайна и к нему никто ни разу не приходил, ни друзья, ни родные. "Странно,– размышляла она, – молодой, симпатичный, должна быть девушка. Может он всех напугал? Но отчего такое с ним случилось? Вряд ли он сам того желал, кто ж о таком мечтает. И расспросить некого, а кто-то знает о нем и не один". Она задумалась: « А что, если съездить к нему домой? Соседи, знакомые, друзья, собрать картину по кусочкам. Иначе дело у них не тронется с места, с таким научным подходом". Она оглядела мужчин, склонившихся над регистратором и бубнящих непонятные для нее слова: альфа-ритм, дельта, амплитуда, частотная полоса. "Мальчики получили любимую игрушку и забавляются с ней, пока мама не загонит их спать,– усмехнулась Марина.– И то верно, а не слишком ли долго они здесь". И про себя отметила азарт и интерес Бориса, в то время как Александр откровенно заскучал. Она подошла к врачам, напоминая о времени, они согласно кивнули в ответ и продолжили разглядывать запись сигналов. Девушка вздохнула, постояла немного и вышла в сестринскую, выпить кофе. Вторая смена за день это многовато, хотелось принять ванну, вытянуться на кровати, ощутить прохладу свежих простыней и просто лежать с закрытыми глазами. Она вернулась через полчаса, атмосфера в палате несколько изменилась. На лице невролога читалось неудовольствие в таком чистом виде, что она замерла от неожиданности. Обычно добродушный, улыбчивый со снисходительным или в последнее время царственным отношением ко всем, сейчас Александр Юрьевич не был похож сам на себя. Он с каким-то презрением указывал пальцем на лист с записью и вещал в позе римского сенатора:
– Профанация, многоуважаемый Борис Иванович, чистой воды! Вы умышленно искажаете результаты исследования, заменяя его совершенно пошлой антинаучной теорией. Вам не место здесь, ваше место в телеящике, в развлекательной программе про экстрасенсов и колдунов.
Борис Иванович в ответ непривычно молчал. Марина взглянула на него и в изумлении открыла рот. Физиономия Бориса расплывалась от удовольствия, как будто друг не ругал его, а хвалил, причем прилюдно, с участием родителей, любимой девушки и всех школьных учителей, включая директора. Психиатр смущенно отводил глаза, на щеках горел румянец, а губы растягивались в довольной улыбке. Она метнулась обратно, перевернула ящик стола, нашла, что искала и помчалась в палату. Александр Юрьевич зажимал рукой рот от отвращения, его тошнило, и он уже нагибался, чтобы изрыгнуть ужин на пол. Марина одним прыжком очутилась рядом и ткнула его иглой в ягодицу. Невролог возмущенно заорал и выпрямился, потирая задницу. Она нырнула ему под руку и потихоньку повела его, дергающегося и сопротивляющегося, из палаты. Довела до сестринской, осторожно усадила, словно тяжелобольного, на стул и побежала за Борисом. Можно было не торопиться, поняла она, едва открыла дверь палаты. Борис Иванович кайфовал. Он закатил глаза от наслаждения и изгибался под порывами невидимого ветра. Ветер, похоже, дул неслабый, потому что, Бориса мотало все сильней и сильней. Она подставила ему свое плечо и обняла за талию и только после этого, всадила острое лекарство в тощий докторский зад. Ветер тут же затих, а палату огласил зычный рев психиатра. Путешествие в Эдем закончилось, возвращение на грешную землю состоялось благополучно, но весьма болезненно. Доктор тер ужаленную ягодицу и озадаченно смотрел на Марину, не снимая руки, и бормотал:
– Что такое?! Ну, зачем так было делать?
Потом видимо, несколько пришел в себя и понял, где находится и что происходит:
– Марина, это было что-то невообразимое…. Такого я не испытывал никогда. Наслаждение высшей пробы, оргазм, блаженство, удовольствие, все вместе и в тысячу раз сильнее…
– Вот подсядете на это, как на наркотики, будет вам оргазм.
