Есть судьба: был просто Витебск,
ЗаШагал и стал – сказаньем.
Оставайтесь.
Не шагайте.
Тень свою оберегайте.
Не волчок придёт, а волк —
Будет белка и свисток…
«Дети мои – завязь моя…»
Сашеньке, Настеньке
Дети мои – завязь моя.
Логос.
Голос Лен.
Дети мои – «Зависть моя
К Богу» —
Гобелен.
Дети мои – древность моя,
Многость.
Травести.
Дети мои – ревность моя
К Богу.
Бог простит.
Дети мои – повесть моя
Слогом
Верным от «а» до «я».
Дети мои – помесь моя
С Богом,
Он от рая, от ада – я.
Дети мои – медь, серебрённая до черни, —
Дочери,
Каждая – в муках стих.
Дети мои – две самобранные скатерти —
Матери
Внуков моих.
27.10.96
«Лена, миленький мой, сохну!..»
Лена, миленький мой, сохну!
С тщетами к дождю,
Сажей, поглотившей охру,
Лена, сохну,
А не просто жду.
Лена, миленький мой, гасну!
С тщетами к огню,
Непроизнесённой гласной,
Лена, гасну,
А не просто сплю.
Лена, миленький мой, гибну!
Омут: мразь и гнусь!..
Флейтой, исполнявшей гимны,
Лена, гибну,
А не просто гнусь…
«В этом городе, как войдёшь, налево…»
В этом городе, как войдёшь, налево,
Между бывшей дворницкой и приёмкой в стирку белья
Жили два привидения, незатейливых привидения,
Одно – в белых звёздочках – ты,
И без звёздочек, просто белое – я.
Были созданы друг для друга
В одном городе, в одно время,
Но проходили сквозь и мимо друг друга,
Как привидения.
Были сцеплены Провидением
Такая белозвёздная ты и такой беззвёздный я,
Но думали друг о друге только:
«Ах, какое мне было видение —
Точь-в-точь такое же привидение, как и я!..»
Плакали, даже невстреченности рады,
Сидя на одной скамье,
Где обычно отдыхало привидение-весна,
Ты, незаметная, занималась астрофизикой сада,
Я, невидимый, геометрией сна.
А в этом городе, по моим наблюдениям,
И по наблюдениям моей белозвёздной заодно,
Все-все знали про два влюблённых привидения
И даже, счастливые, видели какое-то одно.
И только мы, созданные друг для друга,
В одном городе, в одно полувечное время
Всё проходили и проходили сквозь и мимо друг друга,
Как привидения…
«Нет, не вспомню твоё лицо…»
Нет, не вспомню твоё лицо.
Помню – мятный луг – губы пахли.
Помню, средь тишины, птенцом,
Оступившимся в бездну, ах-нула…
Как украдкой звала меня —
Голос помню рисковожалкий.
Помню, холод во мне кляня,
Вдруг шептала ты жарко: «Жарко!»
Помню, как проклинала ночь,
Как последней щепоткой силы
Ты с надрывом бросала: «Прочь!»
А потом на коленях: «Милый!..»
Как рассветом с девичьих глаз
Грубо женские слёзы смахивал…
Уж не вспомню лица сейчас,
Помню – мятый луг – слёзы пахли…
«Я знаю тыщу нежных фраз…»
Я знаю тыщу нежных фраз,
Да что с того? Ведь в трудный час
Нам не словами от обиды заслонять ся.
На сколько бед один ответ?
Одна любовь – на сколько лет?
И сколько сил, чтоб над обманами подняться?
Нет, любовь не та, что зимой чиста,
И любовь не та, что весной в цветах,
Вот если осенью и в дождь
Её над грязью пронесёшь
И не запачкаешь – тогда любовь поймёшь.
Как ни старался, я не смог
Вместить всё нужное меж строк —
Не утерпел, не удержался, встрепенулся!
Когда ж я спел, какой-то пёс
На всё пропетое донёс,
А кто недавно жадно слушал – отвернулся.
Эх, не те друзья, с кем не пить нельзя,
И не те друзья, что ползут в князья,
Друзья те, когда ведут
Через толпу на Страшный Суд
И все молчат. Друзья кричат: «Мы тут!»
Непониманье, как стена.
Невиноватая вина
И на весах судьбы неровное качанье.
И знаешь – некуда спешить,
И знаешь – может оглушить
Пустой квартиры непривычное молчанье.
Ведь не та жена, что стране нужна,
И не та жена, что наряжена,
Только та жена,
Что с тобой нежна,
Когда грудь в ножах, сердце в скважинах…
«В тебе ростки моей беды…»
В тебе ростки моей беды,
Я поливаю их любовью,
И рушат душу казановью
Его труды.
Во мне угли твоей любви.
Ты заливаешь их слезами,
Пожар взметнул крыло и – замер,
Увы…
