– Что ж, дедушка, тебе спасибо! – выдавила она и, закрыв глаза ладошками, тихо заплакала.
Талик усердно отлавливал восходящие примерно каждые полторы минуты листки, пока не ощутил себя сильно голодным. Ему было сложно представить, как много в душе Яра этих листков, но, судя по тому, что он за ними все еще не мог узреть настоящего тела, становилось понятно, что за короткое время им не управиться.
– Нам надо бы с тобою за обедом сбегать, – поделился своими соображениями Талик.
– Не много так упустим?
– Я не знаю, – пожал мальчик плечами. – Иначе потеряют нас.
– И правда.
Их родители частенько справлялись у поваров, приходили ли их чада трапезничать. Для того чтобы в этот раз не прийти, нужно было иметь веские основания, а рассказывать о том, что они собирают частички души умершего Яра, поскольку Талик свою душу потерял, а Шенне поделилась с ним своей, и им теперь не хватает небесной силы, дети были еще не готовы.
– Про дедушкину смерть не говорим?
– Давай не будем, выиграем время.
На том они и решили. Второпях прибежали они на раздачу, получили свои лепешки и сыр, и только было двинули обратно, как встретили Альму. В этот раз без яркой одежды, в обычном для калахасок сером до колена платье, увидев их, она им кротко и в то же время величественно улыбнулась.
– Как Яра самочувствие?
– Все так же, – взял на себя бремя вранья Талик.
Шенне согласно закивала.
«Теперь, похоже, лгать придется постоянно, – подумала тогда девочка. – Пусть так, но врать ему не буду все равно!»
– И хорошо, бегите, – погладив обоих по макушке, отпустила их Альма.
Вернувшись, они продолжили сбор отрывающихся в небеса листочков. Казалось, что за время их отсутствия мало что изменилось. Тело Яра все еще было застлано серыми листиками, проплешин между ними почти не было видно, так что невозможно было понять, как много их еще у него осталось.
Талик сосредоточенно пытался не упустить ни одного листка, используя как дар Матика, так и перемещая свои с Шенне тела. Попутно, дабы та не успевала грустить, он рассказывал девочке о происходящем.
– С тобою рядом, чуть левее сдвинься, – указывал он пальцем на место, где серый листок приближался к потоку-кольцу.
Так продолжалось до вечера, пока не вернулся с обхода больных Таймур. Обычно, как и многие другие калахасцы, он шел сразу на ужин и уже потом вместе с семьей возвращался домой. Однако в этот раз что-то, возможно, тусклая надежда на выздоровление отца, заставило его вернуться заранее.
– Что происходит? – застав двоих сидящими по разные стороны у кушетки Яра Каира, спросил он.
– Ах! – вспрыгнула со своего места Шенне, напугавшись его неожиданным появлением. – Папа, деда умер, – она быстро взяла себя в руки, опустила глаза и вновь присела на кушетку.
Талик замер напротив, продолжая безмолвно выцеливать очередной листок.
– Давно?! – казалось, Таймур не только сильно расстроился, но и разозлился.
– Да нет, не очень, – снова солгала девочка.
– А ты зачем здесь?! – рявкнул он на Талика.
– Э… – растерялся мальчик.
– Он чтоб мне страшно не было, – попыталась вмешаться девочка с новой ложью.
– Уйди, Талик!
– Но папа!
– Я сказал! – еще сильнее повысил тот голос.
Мальчику ничего не оставалось, как вновь подчиниться взрослой воле.
В тот вечер Шенне почувствовала, что в сердце ее что-то очень сильно переменилось. Слепая обида, нанесенная ей отцом, резко контрастировала с тем бережным и честным отношением, которое она ощущала к себе со стороны Талика. Блеск непогрешимости отца как будто стал угасать, она вдруг стала подмечать его недостатки, коих ранее вовсе не видела. В тот вечер отец перестал быть для нее идеальным.
Таймур и Шенне покинули дом с последним ударом колокола. Альма с Таликом, как и в прежние дни, уже ожидали их с другой стороны.
Не боясь снискать осуждения со стороны отца, Шенне первой подошла к мальчику, взяла того за руку и повела в сторону площади. Родители последовали за ними.
– Я разузнал у мамы, тело Яра, – заговорил Талик, как убедился, что родители их не могут слышать, – сожгут сегодня или завтра в ночь.
– А от чего зависит?
– От того, как скоро смогут все с ним попрощаться. Все дети, братья, сестры и друзья.