– Хорошо, что вы вмешались, прервали… этот процесс. Я сам не смог бы. Теперь я понимаю состояние тех несчастных крыс, которые умерли от истощения, нажимая "кнопку удовольствия" снова и снова.
Они добрались до сестринской и девушка уложила доктора на кушетку. Все затихли, разговаривать не хотелось, девушка задремала за столом, положив голову на руки, невролог прикорнул на стуле в углу, неудобно задрав голову. Борис лежал на боку, тихонько постанывая, и дрыгал во сне ногой. Несколько раз заглядывала ночная смена, удивлялась необычному виду, составу постояльцев и снова исчезала. Наконец, под утро, Борис Иванович зашевелился и сел на кушетке, озираясь сонным взглядом и вороша, без того взлохмаченные, волосы. Он быстро пришел в себя, подскочил к чайнику и включил. Тот охотно зашумел, радуясь пробуждению. Все ожили и начали просыпаться. Марина быстрее всех сообразила, что нужно делать и умчалась приводить себя в порядок. Борис нашел кофе, щедро насыпал в две чашки и залил горячей водой. Одну протянул Александру, другую подтянул к себе. Невролог благодарно кивнул и несмело улыбнулся:
– Что произошло там, Борис? Меня чуть не вывернуло прямо в палате и не думаю, что смогу скоро зайти туда снова. Даже сейчас…
Врач шумно сглотнул, а на лице появилась маска отвращения. Он отпил кофе, лицо постепенно расправлялось, тошнота ушла. За ним внимательно следил Борис. Он поставил чашку и спросил:
– Корона сейчас не давит на мозг, дорогой Александр?
Невролог сначала с недоумением посмотрел на коллегу, потом, когда до него дошел смысл вопроса, начался процесс осознания. Первыми покраснели уши, затем запылали щеки, и даже шея приняла необычный темно-бордовый оттенок. Борис с удовольствием смотрел на низложение царя, попивая кофеек. Александр шумно задышал, и бессмысленно водя руками, запричитал:
– Господи! Я же вел себя, как полный…
Психиатр охотно помог найти нужное определение:
– Идиот.
– Да, точно, спасибо. Невозможно, немыслимо! Нес абсолютный…
– Бред.
– Да, бред и совершенно безапелляционно…
– А с каким надменным видом!
Александр застонал, схватив руками за голову и качаясь из стороны в сторону. Психиатр встал и молча вышел, а через минут десять наливал в пустой стакан жидкость, цвета чая. Взял руку Александра, вложил емкость и твердо, убедительно наклонил голову, на вопросительный взгляд коллеги. Коллега принял лекарство, его товарищ не стал отставать и тоже употребил универсальное средство.
– Что же мне делать? Может уволиться?
– Нет! Ни в коем случае, стыд понятие не абсолютное, лечится временем. Ну, или другим средством, но ваша печень будет не рада, поэтому не рекомендую. Уверяю вас, смешки за вашей спиной долго продолжаться не будут, все забывается, и это тоже забудут. Появится новый объект для народного обожания и все. Вы еще пожалеете, что минута вашей славы прошла!
– Никогда! Не единой секунды!
– Мудрость гласит, никогда не говори никогда.
– Такая слава мне точно не нужна!
– А как же удивительный феномен? Открытие?
Александр Юрьевич сморщился, как от несусветной горечи.
– Что, уважаемый доктор, вам не нравится? А мне пришлось терпеть несколько дней ваши чрезвычайно умные речи!
– Прошу прощения! У меня, словно в затмении, случился припадок мании величия.
– Согласен с вашей оценкой, коллега, разговаривать с вами было невозможно.
– Но как такое возможно? Вы можете объяснить?
– Я уже пытался, перед восхитительной минутой эйфории, но вы заклеймили меня. Пригвоздили к позорному столбу, четвертовали и приговорили к десяти годам расстрела тухлыми помидорами.
– Вы это о безумной теории волшебства?
– Ну вот, опять. Вас не впечатлил процесс перехода от восхищения и экзальтации к тошноте?
– Но это не возможно! Я давно не верю в чудеса и сказки!
– Хорошо. Только факты. Сколько раз у нас в отделении случалось интендантов за последние полгода? Ноль. До поступления известного пациента. Что мы имеем за последнюю неделю? Пять случаев панических атак у здоровых людей, без каких-либо предпосылок и оснований, совершенно иррациональных и необъяснимых, одна из которых привела к психическому расстройству, один случай острой жалости к себе, один случай необъяснимой боязни и тревожности, один случай безумного восхищения и восторга, сменившийся приступом отвращения. Это не считая жалоб медсестер на плохое самочувствие во время дежурства. Я ничего не придумал и, кажется, не упустил.
– Но должно быть разумное объяснение…
– Попробуйте, Александр Юрьевич. Я тем временем успею съездить в отпуск, приеду и застану вас в бесплодных раздумьях.
– Какой же вывод вы делаете?
– Мы изучали его, он изучал нас. Мы опыт над ним и он в ответ.
– Он хочет пообщаться, но не знает как.
Врачи замолчали и повернулись на голос. Марина стояла около двери, сложив руки на груди, и спокойно смотрела в ответ.
– Почему вы, Марина, так думаете?
– Он заперт в своем мозгу и ищет любые способы достучаться. И он нашел.
Мужчины переглянулись. Александр упрямо помотал головой и сказал:
– Подождите, девушка! Каким образом, коматозный больной может влиять на действия других людей при минимальной мозговой активности и тем более дистанционно. Его ритмы полностью соответствует состоянию глубокого сна.
– Тем же самым, каким, уважаемый Александр Юрьевич, хотел получить грант в сто миллиардов.
Борис Иванович захохотал и зааплодировал, а невролог густо покраснел.
– Уела, уела. Молодец, Марина! Добро пожаловать в наш клуб! Так, что вы думаете, он ищет выход?
– Да, ищет. У него мало времени осталось?
– Боюсь, что мало. Он на грани между жизнью и смертью, статистика подобных случаев не в его пользу. Один месяц на то, чтобы он решил жить или нет. И половина уже прошла.
– А что будет через месяц?
– Обычно нарушение дыхания, кровообращения, кислородное голодание. Кроме этого угнетение функций коры, структурные изменения в центральной нервной системе. Изменения идут непрерывно и копятся, как снежный пласт на склоне горы. Потом любой резкий звук и все поехало вниз.
– Не нужно пугать девушку, кома может длиться намного дольше. У нашего пациента нет травм головы, нет неизлечимых заболеваний, да и обычных тоже. Он вполне здоровый молодой человек.
– Да, только жить не хочет.
– Ну почему сразу так?
– Парень подготовился. Снял номер, оплатил вперед, передал все ценные вещи и потом подключился к компьютеру, словно перешел в виртуальный мир. Этакое современное самоубийство. Теперь бродит по параллельному миру и пугает медсестер.
– Борис, вы ведь несерьезно насчет цифрового суицида?
– Он оставил у себя только камень.
– Марина, что за камень?
– Александр, я тебе хотел рассказать, но не успел. Целью нашего опыта была попытка зафиксировать изменения активности после передачи камня. Марина утверждает, что пациент успокаивается, получив камень.
– Это правда, Марина?
– Да, Александр Юрьевич, стоит положить камень ему в руку, как можно всю ночь спокойно готовить конспекты.
– Но мы не успели довести эксперимент…
– По причине самонадеянности, дорогой Александр! Он же у нас до сих пор подключен к регистратору!
– А что мы сидим здесь? Пошли!