– Что делать будем?
– Думать от плохого.
– Согласна. Надо убежать домой быстрей!
– Ага, и у меня еще одна идея…
За ужином Таймур известил старейшин о кончине Яра Каира, и одной из них – Яре Аржане – было поручено сказать прощальное слово. Обычно прощальные речи в общине были лишены пафоса, но в этот раз умер Яр, да еще и старый приятель этой самой Аржаны – пожилой, но сильной голосом и духом женщины.
Сначала Яра говорила о сотнях лун, в течение которых Яр Каир был надежным защитником Калахаси, о совершенном им подвиге, когда тот в одиночку справился с шестью не пойми откуда взявшимися разбойниками. Затем о преданности Яра общине. Оказалось, что за всю его жизнь Яр ни разу не был наказан Советом и не нарушил ни единого положения устава. Завершила же старейшина надеждой, что душа Яра Каира возродится в его потомках.
– Не будем же печалиться, родные, – прогремела она. – Яр, отдыхай!
– Яр, отдыхай! – дружно поддержала ее толпа.
После Таймуру был передан горшочек с ароматным маслом для совершения обряда сожжения, а слово взял Яр Минжур.
– Сказать о том хочу, родные, – не в пример Яре хриплым и старческим голосом начал тот, – что есть у нас теперь одна беда. Была она и раньше, но теперь… становится все более грозящей. У нас всего теперь три воина толковых. И это очень мало! М-да… Едва ли с воинством таким… удастся выдержать набег нам.
Народ беспокойно зашумел.
– Спустя пять дней начнется Праздник молодых. Все, кто проявит склонность к боевым дарам, защитниками станут, и не важно… каков талант их будет в прочих всех делах.
Праздник молодых проводился в Калахаси каждые десять месяцев и по факту, как это нередко бывает, праздником не являлся. На мероприятие собирали всех подростков возрастом от ста восьмидесяти до ста девяноста месяцев, дабы в течение нескольких дней определить им подходящее ремесло. На выбор влияла не только расположенность детей к тем или иным небесным дарам, но и текущие нужды общины.
Однако Талик с Шенне были еще слишком молоды, чтобы думать о грядущем празднике, равно как о насущных проблемах поселения. Их первостепенной задачей было как можно скорее ускользнуть с общинного ужина. Они быстро закончили с похлебкой, уже набили рты оставшейся после нее ржаной булкой и теперь только ждали удобного случая. Тот представился, когда к Таймуру с Дафной один за другим стали подходить калахасцы, предупреждая о скором своем визите.
Талик кивнул девочке, и та, незаметно забравшись под стол, вынырнула с обратной его стороны.
– Скорее выводи нас, – шепнул ей Талик, среди множества змеек-вихрей, летающих вокруг ужинающих калахасцев, неспособный понять нужное направление.
Шенне схватила его за руку и увлекла вдоль рядов. В считаные минуты они домчали до дома и заняли свои прежние места возле тела Яра.
– Так в чем твой план?
– Пригнись, – мальчик почти вплотную прислонил свою правую щеку к мертвецу.
Правая сторона потока между ними погрузилась в слой «листиков души» Яра Каира и уже сама стала высасывать из него слабо держащиеся листки.
Мальчику было сложно оценить собранный таким образом урожай, но вскоре в дальней от Яра половинке потока движение листиков сильно ускорилось. Как будто они с Шенне были сообщающимися сосудами, в каждом из которых объем серых листочков неизбежно должен быть одинаковым.
– И повторяй за мной.
Талик стал медленно сдвигать шею вглубь кушетки, позволяя потоку высасывать некрепкие листики дальше по ширине тела.
– Все, больше не идет, – вскоре заключил он, увидев, что скорость потока в противоположной его части пришла в норму.
– Мы много взяли?
– Кажется, немало, – оценил Талик многочисленные появившиеся проплешины в покрывале из серых листьев.
Еще одним свидетельством успеха были распухшие вокруг них коконы вихрей-змеек – их радиус увеличился с прежних тридцати до примерно пятидесяти сантиметров.
– Побудь со мной, пока все не пришли, – тихо попросила девочка. – Одной не по себе совсем и как-то грустно…
– Да, хорошо, Шенне, – Талик и сам не хотел уходить. – И, к слову, даже без меня, когда ты будешь к Яру подходить, то несколько листочков, вероятно… войдут в поток.