Они ворвались в палату, как будто желали застать виновника их бед на месте преступления, но нет, больной не бегал с безумным видом по комнате, а лежал на своем месте. Электроды по-прежнему были на голове, регистратор писал кривые линии. Несколько разочарованные врачи нашли в записи место ночного неудавшегося опыта и от досады не смогли сдержать стон.
– Ничего, совершенно никакой разницы по времени!
– Наверное, мы что-то не учитываем.
Борис Иванович отпустил ленту и с надеждой оглянулся на Марину. Она правильно распознала немой вопрос и, пожав плечами, произнесла:
"Вы следите за спящим домом.– Девушка кивнула головой на прибор. – Хозяин спит, его из пушки не разбудить, но кое-кто из семьи не спит, бродит по окрестностям и иногда ему удается попасть в чужой дом". Марина подождала немного, но врачи стояли молча, был слышен скрип шестерен у них в головах и она вышла.
– Своеобразное сравнение, Борис Иванович. Должен признать, необычное мышление у этой девушки.
– Да, и по сути верное. А насчет Марины, полностью согласен. Это она вывела меня из ступора размышления, логического тупика вчера, подсказала идею опыта и заставила действовать.
– А еще спасла наши задницы, в буквальном смысле, я боюсь представить продолжение ночной истории.
– Да, лучше не стоит. Ну, что пора навестить и других больных, Александр Юрьевич?
– Согласен, Борис Иванович.
Глава 5
Сил не было совершено. Опустошение и апатия держали его за руки, повисли на ногах тяжелым грузом. А как хорошо начиналось! Он забрался в знакомый мир с непомерно раздутым голубым пузырем, но не стал его трогать, хотя на вкус красивые светло-синие шарики были замечательные и были для него любимым лакомством. Глядя на них он не раз думал, как сохранить такую вкуснятину про запас, жалко было смотреть, как пропадает богатый урожай. На ум приходили закатанные банки, огромный холодный подпол и бочки с соленьями. Но под руками ничего этого не было, поэтому приходилось ходить и пинать шарики ногами, наблюдая, как тает и исчезает синий деликатес. Пусть, это может подождать, он здесь по другому поводу и процесс познания окружающего мира шел полным ходом. Он решил испытать другие пузыри и давил, иногда очень сильно на упругую поверхность, но отклика не было. Внизу перемигивались огоньки, вспыхивали и гасли сияния, но ничего не происходило, пока толчок по фиолетовому пузырю тут же не отозвался вспышкой. И понеслось! Случился очередной переполох, началась свистопляска огней. Он в испуге отошел подальше, не зная, чего ожидать. Но случилось неожиданное, голубой шар, нависающий подбитым дирижаблем, начал уменьшаться, подобно гигантскому воздушному шарику с дырочкой. Он даже, непроизвольно поискал место пробития и прислушался, ожидая услышать свист воздуха, но перестал из-за продолжающегося светового шоу. Дирижабль сдулся до размера автобуса, потом, постепенно замедляясь, до малолитражки. Ему надоело ждать, и он решил подстегнуть неторопливое сжатие голубого пузыря, еще одним толчком для стимула в фиолетовую мембрану. Она приветливо отозвалась, подмигнула в ответ и начала раздуваться. В приступе легкой паники, он попробовал удержать пузырь, даже лег на него сверху, но движение не замедлилось ни на мгновение, он почувствовал, что с таким же успехом можно затормозить катящееся со склона бревно. Он все испортил! На языке вертелось какое-то, подходящее для таких случаев, слово и он почти выплюнул его. Блин! Он все испортил! Блин! Стало лучше, но ситуацию не спасло. Можно попробовать сделать вид, что ничего такого не случилось, так и задумывалось по плану, но нельзя все предусмотреть. Всегда есть изъян. Должен быть, как сухой корень под ногой, неправильная чашка на столе, которая всегда норовит упасть на пол, камешек в кедах и соринка в глазу. Он развернулся и гордо удалился с поднятой головой. Небольшие неудачи не должны сбивать с истинного пути настоящего индейца. Он не помнил, кто такие индейцы, но думал, что это мужественные люди… вроде космонавтов… или дровосеков… жили отрядами и сбивались в большие племена. Слова были схожими, энергичными и нравились ему. Он здесь один, так что никто не помешает быть ему мужественным индейцем-дровосеком, жить в своем племени и тем более сбить с дороги. Шумной, разухабистой дороги, с пыльными цыганами. И вот он снова шагает, по колено в приключениях, куролесить дальше, его ждут напасти и хвори. Спасти дракона и поцеловать девушку… или наоборот. Неважно. Ладно, он не будет гадить в тапки любимому коту, пусть шишка держит его за кочерыжку. Вперед! К новым похождениям!
В другом мире он действовал осторожно, касаясь разноцветных пятен и осмотрительно избегая надутых сфер, но ответных сигналов не было. В поисках нужной точки он провел немало времени, потом трезво рассудив, что большой разницы нет, чем касаться, полетел и стал перекатываться по всем встречным пузырям. Наконец, что-то беззвучно пыхнуло золотой вспышкой, и он замер от восхищения. Фейерверк огней вознесся в высоту и расцвел северным сиянием ярко-желтого света. Светопреставление продолжалось долго и постепенно затихало, переходя из одной части в другую. Что же он задел? Оглядев ближайшие пузыри, он выбрал темно-желтый, небольшого размера и толкнул его. Ничего. Темно-зеленый, рядом. Снова ничего. Еще несколько пузырей, опять мимо. Как так-то? Он повторил свой прежний способ касания, внимательно следя за огнями. И вот снова, золотая вспышка ярче прежнего возносит огни вверх. Полыхает все кругом оттенками желтого, оранжевого и светло-зеленого цвета. Сравнить было не с чем, в голову лезли непонятные слова, из которых, самое простое и понятное было – мать! Мать-перемать! Твою так! Раскудрит твою пополам! И налево! Всполохи зажигались, гасли, уходил вглубь, и перемещались в стороны, иногда ярче горела сеть, раскинутая везде. Огоньки быстро бежали по ней до какого-нибудь узла и, яркой вспыхнувшей звездой, разбегались в разные стороны. Сверху падали хлопья, светящиеся гигантские снежинки. Восхитительный вкус! Что он все-таки сделал? Может так? И он одновременно нажал на два пузыря рядом. Нет. Снова и снова, пробуя различные варианты, он добрался до нужного. Три пузыря, сходящиеся в одной точке, дают этот чудный эффект. Темно-желтый, темно-зеленый и синий. Он понаблюдал за хороводом из снежинок, поймал несколько штук и задумался, что он такое сделал? Испытывает мир то же, что и он? Знает, что здесь творится? Знает ли вкус хлопьев, видит этот фейерверк? Вопрос был неправильный, но он не понимал почему. Так, если попробовать по-другому. Допустим, здесь живут еще люди, и он снова задает эти же вопросы. Ага, так и есть! Он бы так не спрашивал! При чем здесь мир, если есть другие люди! А если людей нет, то он думает о мире, как о живом. Он живой, это понятно, но мир не думает, он существует. Как может думать трава, деревья, облака? Это ж среда! Что она может чувствовать и испытывать? А откуда взялся фейерверк? Это… пока непознанные природные явления, но он докопается до истоков. Поиск истины, вот настоящий смысл его походов. Он истиноискатель! Раскрыть потаенный смысл, разгадать загадку мироздания и решить, куда девать добытое. Вот такой план. А здесь больше не стоит продолжать. Шагая обратно, он оглядел свои потертые ладони в натруженных мозолях. Неплохо прошел денек, хрен ему в сапоги! Нужно еще свои помидоры подвязать и пирогов наготовить для водопоя… сенокоса. Надоить козла и напоить кошку. Он точно из деревни, только там водятся такие энергичные и жизнелюбивые люди, как он.