Мальчик был уверен, что если он будет дома, а Шенне будет у изголовья кровати, какая-то часть потока окажется прямо над телом Яра и сможет зацепить еще несколько «частичек души», особенно если поток окажется близко к плоти.
– Да, так и сделаю, – устало, но с чувством удовлетворения от выполненной задачи смотрела на него девочка.
– Тебе нехорошо?
– Нормально, – слегка скривилась она. – Мне противно просто.
– А отчего?
– Не знаю, – отмахнулась Шенне. – От суеты, от смерти, от обиды. Все разом, – глаза ее вмиг стали влажными.
Тогда Талик подошел к ней, обеими ладонями от лба к ушам разгладил ее волосы, чуть наклонил ее лицо и, едва касаясь, поцеловал в губы, а затем прижал ее голову к своей груди. Сделал он это не думая и совсем без волнения, поскольку уже ничуть не страшился отказа или негодования с ее стороны.
– Крепись, Шенне. А завтра все обсудим. Если захочешь…
Вскоре пришли взрослые, и мальчик, не дожидаясь их появления на веранде, ушел через огороды, не желая в тот день еще раз попасться Таймуру на глаза.
Поочередно гости, среди которых были дети Яра Каира, их семьи, но больше его товарищи по службе, друзья и старейшины, подходили к телу Яра, дабы прошептать над ним напутственные слова. Калахасцы верили в жизнь после смерти, за которой должно было следовать перерождение души в ином теле.
Шенне отвели в сторонку, не оставив никакой возможности оказаться у изголовья. Однако девочка, обнаружив в себе недюжинную целеустремленность, вместо этого стала бродить по двору, наиболее часто топча те тропинки, что, по ее мнению, должны были расположить поток серых листиков между ней и Таликом под требуемым углом.
Ближе к полуночи тело Яра было отнесено на дальний край их двора, положено на поленья, полито полученным от Совета маслом и без лишних слов предано огню. Шенне стояла рядом с мамой, наблюдая, как огонь пожирает мертвое тело.
– Давай же отойдем туда, – потянула она в сторону маму, дабы воображаемый ею поток листочков оказался над костром.
Если бы Талик был с ней, он бы увидел, как серые «листики души» Яра Каира кучными косяками, словно поднятые сильным ветром, отрываются от тела Яра и устремляются ввысь.
«Спасибо, дедушка, – поблагодарила про себя Шенне, в суете целеустремленности так и не успевшая ощутить печали. – Прости, что не скорбела, как должна».
7. Чужие дары
Днем позже Шенне с Таликом наконец смогли собраться у их излюбленного ясеня. Девочке уже не хотелось обсуждать свое вчерашнее смятение – душа ее успокоилась, суета ушла, вернулась былая ясность мироощущения.
– Давай, Талик, в чем я была нехороша два дня последних? – начала первой она с уже обыденного для них разбора.
– Мне нечего сказать, Шенне. Тобой я всем доволен.
– И я тобой. Но кое-что хотела б рассказать. О недовольстве тоже, но уже другом.
Девочка подумала, что если расскажет ему о своей раздраженности поведением отца, это поможет им предотвратить подобные проступки уже со стороны Талика. По сути, это было нечто подобное обучению на чужих ошибках, о чем несколько в других выражениях она уже слышала от родителей и наставника Кальина.
– Конечно, говори. В чем дело?
– В папе, – начала девочка и тут же поняла, что правильные слова не идут в голову, не ложатся в привычную калахасскую полурифму, – вчера с тобой грубил, с утра сегодня маме… хотя вины совсем и не было ее.
– Расстроен смертью Яра?
– Так, конечно… вот только мы-то с мамой здесь при чем? Мы что, виновны в смерти деда? – разбуженная обида вмиг завела ее. – Или, быть может… мертвый дед важнее нас живых?
– Считаю, ты права, Шенне, – после непродолжительной паузы отозвался мальчик. – В центре его решений быть должны вы трое. А он о вас не думал, о своих печалях лишь.
– Все так, Талик. Но ты вот так не делай…
– Не буду, – кивнул он. – Я постараюсь, очень обещаю. Но если все ж такое допущу, то ты должна сказать о том мне сразу! Без всяких умолчаний и обид!
– Да будет так.
Довольные собой, продолжая держаться за руки, словно духовной связи между ними было недостаточно, дети замолчали.
– Талик, а что с нашей душой? Намного приросла она вчера?
– Удвоилась.