Вернувшись в свой мир, он попал в странную историю. Одна мысль застряла в голове и упорно не хотела выходить. Никакие телодвижения не помогали, он не мог толком отдохнуть, не мог лежать, ходить, что-нибудь сделать полезное. Это как заноза в голове, тряси, не тряси, мало поможет. Он присел и стал думать. Ему нужна помощь, чтобы получить совет. Да. Нужно посоветоваться с кем-нибудь. Для этого сначала требуется найти кого-нибудь, а здесь никого нет. Загадка, но ее необходимо решить, потому он здесь и торчит. Чувство, что его время может закончиться, не проходило. Он сходил посмотреть на огромный будильник из шестерен, пересыпающийся песок из пустого в порожнее и он ему не понравился. Механизм и раньше пугал его грохотом и подавляющими размерами, но теперь в вое движущихся частей были слышны новые визгливые ноты, ржа покрыла черные зубчатые колеса бурым налетом, всюду под ногами валялись железные осколки. Некоторые ведра прохудились, и песок сыпался сверху, смешиваясь с ржавчиной. Скоро накроется медным тазом и крякнет, прикажет долго жить. Он думал и думал, при чем здесь четверг, вокруг потемнело, пошел мелкий, противный дождь. Если не знаешь, что делать, то, что делать? Он поискал варианты. Вариантов было несколько: побегать, попрыгать, полежать поспать, помыть полы, почистить картошку, двигаться куда-либо и сделать хоть что-нибудь. Обдумав и отбросив ненужное, он поставил мысленную галочку на последнем варианте и прилег. Что-то не так. Он не знал, что делать, теперь он знает, что делать. Что же свербит у него где-то глубоко в душе. Неспокойно ему, ой, как неспокойно. Тут его осенило, нужно отпустить вожжи, закусить удила и пуститься во все тяжкие. Он вскочил и пошел в пешее путешествие, а все путешествия кончаются приключением, это ж и ежу понятно, паровозный кран в ухо. И он оказался в прежнем мире. Голубой пузырь почти неотличим от остальных, а фиолетовый скоро созреет. Где тут волшебная точка? Но точка не помогала, ничего не помогало. Как из него выпустить пар? Он гладил фиолетовую, натянутую, словно барабан, блестящую пленку и слегка похлопал по ней. Зря он это сделал, ох, зря. Мощный лиловый фонтан новой скважины открытого месторождения шаров был тому ответом, он попробовал один на вкус и вкус ему совершенно не понравился, горький, противный. Он попробовал выплюнуть, но не смог. Шарики засыпали все вокруг. С трудом выбравшись из этого брызгающего праздника жизни, он заковылял домой. На языке крутилось похабное слово – дурень деревенский! Он был совершенно сбит с толку, обескуражен, ошарашен и огорошен.
Глава 6
Спустя два дня, Марина ехала на рейсовом автобусе в родной поселок Павла. Ночное дежурство и день отдыха дали время для раздумья и она решилась, пора узнать о парне побольше, подробности его жизни. Если он человек хороший, то поможет ему, а нет, то нет. Как она будет узнавать и у кого, Марина старалась не загружаться, всегда можно найти знакомых, приятелей, друзей, в конце концов, есть соседи. Бабуля говорила, всегда есть человек, который знает больше остальных, надо только уметь задавать правильные вопросы. Люди часто живут в своих фантазиях, особенно молодые, ничего не видят и не слышат вокруг, как слепые кутята. Чуют только мамкину сиську и все. Остальные люди вроде, как и не существуют, невидимки, одним словом. Идет такое дитя на работу, уткнется в свой телефон и очнется только возле входной двери, а за ним сотни глаза смотрят, подмечают мелочи разные. И вид неухоженный заметят, и ногти не подстриженные, и синяк на скуле, и пятно на футболке. Все видят, выводы делают, при себе хранят – никудышный жених, не дай бог такой попадется солнышку любимому. Вот так. Бабуля всегда заканчивала нравоучения, многозначительно подняв указательный палец. Марина улыбнулась, вспомнив бабушкин жест. Ей остается найти внимательного человека и понять, кто такой этот Павел. Ее слова про кое-кого неспящего в закрытом наглухо доме были интуитивной догадкой. Она и раньше задумывалась над загадкой, но в тот раз, вид ученых мужчин, причитающих, как две бабки, натолкнул ее на такой образ. Их малолетнее дитя вдруг заговорило на чистом испанском и спрашивает, как пройти в молочную кухню, а эти две клуши машут руками и кудахчут: «Не может быть! Не может быть!" Это дитя и подалось, куда рукой махнули. Она пыталась представить себе маленького мальчика, пробирающегося по темному коридору огромного пустого дома, и ей почти удалось. Тихо, безлюдно, пусто. Он давно бродит по этажам и лестницам, дергает двери, ищет окна, но не может узнать дорогу, не понимает, где находится, и спросить не у кого. Что ему делать? Подать сигнал? Все комнаты дома закрыты, ключи неизвестно где. Поискать кого-нибудь? Как? Он может выйти из дома, может зайти в другой дом. Но… Обитатели не замечают его, не слышат и не видят. Он забирается в дом не через парадный вход и даже не через черный, а в какую-то дыру между стен и тоже никого не находит. Вернее, находит странные ниточки, дергает за них и не понимает, что происходит. А эти ниточки – эмоции! Точно, страх, ужас, отвращение, восторг, жалость, восторг. Как же можно общаться с помощью эмоций? Ответ очевиден, никак. Понимает ли он это? Неизвестно.… Вряд ли, надо видеть картину в целом, а не часть ее. Ему нужно добраться до новых мест в доме и найти другие способы, если только он не из группы "доброе солнышко" и не знает других мест, кроме своего детского сада. Бедный, бедный мальчик. Выполнить невыполнимое, иди туда, не знаю куда, найди то, не знаю, что. Борис Иванович полжизни отдал бы, чтобы поменяться с ним местами и сообразил куда идти и что делать. Наверное, смог бы закончить свою диссертацию и еще на книгу хватило, а она помогала ему во всем, была бы верной помощницей. О чем она думает? У него есть та, красивая женщина, хотя… Она ни разу не была в больнице, иначе Марина знала бы, девчонки рядом с ней работают, и сбор информации поставлен на таком уровне, что разведчикам еще поучиться. Борис не разговаривал по телефону в углах коридора громким наигранным шепотом и не писал смс-ки в очереди столовой. Может это бывшая большая любовь доктора? Она сказала ему: прощай, и уехала за океан, а он остался здесь. Но зачем держать фото на столе? Да потому что, нет больше никого, чей портрет украшал бы рабочее место. Марина повеселела, ход мыслей казался правильным и единственно возможным, а главное ей нравился, ее тактика может сработать. Она поможет Борису Ивановичу, поможет молодому парню, поможет себе.
Поселок потерялся в зарослях зелени лип и вязов, щурился на нее пыльными окнами старых двухэтажных домов и прислушивался через сетку трещин в штукатурке стен. Улица с домом Павла была недалеко от автовокзала, она шла по старому тротуару с чугунной оградой и с интересом разглядывала неторопливо идущих людей. Почему-то, чем меньше жителей, тем медленнее идет жизнь. Может дело в расстояниях? Чего торопиться, если за пять минут можно дойти до магазина, а за полчаса дойти до противоположного конца поселка. Дедушка на скамейке возле нужного адреса, выглядел точно так же, как и дом, пыльным и подслеповатым. Опираясь на трость, он думал о чем-то далеком, потому что не обращал на девушку никакого внимания. Она кашлянула и поздоровалась. Дед вернулся домой и с удивлением посмотрел на Марину.
– Добрый день, девушка! Потерялись?
